Статьи Андрея Пауля о двойных стандартах современной медиевистики при изучении славянских древностей на Балтике, заслоняемых выдуманным образом бесстрашного викинга-скандинава как руководящей и направляющей силы, напомнили мне о дискуссии, развернувшейся в связи с моей статьей «История опускает шлагбаум на пути драккаров».
Данная дискуссия являет собой яркий до комичности пример того, как происходят манипуляции археологическими данными в «подтверждение» плавания скандинавов по русским рекам и, соответственно, подтверждения норманистской концепции о вкладе «скандинавов в установление контроля над Балтийско-Волжским торговым путём, открытие и функционирование которого являлось, согласно уверениям норманистов, результатом деятельности скандинавских купцов и воинов. Именно благодаря этому, по мнению норманистов, консолидировалась обширная восточноевропейская территория, на которой в середине IX в. возникло первое раннегосударственное образование» (Мельникова Е.А. Скандинавы на Балтийско-Волжском пути в IX-X веках // Древняя Русь и Скандинавия. Избранные труды. М., 2011. С. 433-442).
Согласно данным подводной археологии, исследующей останки судов и реконструирующей технические возможности этих судов в минувшие эпохи, в Швеции не были обнаружены суда, пригодные для дальних заморских экспедиций. Выше, например, фото одного из наиболее сохранившихся экземпляров – шведская ладья из Орби (область Упсалы или Средней Швеции), датируется викингским периодом, т.е. IX – перв. пол. XI вв., хранится в стокгольмском Историческом музее. Cуда же, обнаруженные в Дании и Норвегии, были хороши для морских экспедиций, но не годились для плавания по восточноевропейским рекам с порогами и волоками.
После публикации статьи поступил комментарий от одного читателя, призывавшего всех обратить внимание на следующий факт: Останки морского судна были найдены в Ростове (Ярославская обл.). Но по останкам этого судна невозможно определить принадлежало ли оно скандинавам или западным славянам. См.: Леонтьев А.Е. Ладейные шпангоуты Х в. из Ростова. Эта находка доказывает возможность путешествия из Балтики до Каспийского моря на морских судах (конечно, с разрешения русских князей) – так категорично заканчивалось сообщение читателя.
Для того чтобы внести ясность в этот комментарий, я обратилась к эксперту по вопросам подводной археологии и судового дела, кандидату технических наук Андрею Васильевичу Лукошкову.
А.В. Лукошков подтвердил, что он знаком с публикацией А.Е. Леонтьева, но указал, что была опубликована и его более подробная статья в Трудах ГИМ (выпуск № 111, 1999 г.). В этой статье были приведены также чертежи упомянутых шпангоутов. И вывод А.В. Лукошкова был совершенно однозначным: шпангоуты не скандинавские! Не совпадает ни один из известных конструктивных признаков. Но чьи шпангоуты, пока неизвестно. Да это было и не суть важно! По мнению А.В. Лукошкова, шпангоуты не являлись деталями разобранного судна, приплывшего с Балтики, а наоборот – были неиспользованными заготовками для строительства местного судна.
Дело в том, что в них нет ни одного отверстия от гвоздей, нагелей или заклепок, как нет и никаких следов гибких связей, т.е. шпангоуты не были в деле. Непонятно и главное – были ли это незаконченные заготовки или готовые изделия, которые по каким-то причинам не были поставлены на судно? Если второе, то из чертежей следует, что обшивка была внахлест, но не так, как у скандинавов, а наоборот – верхняя доска крепилась изнутри нижней. Такая схема известна в Германии, но в 16-м веке. Поэтому, подвел итог А.В. Лукошков, нужны новые находки для того, чтобы сделать более точные выводы.
Ответ Андрея Васильевича ясно продемонстрировал, что решительные заявления читателя типа – Эта находка доказывает возможность путешествия из Балтики до Каспийского моря на морских судах.., – обнаруживали большой запас категоричности, но были напрочь лишены компетентности по обсуждаемому вопросу: названная находка не доказывала решительно ничего!
Но поскольку в позиции читателя сквозили легко узнаваемые стереотипы, я провела дополнительное расследование по злосчастным шпангоутам. Для начала представилось необходимым дать иллюстрацию этих шпангоутов, приводимую в числе археологических находок Ростовской земли, с подписью: «Детали варяжской ладьи, начало 11 века». Общеизвестно, что на языке единственно правильного учения, т.е. норманизма, «варяжское» есть синоним «скандинавского». Во всех норманистских текстах их всегда пишут рядышком: варяги (скандинавы). В подписи к приведенной иллюстрации скобочки скромно опущены, но суть от этого не меняется.
О каких «варяжских» ладьях может идти речь для древнерусского Ростова в XI в., с X в. бывшего одним из центров Ростово-Суздальской земли, можно догадаться, если посмотреть, что далее пишет Леонтьев (привожу, как это было процитировано читателем): Нет уверенности в том, что ладья была построена именно в Ростове: для озера суда такого класса не нужны, а создание большого корабля для далекого плавания при отсутствии кораблестроительных традиций кажется сомнительным. Более вероятно, что ладья принадлежала иноземным гостям («заморская ладья» «Русской Правды»). Известность Ростова подтверждает его упоминание в числе немногих русских городов в раннесредневековых скандинавских источниках. Широкие торговые связи края, по археологическим данным, сложились еще в IX в., в эпоху мери. Впоследствии попавшее в Ростов судно было разобрано: шпангоуты найдены на территории городской усадьбы в отдалении от озера.
Понятно, что д.и.н. А.Е. Леонтьев не является специалистом в области судостроения, что видно и из цитаты. Он строит свои рассуждения не на техническом анализе материала, а на отсылке к неким раннесредневековым (!) скандинавским источникам, в которых упоминается Ростов. Одного этого для него оказалось достаточно, чтобы два шпангоута, вернее, две заготовки для шпангоутов, превратить в «заморскую ладью», зачем-то разобранную в Ростове на части. Очень поучительно проследить «жизнеописание» этих шпангоутов в российской науке. Леонтьев ссылается в своих тезисах на результаты раскопок Н.Н. Воронина, который в 1955 г. раскопал эти шпангоуты и сразу «по физиономии наружности» определил их как скандинавские, что следует из ссылки на него Г.В. Глазыриной и Т.Н. Джаксон в сборнике о древнерусских городах: «…шпангоут судна скандинавского типа,.. найденный в Ростове в слое второй половины X в. (Воронин Н.Н. Отчет… л. 31)» – Древнерусские города в древнескандинавской письменности. М., 1987. С. 121.
Рассуждения Леонтьева об этих шпангоутах в тезисах конференции 1993 г. отмечены большей вдумчивостью: в Ростове ничего такого не могли построить «при отсутствии кораблестроительных традиций», в наличии имелись более простые, архаичные конструкции (писал бы уж прямо – «примитивные», зачем стесняться!) и пр. После такой уничижительной характеристики местных судостроительных традиций ничего другого автору не оставалось, как бросить взыскующий взгляд на Балтику, а там, ясно-понятно, только викинги! (А встречался ли Вам норманист, который на Балтике умудрился увидеть кого-либо другого, кроме викингов?!) Правда, хронологию ему пришлось немного подправить: рубеж X-XI вв., но в заголовке статьи остается X в. Вторая половина X в. была и исходной датировкой Воронина. Норманисты бьются за каждое десятилетие для удревнения миражных «походов» скандинавов в Восточную Европу и для удержания своих мифов хотя бы «на плаву».
Но главный аргумент Леонтьева, разумеется, «раннесредневековые скандинавские источники». Насколько известно, скандинавскими источниками, где упоминается Ростов, являются:
Во-первых, географическое сочинение под условным названием «Какие земли лежат в мире». Этот трактат входит в компиляцию древнеисландских произведений, известную под названием «Книги Хаука» и записанную, по датировке Ф. Йоунссона, в 1323-1329 гг. Однако Е.А. Мельникова полагает, что именно этот текст был записан ранее, во второй половине XIII – начале XIV вв. Как уже сказано, норманисты бьются за каждое десятилетие! Вот отрывок из него: «В том государстве есть та (часть), которая зовется Руссия… Там есть такие главные города: Moramar. Rostofa. Surdalar. Holmgarðr. Syrnes. Gaðar. Palteskia. Kænugarðr».
Во-вторых, «Сага об Одде-Стреле», которая относится к сагам о древних временах и была создана в конце XIII – начале XIV вв. Наиболее ранняя датировка: между 1265-1275 гг. Древнейшая рукопись хранится в Королевской библиотеке в Стокгольме – начало XIV в.: «…Радстав звался конунг и там, где он правил, (земля) называлась Радстова..)».
Как из этих источников можно извлечь подтверждение «теориям» норманистов о плавании «викингов» по Балтийско-Волжскому пути?! По-моему, ничего подобного «в волнах не видно»! Кто станет утверждать, что географические сочинения должны были обязательно базироваться на опыте собственных путешествий, а не заимствовали материал из других географических источников? Да, к тому же, обратите внимание на хронологию: источники создавались на рубеже XIII-XIV вв. – с какой стати это раннее средневековье?! Шпангоуты же датируются XI в., однако, все вместе это каким-то образом призвано доказать плавания скандинавов по Балтийско-Волжскому пути в X веке.
Вот перед нами простенькая технология лепки мифа о скандинавах на Балтийско-Волжском пути буквально из ничего, из любого хлама. То, что за этот миф держатся, подтверждается подписью к приведенной выше иллюстрации, где данные шпангоуты представлены, как «детали варяжской ладьи». А кто у норманистов варяги? Или, может, в Ростове признали варягов с Южной Балтии?
Помимо этого, представленные фрагменты дискуссии – наглядный пример того, как норманистские мифы просто-напросто промывают мозги широким читательским слоям. Читатель Переформата привёл статью далеко не первой молодости, выводы которой, тем не менее, он не подвергал сомнению и с размаху выступил с категоричным выводом о том, что описанные в статье шпангоуты доказывают «возможность путешествия из Балтики до Каспийского моря». Я же привела в качестве аргументации выводы специалиста – инженера, из которых ясно, что эти шпангоуты не могут что-либо доказывать, поскольку они не были в деле! Бог весть, зачем их выстругали: может, молодых мастеров поучить, а может, какую-нибудь новую конструкцию обмозговывали, а потом отбросили, как ненужный хлам.
Что же касается до плаваний из Балтики до Каспия, то древние русы осуществляли эти плавания со времен седой старины. Как эти плавания проходили, на каких судах, необходимо тщательным и профессиональным образом исследовать. Повторяю, профессиональным, а не норманистским! Но пока держится миф о плавании скандинавов по Балтийско-Волжскому пути, вернуть эту часть древнерусской истории будет нелегко. Норманистский же миф держится за счет манипулирования фактами, в большой степени, за счет манипулирования археологическими данными, и одним из примеров тому является приведенная история с ладейными шпангоутами из Ростова, якобы представлявшими из себя детали разобранной «заморской ладьи» «скандинавского типа».
Но несмотря на противодействие норманистов, реальные знания пробивают себе путь в науку. Благодаря, например, выводам специалистов в области подводной археологии теперь известно, что специфика восточноевропейской гидросистемы требовала соответствующих специфических судов, которые могли создавать только жители – насельники тех мест, а ими были древние русы и арии, мигрировавшие на Русскую равнину около 5000 лет тому назад, и соответственно, с III-II тыс. до н.э. осваивавшие восточноевропейские реки. Этот древнейший опыт и сохранялся в русской традиции в течение веков и фактически был одним из стимулов для объединительных политических процессов.
Приведу небольшой отрывок из статьи А.В. Лукошкова, который показывает, что судоходство по восточноевропейским рекам и древнерусская государственность, действительно, имеют особую связь, но скандинавы здесь ни при чем.
Термин «струг»… речь идет о судах, изготовленных из цельных стволов деревьев методом выстругивания внутренней части древесины. При этом толщина стенок доводилась до 10-20 мм, что позволяло разводить их под воздействием горячей воды и пара в стороны, создавая широкий, плоскодонный и герметичный корпус.
В русских источниках и языке доски именовались «нашивами», «ошивами» или «ошивинами»… Низкие борта струга наращивались вверх досками, которые, судя по находкам останков стругов, нашивались к основе с помощью гибких корней. Форма разведенной основы фиксировалась легкими шпангоутами, которые в русском языке именовались «опругами»… [далее проводится отождествление стругов и древних моноксилов из византийских источников]… И струги, и «моноксилы» отличались от других типов судов возможностью их переноса по суше на большие расстояния. Достигалось это малой толщиной днища, бортов и нашивных досок. …достигнув порогов, русы максимально облегчали крупные моноксилы, снимая с них ошивины и «перешвы»… струги имели короткий жизненный цикл. Моноксилы, согласно тексту Порфирогенета, строились на один сезон, а точнее, на один рейс – до Царьграда и обратно.
Подобную же практику мы наблюдаем и при организации казачьих походов в XVI-XVII вв. …Причина заключалась все в той же малой толщине струговых труб, которые в ходе плавания и при зимнем хранении на берегу шли трещинами в зонах изгибных напряжений. Если на небольших речных стругах, подобных найденному в Великом Новгороде, этот дефект можно было устранить ремонтом, то морские струги, которые должны были выдерживать плавание и удары в открытом море, без сомнения подлежали утилизации и полной замене… Весь комплекс имеющихся на сегодня материалов позволяет уверенно отождествлять «моноксилы» древних росов именно с нашивными стругами. Но такое отождествление дает возможность сделать один важный вывод, выходящий за рамки вопроса о конструкции древнерусских судов. А именно – использование бескилевых плоскодонных стругов в качестве основного типа кораблей флота древних росов однозначно доказывает, что эти живущие в Киеве росы не были скандинавами… Ведь в VIII-X вв. ни в одном из скандинавских государств …строительство распаренных судов не практиковалось. Нет ни малейшего сомнения в том, что такие суда были чисто славянским изобретением, распространенным на всех, занятых славянскими племенами землях Центральной и Восточной Европы.
Отождествление древних «моноксилов» с нашивными стругами… позволяет также получить представление о методах и необходимых сроках подготовки флотилий для похода. …Обработка – выстругивание и распаривание – струговых труб можно вести только весной – в теплое время, поскольку зимой замерзшая внутри ствола влага ведет к порче тонких стенок. …изготовление струга с нашивами требовало наличия не только струговой трубы, длинномерных досок, штевней, перешив, щегол и райн, но и снабжения мастеров другими расходными и комплектующими материалами. В первую очередь, это смола. …Также была необходима пакля для конопатки, кованые гвозди для крепления наиболее важных узлов, скобы и планки для ластовых уплотнений швов, вица для крепления нашивин, канаты и веревки (ужи) для фиксации мачт, управления реями и спуска якоря, а также сами якоря – скорее всего это были четырех- или пятилапые «котвы». Вполне возможно, что в комплектацию древних стругов входил и «луб» – тонкая дранка, которая использовалась для покрытия корпуса сверху от дождя и брызг…
В любом случае ясно, что, помимо основных деталей корпуса, оснащение струга-моноксила требовало доставки множества других грузов. Причем, учитывая низкую плотность населения и низкую производительность работ, сбор этих материалов и комплектующих должен был производиться с очень больших территорий и занимал длительное время (подчеркнуто мной – Л.Г.). Кроме того, для строительства судов нужно было иметь довольно большой контингент мастеров разных специальностей. Так, для изготовления 200 стругов в 1656 г. потребовалось привезти на реку Касплю 180 плотников с Оки, 1000 рабочих из Новгородской чети и 50 кузнецов из Москвы.
Таким образом, подготовка и торгового каравана на Царьград и, тем более, военного похода были длительным процессом, занимавшим 50-60 дней и требовавшим наличия механизма управления и координации на довольно больших пространствах (подчеркнуто мной – Л.Г.). Очевидно, что каждое плавание и поход планировались и готовились заранее… (Лукошков А.В. Флот Древней Руси в плаваниях на Константинополь: находки и реконструкции // Начала Русского мира. Спб., 2011. С. 208-217).
Замечательный анализ, который показывает, что освоение восточноевропейских рек древними русами потребовало развития особого типа флота – судов «односезонного» пользования, которые требовали обновления каждый год. А для организации и координации этими объемными работами требовалось создание особой организации для регулирования социально-политической жизнью древнерусского общества.
Таким образом, необходимость эксплуатации восточноевропейской гидросистемы была одним из факторов, стимулировавших создание института верховной власти у русов как координатора работ по созданию типа судов «односезонного» пользования. Но все эти процессы были естественным результатом внутреннего исторического развития восточноевропейских земель после миграций туда носителей рода R1a. И их истоки древнее не только шведской прибрежной полосы Рослагена, но и большей части всего скандинавского полуострова, поскольку в источниках сохранились сведения о том, что система волоков функционировала в Восточной Европе со II тыс. до н.э. Вот еще немного информации к размышлению.
Диодор Сицилийский (вторая половина I в. до н.э.) в рассказах о Скифии и Кавказе приводил следующие известия: «Не малое число как древних, так и позднейших писателей (между ними и Тимэй) рассказывают, что когда Аргонавты после похищения руна узнали, что Эит своим кораблями занял устье Понта, то совершили удивительный и достопамятный подвиг: проплывши вверх по реке Танаиду до его истоков и перетащивши в одном месте корабль по суше, они уже по другой реке, впадающей в Океан, спустились к морю и проплыли от севера к западу, имея сушу по левую руку; очутившись недалеко от Гадир, они вступили в наше море…» (Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о скифах и Кавказе. Т.1. Греческие писатели. – СПб., 1890. С. 468-469).
Эти известия повторяются в рассказе Антония Диогена (вероятно, I в. н.э.): «В рассказ вводится некто по имени Диний, из любознательности отправившийся путешествовать из отечества вместе с сыном своим Димохаром. Через Понт и затем от Каспийского и Ирканского моря они прибыли к так называемым Рипэйским горам и устью реки Танаида, затем вследствие сильной стужи повернули к Скифскому океану, достигли даже Восточного океана и очутились у восхода солнца, а оттуда объехали кругом внешнее море в течение долгого времени и среди разнообразных приключений… Они прибыли и на остров Фулу и здесь на время остановились в своих странствиях» (Там же, С. 509).
По первому фрагменту из рассказа Диодора Сицилийского можно напомнить, что события мифа об аргонавтах происходят за одно поколение до Троянской войны. А Троянская война, согласно Эратосфену, могла датироваться 1193-1183 гг. до н.э. Рассказ Антония Диогена относится к более поздним временам (у меня нет точной датировки). Оба рассказа показывают, что восточноевропейские водные пути, знания о трансгрессиях и регрессиях уровня водоемов, происходившими в различные периоды, переходы и волоки были освоены древними русами по всему восточноевропейскому пространству с юга на север и функционировали с глубокой древности. Контакты греческого мира с Восточной Европой, наверняка, стимулировались торговой активностью восточноевропейского населения, подтверждаемой имеющимися археологическими материалами: памятники греческой культуры периода 800-500 гг. до н.э. найдены в бассейне Камы вплоть до Урала.
Восточноевропейским населением этой эпохи, выступавшим торговыми партнерами древнегреческих полисов, могли быть только древние русы и та часть ариев, которая осталась в Восточной Европе после миграций основной массы ариев, начавшейся примерно 4500 лет тому назад. Так легендарные арии ушли на юг, через Кавказ в Месопотамию, на Ближний Восток (митаннийские арии) и Аравийский полуостров; часть ариев ушла на юго-восток, в Среднюю Азию и далее, через 500 лет, то есть примерно 3500 лет назад достигла Иранского плато (авестийские арии) и т.д. (см. авторские колонки специалистов по ДНК-генеалогии А.А. Клёсова и И.Л. Рожанского).
Поэтому, как подчеркивает А.А. Клёсов, «славяне», «арии», «скифы» – это, в своей основе, одни и те же люди, но разных исторических эпох. От себя к этому перечню имен добавлю и имя древних русов. Все перечисленные носители имен связаны прямой наследственностью, во всяком случае, в рамках гаплогруппы R1a или в рамках рода R1a. А других ариев или скифов пока не нашли, в том числе и при рассмотрении ископаемых ДНК. У всех мужчин – одна и так же Y-хромосома, один и тот же род, коих в мире насчитывается как минимум несколько десятков.
Одним из таких родов является, в частности, гаплогруппа N1c1 – предки финно-угров и балтов, вышедшие из Южной Сибири и по северной географической дуге прошедшие через Северный Урал в Восточную Европу. Они пришли в Восточную Европу примерно 2500 лет тому назад и примерно 2000 лет назад разошлись как две ветви одного рода, т.е. как финно-угры и как южные балты (подробнее см. здесь).
Следовательно, когда Прикамье уже во всю торговало с древнегреческими полисами, предки будущих финно-угров и балтов еще не начали проникать из-за Урала в Восточную Европу, уже пару тысячелетий осваиваемую древними русами и ариями. Поэтому знатоками и пользователями восточноевропейских рек могли быть только древние русы и арии, переселившиеся на Русскую равнину около 4900 лет тому назад. Только благодаря контактам с ними выходцы из древнегреческих земель могли осуществлять плавания по древнерусским рекам. Во-первых, для этого и в глубокой древности требовались суда, приспособленные к волокам и порогам, а во-вторых, требовалось элементарное знание транспортных маршрутов, и этим знанием обладали только местные жители.
В пояснение сказанного я люблю приводить отрывок из «Уральских сказов» П.П. Бажова («Ермаковы лебеди»), где отразилась приведенная мысль о том, что обладание навыками речного судоходства создается вековым опытом самих приречных жителей.
Так, говоришь, из донских казаков Ермак был? Приплыл в наши края и сразу в сибирскую сторону дорогу нашёл? Куда никто из наших не бывал, туда он со всем войском по рекам проплыл?
Ловко бы так-то! Сел на Каме, попотел на вёслах, да и выбрался на Туру, а там гуляй по сибирским рекам, куда тебе любо. По Иртышу-то вон, сказывают, до самого Китаю плыви – не тряхнёт!
На словах-то вовсе легко, а попробуй на деле – не то запоешь! До первого разводья доплыл, тут тебе и спотычка. Столбов не поставлено и на воде не написано: то ли тут протока, то ли старица подошла, то ли другая река выпала. Вот и гадай, – направо плыть али налево правиться? У куличков береговых небось не спросишь и по солнышку не смекнешь, потому – у всякой реки свои петли да загибы и никак их не угадаешь.
Нет, друг, не думай, что по воде дорожка гладкая. На деле по незнакомой реке плыть похитрее будет, чем по самому дикому лесу пробираться. Главная причина – приметок нет, да и не сам идёшь, а река тебя ведёт. Коли ты вперёд её пути не узнал, так только себя и других намаешь, а можешь и вовсе с головами загубить (Бажов П.П. Уральские сказы. М., 1987. С. 240).
Но содействие древних русов в пользовании речной и морской гидросистемами выходцам из других стран, наблюдаемое в древности, в эпоху после Р.Х. явно сменилось на более жесткий контроль. Около первой половины I тысячелетия с востока пошли миграции кочевых народов, началась бурная эпоха Великого переселения народов, сопровождаемая возникновением и исчезновением в Поволжье и в Причерноморских степях непрочных политий. Жизнь в Восточной Европе изменилась, изменилось и отношение к пришельцам, и надолго.
Небольшой иллюстрацией к высказанной мысли может послужить отрывок из моей статьи «История опускает шлагбаум на пути драккаров» – обсуждение этой статьи как раз и послужило поводом к данной публикации. Там я приводила рассуждения шведского исследователя в области морской археологии Эдберга о том, что скандинавы на Руси доплывали до Старой Ладоги, а потом шли пешком: «Самое вероятное, – рассуждает Эдберг, – было то, что скандинавы, которые продолжали путь от Старой Ладоги или Новгорода, выбирали путь по суше. Они шли пешком, на лошадях или в санях, пока не достигали водных потоков, где можно было идти под парусом. Затем обзаводились судами, которые соответствовали местным рекам и потому, как правило, плоскодонными (как обзаводились, замечу попутно, не поясняется)…». В связи с этим рассуждением я поставила вопрос, как зародилась сама мысль о том, что от Старой Ладоги не плыли, а шли?
В качестве разъяснения Эдберг отсылает к саге о Харальде Суровом. Харальд Суровый, – напоминает он, – двигался пешим путем от Киева до Старой Ладоги, и там сел на корабль. События происходили в 1044 и 1045 гг. Прочитав это, я призадумалась, поскольку никогда не обращала внимания на то, как Харальд добирался до Скандинавии. Служба в Константинополе, женитьба на Елизавете Ярославне – это всем известно, а вот каким транспортом он из Киева добирался?..
Посмотрела тексты саги. В саге сообщается: Весной Харальд отправился из Хольмгарда в Альдейгьюборг, там обзавелся кораблем и отплыл на всех парусах на запад, в 1044 г. он прибыл в Швецию. Вот в дополнение мой перевод соответствующего отрывка из саги о Харальде Суровом:
Когда Харальд прибыл в Хольмгорд, был он дружески принят королем Ярославом. Он оставался там всю зиму. Харальд получил все свое золото и многочисленные сокровища, которые он пересылал из Миклагорда. Богатство его было огромно. Никто в скандинавских странах до этого не видел, чтобы человек владел таким богатством. В бытность свою в Миклагорде Харальд трижды участвовал в «обирании» дворца. Всякий раз, как греческий король умирал, вэринги получали возможность заходить в дворцовые сокровищницы и забирать оттуда так много ценностей, сколько они в состоянии были унести в собственных руках.
В эту зиму король Ярослав выдал за Харальда свою дочь. Ее звали Елизавета, а скандинавы называли ее Эллисив. Об этом рассказывал Стюв Слепой. …Весной покинул он Хольмгорд и поехал в Альдейгьюборг, куда и добрался в течение весны. Там он обзавелся кораблем и летом, подняв паруса, взял курс на запад. Прежде всего, он отправился в Свеяланд (Svithiod) и добрался до Сигтуны.
Мой перевод сделан с текста саги, опубликованного на шведском языке, самого что ни на есть популярного характера, т.е. это текст, литературно стилизованный в соответствии со всеми стереотипами. Тем ценнее то, что осталось. Из текста, по-моему, даже слепому и напрочь лишенному аналитической способности должно быть понятно, что из Константинополя Харальд прибыл к Ярославу в Киев, поэтому все норманистские переводы исландских саг, где Хольмгорд или Хольмгард выдается исключительно за Новгород, можно ставить под сомнение. Ну, и далее Альдейгьюборг. Еще в упоминаемой здесь моей статье я отметила, что Альдейгьюборг из исландских саг ничего общего со Старой Ладогой не имеет и находится очень далеко от нее, совсем в другой стране. Но для более подробного раскрытия этого высказывания требовалось написать отдельную статью. Сделать мне это пока за занятостью не удалось. Но подумалось, что сейчас все-таки не будет лишним хотя бы пояснить, что я имела в виду.
В первых шведских переводах и публикациях текстов исландских саг, осуществлявшихся в XVII-XVIII вв., название Альдейгьюборг передавалось как Aldenoborg (например, в изданной в 1697 г. О. Верелием «Херварар-саге»). Следовательно, за весьма специфической передачей топонима на древнеисландском скрывался Стариград в Вагрии или современный Oldenburg (ранее Aldinborg/Aldinburg). И угадайте, кто первым отождествил Aldenoborg/Стариград со Старой Ладогой? Ну, кто же, как не Рудбек, работая по созданию новейшей версии восточноевропейской истории древнего периода, где русским не находилось места. Как конкретно эта Рудбекова мысль осваивалась норманизмом, необходимо написать подробнее. И это будет обязательно сделано, но позднее. А сейчас могу отослать к сочинению Г.Ф. Миллера «О происхождении имени и народа российского».
Кроме того, у В.Н. Татищева в комментариях на статью Байера приведено для «Альдейгьюборга» то же значение: «Алденгабург. Как их в разных и весьма отдаленных местех, так и разных изречений находится, яко Ильдеюбург, Алдеборг, Алдейбург. Имяна сии германского или норманского языков, значит стары град, что ни от сармат, ни о славян дано быть не могло, а старых градов везде много упоминается…» (Татищев В.Н. Собрание сочинений. М., 1994. Т. I. С. 229-230). Интересна в этой связи также и ссылка Татищева на Страленберга: «Страленберг из Гельмольда и Петра Дикмана на стр. 95, 191 и 192 сказует: «Славяня, оставя свою древнюю столицу Старый град, или Альденбург, вместо оного в Руси престол основали и оный Новгород имяновали» …И оные князи славенские, окончав мужское наследство Гостомыслом, варяжских князей Рюрика з братиею избрали, иже також в Ладоге жизнь окончал, которого княжением вторая часть Руской гистории начинается» (Там же. С. 340-341).
Я думаю, многим известно, сколько стараний приложили норманисты для того, чтобы вымучить название Ладоги сначала из финского языка, а потом доказать, что скандинавы восприняли его от финнов, а русские уже создали имя Ладога, услышав это исходно финское название в скандинавской интерпретации. Короче, очень похоже на манипуляции с именем Руси, но только наоборот: если название скандинавских гребцов-родсов славяне якобы услышали от финнов, от него и создав имя Русь, то в данном случае утверждается, что финское название реки Ладоги породило скандинавский топоним Aldeigja, а русские услышали это название от скандинавов и сумели переиначить его в Ладогу (Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. М.,1993. С. 244-245).
Узнаете тень Рудбека за этим нагромождением нелепостей: сначала на Северо-западе были финны и скандинавы, а русские появились здесь позже всех? Именно Рудбек первым стал отодвигать значение «Старая крепость», которое было понятно еще Татищеву и Страленбергу, но от которого один шаг до южнобалтийского Стариграда. Не котируется это значение и у современных норманистов. Тем забавнее было натолкнуться на него у современной шведской писательницы Катарины Ингельман-Сундберг в ее книге о викингах. Ингельман-Сундберг, не будучи профессиональным историком, явно не владела историографией вопроса относительно норманистских потуг отыскать сначала финское значение для Ладоги и только потом пристроить к нему скандинавское обличье. Поэтому, просматривая тексты исландских саг, она как носительница языка сразу же определила, что древнеисландское «Аldeigjuborg» в переводе на шведский означает «Den gamla borgen», т.е. «Старая крепость» (Ingelman-Sundberg, Catharina. Boken om vikingarna. Stockholm, 1998. S. 98).
Надеюсь, теперь понятно, где находился Aldeigjuborg/Aldenoborg исландских саг? Разумеется, более обстоятельная статья на эту тему необходима, и в ближайшем будущем я ее обязательно напишу. А до тех пор предлагаю читателям самим попробовать перечитать известные источники, где упоминается Aldeigjubor, и перенести их события в Стариград/Aldinborg. Содержание, наверняка, станет более логичным.
Можно начать прямо здесь. Для этого надо вернуться Харальду Суровому и перечитать сагу, исходя из предложенного прочтения. Уточненный вариант выглядит так: Харальд прибыл к великому князю Ярославу в Киев, перезимовал в Киеве и по весне отправился по суше до Стариграда, где и зафрахтовал судно. Таким образом, в средневековый период контроль русской великокняжеской власти за плаваниями чужеземцев по русским рекам был таковым, что он ограничивал эти плавания южным участком пути от Черного моря до Киева, но не далее.
Выводы. Плавания скандинавов по восточноевропейским рекам – рудбекианистский миф, никакого отношения к науке не имеющий. Эксплуатация гидросистемы Восточной Европы осуществлялась русами, начиная с тех древних времен, когда представители рода R1a мигрировали на Русскую равнину.
Специфика этой эксплуатации требовала раннего появления института верховной власти для координации работ по регулярному обновлению флота. Данный вывод подводит нас к вопросу о том, где искать древнейшие истоки русской государственности и не пора ли начать рассматривать их аналогично тому, как они рассматриваются в истории Древней Индии или в истории Древней Греции? История этих стран показывает, что длительный путь социально-политического развития не идет только по нарастающей, а имеет свои вершины и цезуры, когда делается шаг назад к более эгалитаризованным социально-политическим организациям (так называемый феномен «вторичной эглитаризации»), но через какое-то время вновь восстанавливается надлокальная централизация, общая идеология и соответствующие этому более сложные формы социополитической организации. В свете такой постановки вопроса летописные варяги выступают не столько создателями, сколько воссоздателями русской государственности – очередным этапом на пути длительной социополитической эволюции, а рудбекианистские мифы об особой роли скандинавов в этих процессах выглядят как полнейшая нелепость.
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке