Постоянный интерес и вопросы вызывает таинственный «остров русов», сообщения о котором можно встретить у многих арабо-персидских авторов X-XVII вв. Наиболее ранняя версия рассказа об острове русов известна из труда арабского географа, перса по происхождению, Умара Ибн Русте «Книга дорогих ценностей», составленного в 903–925 гг.: «Что касается русов (ар-русийа), то они – на острове, окруженном озером. Остров, на котором они живут, протяженностью три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр до того, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как она трясется из-за обилия влаги. У них есть царь, называемый хакан-рус. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются и забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают…
Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочей пушниной, которую они продают желающим… У них много городов, и живут он привольно. Гостям оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо, как и с теми, кто часто бывает у них, не позволяя никому из своих обижать или притеснять таких людей… [Русы] носят широкие шаровары, на каждые из которых идет по сто локтей материи. Надевая такие шаровары, собирают их в сборку у колен, к которым затем и привязывают».
Аналогичный рассказ в более сокращенной версии имеется у ал-Мукаддаси, завершившего свой труд в 966 году. Расширенная версия, включающая и известия о налоге, взимаемом царем русов с торговцев, встречается далее в труде Гардизи «Краса повествований», составленном в первой половине XI в., но по его сведениям, остров расположен в море, а число его жителей – 100 000 человек (такую же цифру называет и Мукаддаси).
Рассказ об острове русов повторяется в произведениях арабского ученого-энциклопедиста ал-Бакри (умер в 1094 г.), у ал-Марвази (жил в конце XI – начале XII), у Ахмеда Туси (XII в.), Наджиба Хамадани (XII в.), Мухаммада Ауфи (XIII в.), Мерверруди (XIII в.), Мирхонда (XV в.), Ибн Ийаса ал-Ханафи (1448-1524), ибн Шихаба (XV в.), Мухаммеда Катиба (XVII в.) и др. В анонимном персоязычном трактате «Пределы мира от востока к западу» («Худуд ал-алам мин ал-машрик ила-л-магриб»), датируемом 982 годом, т.е. очень близком по времени к рассказам Ибн Русте и ал-Мукаддаси, говорится уже не об острове, а о стране русов: «На восток от нее – гора печенегов, на юг – река Рута, на запад – славяне, на север – ненаселенный север… Царя их зовут хакан русов. Среди них есть группа славян, которая им служит. Они шьют шаровары приблизительно из 100 гязов холста, которые надевают и заворачивают выше колена. …Куйа.а – город русов, ближайший к мусульманам, приятное место и резиденция царя… Сла.а – приятный город, и из него, когда царит мир, ведется торговля со страной Булгар. Артаб – город, где убивают всякого чужестранца и откуда вывозят очень ценные клинки для мечей и мечи, которые можно согнуть вдвое, но, как только отводится рука, они принимают прежнюю форму».
Арабский историк ал-Магриби (1214-1274/1286 гг.), описывая страну на берегу реки Данашт/Днестр, сообщал, что эта река «течет на запад на расстояние, приблизительно равное месяцу [пути], затем поворачивает на восток и [там] между двумя ее рукавами находится протяженный и широкий остров, на котором много возделанных земель и городов… в этой секции находится один из известных портов – город Судак. Его населяют люди [различных] народностей и верований, но преобладают там исповедующие христианство… Напротив Судака, на южном побережье [моря] лежит город Синуб (Трапезунд – Л.Г.), известный порт… К востоку от него (Судака – Л.Г.) находится проход из вышеупомянутого моря Нитас (Черного моря – Л.Г.) в море Маниташ (Меотида или Азовское море – Л.Г.)… В этом море есть острова, населенные русами, и [поэтому] его также называют морем русов. Русы в настоящее время исповедуют христианскую веру… На западном берегу этой реки лежит Русийя – главный город русов. Русы – многочисленный народ, выделяющийся своей силой среди храбрейших народов Аллаха… На море Ниташ и Маниташ ему принадлежит множество неизвестных [нам] городов».
Как хорошо известно, в науке, начиная с публикации известия Ибн Русте в переводе Д.А. Хвольсона (1869 г.), предпринимались многочисленные попытки определения местонахождения «острова русов». Но эти попытки породили огромную литературу и многочисленные версии, однако, ни одна из версий не была принята как убедительная. А это верный признак того, что исходный пункт поисков был выбран неверно.
Приведенные отрывки из источников демонстрируют, что никакого единственного острова в них не выявляется: источники разных исторических периодов локализовали русов на разных островах – от острова с влажным нездоровым климатом (Ибн Русте и др.) до многих островов в Черном и Азовском морях. Нельзя упустить также упоминание острова где-то в излучине Днестра, обильного пахотной землей и городами. Помимо островов, в «Худуд ал- алам…», например, русы локализовались и на обширной материковой территории Восточной Европы, которую автор называл страной русов. Совершенно очевидно, что поиски какого-то единственного острова русов и должны были закончиться безрезультатно.
Поэтому начав исследовать какое-то время тому назад вопрос об острове русов, я избрала иной подход. Я тоже обратила внимание на то, что феномен острова, действительно, играл особую роль в древнерусской традиции. И для того, чтобы понять, почему восточные авторы с явным постоянством связывают русов с островом, я решила проследить истоки феномена острова в древнерусской традиции, т.е. начать всю историю с начала. И есть источники, которые помогли мне это сделать. Причем источники не восточные и не западные, а природные древнерусские. Это «Голубиная книга» и древнерусские заговоры.
Но прежде чем приступить к показу того, как я анализировала названные источники, считаю нужным оговорить некоторые категории, а именно, категорию носителей имен русов и категорию носителей имен славян, упоминаемых восточными авторами. Из приведенных отрывков совершенно очевидно, что для арабо-персидских географов и историков – это два этноимени.
Объяснение данному различию я даю на основе моей концепции о русах – насельниках в Восточной Европе с III тыс. до н.э. Моя концепция представлена в ряде публикаций на Переформате, а также – в только что вышедшей книге «Прерванная история русов: Соединяем разделенные эпохи» (М., 2013). На основе анализа исторической топонимики я показываю, что имя русов в Восточной Европе выявляется уже в период существования там индоевропейской общности и выделения из нее арийцев, что чаще всего датируется началом III тыс. до н.э. В своей аргументации я исхожу как из обилия восточноевропейских гидронимов с корнем рос/рус/рас, так и из того, что в русском языке и санскрите имеются соответствия, аналогичные, например, соответствию между литовским и санскритом. Реки с именами Рось/Русь во множестве сохранялись в древнерусской традиции, но сохранялись и слова с таким же корнем, связанные с водной стихией: роса и русалка, оросить/орошать, название водного источника как раса, руса, русеча, расина и др., русло и т.д. А в «Ригведе» сохранилось название северной реки Rasa, которую отождествляют с Волгой, но есть и слово rasa, которое означало «жидкость, сок, главную сущность», а в «Махабхарате» – «вода, питье, нектар, молоко», т.е. имело семантику, родственную с древнерусскими росами, расинами и пр.
На основе этого я пришла к выводу: русы и арии – два народа-современника, два родных «брата», имеющие одну предковую общность, но выделившиеся из нее, как два отдельных субъекта, каждый под своим именем, и прошедшие свой собственный путь в мировой истории: русы в большей своей части остались в Восточной Европе, после того, как арии ушли на восток и на юг. Совпадение названия страны, гидронима и этнонима – в нашем случае, в ареале между гидронимами на рос/рус/русь известна страна Русь и народ русы – является признаком исконного проживания народа на данной территории.1
Неоценимую помощь в подтверждении моей исторической концепции о русах – насельниках Восточной Европы и реконструкции начального периода древнерусской истории с III тыс. до н.э. мне оказали исследования проф. А.А. Клёсова по ДНК-генеалогии, согласно которым после ухода ариев на восток (ветвь R1a – L342.2) в Восточной Европе осталась ветвь гаплогруппы R1a – Z280, т.е. центрально-евразийская ветвь R1a, к которой относится большинство современных этнических русских.2
Иначе говоря, русские имеют с ариями одних и тех же предков, которые с распадом индоевропейской общности в течение II тыс. до н.э. разошлись, как расходятся братья одного отца. Миграции – неотъемлемая часть истории народов. И с какого-то времени часть населения Восточно-Европейской равнины, где самым крупным народом были русы, поскольку это имя просматривается по всей ее территории, опять пришла в движение и двинулась на запад, на Балканы, в Придунавье и далее. Ушли носители имени сербов и хорват, ушла часть волжских булгар и многие другие. Некоторые из них на новых землях соединились в общность, которая назвала себя славяне. Эта общность создала мощный и богатый язык, который постепенно получил распространение в Центральной и Восточной Европе, обновив более древние индоевропейские языки в этих землях. Начало этого процесса датируется V-VII вв. В историографии его обычно называют расселением славян. В культурно-языковом аспекте представители новой славянской семьи языков должны были отличаться от древних русов Восточной Европы, но будучи связанными древней предковой связью с Восточной Европой, с точки зрения ДНК-генеалогии они принадлежали к одному роду с древними русами.
Однако в исторической науке изучение истории субъекта начинается с того момента, когда субъект появляется под своим именем. Первые упоминания в письменных источниках общности под именем славяне, как известно, фиксируется с VI в. н.э. Правда, обычно оговаривается, что точно неизвестно, когда это имя появилось как самоназвание, возможно, и раньше VI в. Но как бы то ни было, в VI веке в исторических источниках имя славян связывается либо с Балканами и Подунавьем, либо с южнобалтийским побережьем. Например, известен рассказ византийского историка и писателя Феофилакта Симокатты (нач. VII в.) о том, что в 591 г. людьми императора Маврикия (582-602) были захвачены три мужа, которые рассказали, что они родом славины и что живут они у оконечности западного Океана, откуда они прибыли, чтобы уведомить хагана авар о невозможности прислать ему запрашиваемую военную помощь ввиду слишком большой отдаленности из страны. Эти же сведения приводит и византийский летописец Феофан (760-818).3
С расселением славян в Восточной Европе связывают пражскую, корчакскую, пеньковскую, колочинскую археологические культуры V-VII вв. При этом до сих пор уверяется, что расселение славян проходило среди финно-угорских и балтских племен. Надеюсь, представители науки когда-нибудь обратят внимание на то, что «балты» как племена – это химера, поскольку этнонима балты в Восточной Европе нет, а есть этноним русы. Балты же – умозрительный лингвистический термин, придуманный в середине XIX в. для этимологизации восточноевропейской топонимики, не поддающейся истолкованию из финно-угорских языков. Поскольку в науке потеряли древних русов – насельников Восточной Европы, то придумали умозрительных в Восточной Европе балтов.
Что же касается восточноевропейского языкового субстрата, то его составляли не финно-угорские языки, а язык представителей индоевропейской языковой семьи, имя которых через историческую топонимику реконструируется как русы. И вот среди этого древнерусского субстрата расселялись носители финно-угорских языков, придя в Восточную Европу приблизительно на тысячу лет позднее, согласно данным ДНК-генеалогии. А еще позднее, уже в нашу эпоху в Восточной Европе появились носители тюркских языков. Таким образом, все представители урало-алтайской языковой семьи расселялись в Восточной Европе, освоенной до их прихода древними русами, и их расселение шло в лоне древнерусского субстрата. Потеряв древнерусский субстрат, иногда на его место пытаются подставлять «иранцев». Но не было в Восточной Европе иранцев – они были в Иране и создавали Иран. В Восточной же Европе были древние русы, которые и осваивали ее просторы от «моря до моря» с III тыс. до н.э.
Среди древних русов расселялись и их потомки из Подунавья и Балкан, под новым именем славян, в виде возвратной волны миграций на Восточно-Европейскую равнину. Такое миграционное сообщение в ареале между Дунаем и Волгой, а на севере – от западных пределов Балтии до Урала было, вероятно, постоянным явлением на протяжении тысячелетий и может наблюдаться и в современную эпоху. Маленькой иллюстрацией этого послужит история, рассказанная А.И. Куприным в бытность его эмигрантом в Югославии:
Известная фамилия – Елачичи – были несколько веков хорватами. При Екатерине, а может быть, даже при Елизавете, Елачичи, теснимые турками и внутренними раздорами, переселились в Россию. И вот только теперь, после Великой войны, при большевизме, один из последних русских Елачичей приехал на давнюю родину предков, в Хорватию, думая, не без основания, что род его давно позабыт. Но первый же им встреченный седой хорват сказал, услышав его имя:
– Здравствуй Елачич. Хвала тебе. Я рад, что ты через двести лет вернулся домой.4
Что-то подобное происходило и в первые века нашей эпохи. Унесенные ветром великих переселений носители этнонима хорват, заключавшем в себе имя великого восточноевропейского солнцебога Хорса, вместе с другими выходцами из Восточной Европы переселились на Балканы, создали новую общность, имя которой стало славяне, и лет эдак через двести часть из них стала заново расселяться в Восточной Европе, уже под именем славяне. Поэтому источники, начиная с VI-VII вв. и по X–XI вв. (иногда – ранее, иногда – позднее) различали носителей имени русов–автохтонов в Восточной Европе, присоединяя к их имени и названия со стороны – экзоэтнонимы («скифы кои суть русские»), и носителей имени славян – имени, образовавшемся, скорее всего, на Балканах и в Подунавье.
Подробно разъяснить данное разграничение здесь было необходимо для того, чтобы иметь возможность анализировать исторические источники, например, труды восточных географов и историков и другие, где встречаются имена русов и славян. Как показывает опыт, произвольное смешение этих названий или подмена одного имени другим превращают работу с историческими источниками в хаос (например, «в источнике написано, что русы были.., но мы знаем, что славян там в это время не было, значит источник путает, сочиняет и т.д.»).
А теперь перейдем, наконец, к древнерусским источникам, анализ которых поможет понять феномен острова в древнерусской традиции. Сразу хочу оговориться, что в этих источниках содержится обширный материал для анализа, и для его представления потребуется не одна статья.
Но доброе дело – начало, поэтому посмотрим, прежде всего, на такой специфический источник, как «Голубиная книга», а затем обратимся к заговорам и аналогичным произведениям устной традиции. «Голубиная книга» может быть интересна тем, что в ней, в числе наиболее сакрально важных предметов назван Алатырь-камень, который через древнерусские заговоры связывается с таинственным островом, известным в заговорах, былинах и сказках как остров Буян.
Духовные стихи «Голубиной книги» составлены в форме диалога, в форме вопросов и ответов или в форме загадок и отгадок. Вопрос или загадка были подходящей формой иносказания для изложения сакрального знания. Подобный тип изложения загадками–изречениями встречается, в частности, в «Ригведе» и в «Авесте». По определению Т.Я. Елизаренковой и В.Н. Топорова, цепь подобных загадок составляют основную ось мира. Таким образом, индоевропейские параллели наглядно свидетельствуют о том, что форма изложения, сохранившаяся в «Голубиной книге», была специфична для космогонических сюжетов вообще, для темы о происхождении Вселенной.
Вопросы «Голубиной книги» нанизывают на ось своего мира следующие первоначала:
Который царь над царями царь?
Кая земля всем землям мати?
Кая глава всем главам мати?
Который город городам отец?
Кая церковь всем церквам мати?
Кая река всем рекам мати?
Кая гора всем горам мати?
Который камень всем камням мати?
Кое древо всем древам мати?
Кая трава всем травам мати?
Термин «мати» используется как основополагающий классификационный принцип по отношению к двенадцати явлениям земного мира, который «Голубиная книга» упорядочивает, разделяя жизненные или природные явления на разряды, определяя для каждого главный и наиболее сакрально ценный объект и обозначая его словом «мати». В «Этимологическом словаре славянских языков» (М., 1990. Вып. 17) подчеркивается, что праславянское «мати» имеет соответствия во всех индоевропейских языках. Исследователь «Голубиной книги» М.Л. Серяков считает, что в контексте духовных стихов слово «мати» используется «в значении первоисточника, первоосновы, самого важного и главного явления в их совокупности и синонимично авестийскому рату».5
Среди важнейших феноменов, отмеченных в «Голубиной книге», мы видим те, что являлись основными составляющими картины мира в системе представлений древности: земля как территория обитания социума или Родина; водная стихия, воплощённая в основных водных феноменах: море, озеро, река; гора как образ сакрального центра мироздания. Оронимы и гидронимы выступали в первобытную эпоху ориентирами-маркёрами и естественными границами своей земли.
Нелишне вкратце очертить, как исследовалась проблематика, связанная с Голубиной книгой. Интересна география распространения «Голубиной книги»: её варианты были найдены только на севере Руси, иначе говоря на территории Новгородской Земли, а также в Сибири, в частности, у русского населения на реке Индигирке в Якутии. Самой южной границей распространения «Голубиной книги» оказался север современной Белоруссии. По предположению Н.С. Тихонравова, Стих о Голубиной книге в первоначальном виде сложился в конце XV – начале XVI в. Окончательное оформление текста предположительно произошло в XVII в. – этим столетием датируются наиболее ранние известные сейчас списки Стиха.6
Внимание российских исследователей фольклора к «Голубиной книге» было привлечено после появления её записи в одном из первых собраний русского фольклора (былин, исторических и лирических песен, духовных стихов), связанного с именем предполагаемого составителя сборника Кирши Данилова. Первое издание этого сборника было осуществлено в 1804 году.
В XIX веке «Голубиная книга» стала предметом исследования учёных с попытками определить происхождение этого памятника и ответить на вопрос: чего в этом источнике больше – языческого миросозерцания, закамуфлированного под христианские образы7 или ортодоксально-церковного вероучения, пронизанного народными суевериями.8
В известном труде А.Н. Афанасьева духовные стихи «Голубиной книги» впервые были отнесены к произведениям индоевропейской древности: «Из числа духовных песен, сбереженных русским народом, наиболее важное значение принадлежит стиху о Голубиной книге, в котором что ни строка, то драгоценный намёк на древнее мифическое представление. Некоторые из преданий, занесённых в означенный стих, встречаются в старинных болгарских рукописях апокрифического характера, появившихся на Руси после принятия христианства; но заключать отсюда, что предания эти чужды были русским славянам и проникли к ним через посредство литературных памятников, было бы грубою ошибкою. Суеверные сказания, передаваемые стихом о Голубиной книге, составляют общее достояние всех индоевропейских народов… Происхождение их относится, очевидно, к арийскому периоду, и рукописные памятники могли только подновить в русском народе его старинные воспоминания…».9
В советский период изучением «Голубиной книги» в индоевропейском контексте занимался В.Н. Топоров, выводы которого внести большой вклад в выявление архаичной природы стихов «Голубиной книги» и способствовали отходу от книжно-апокрифических оценок: «Голубиная книга… совмещает в себе глубоко архаичный элемент старых космогонических текстов и книжно-схоластический элемент таких поздних сочинений, как «Беседа трёх святителей», «Вопросы Иоанна Богослова на горе Фаворской»… может быть, «Книгу Еноха», и которые также входят в этот класс текстов. Тем не менее, ни один из этих памятников не может претендовать на преимущественную роль источника «Голубиной книги» и даже на особую полноту соответствий: слишком многое остаётся вне параллелей, и поэтому до сих пор «Голубиная книга» считается произведением весьма неясного и загадочного происхождения».
В.Н.Топоров увидел связь между «Голубиной книгой» и средневековой иранской традицией эпохи кодификации «Авесты» и записи зороастрийских книг, отметил генетическое родство стихов «Голубиной книги» с ведийскими космогоническими загадками типа брахмодья, определив их как тексты о «“началах”, о сакральном составе мира, о порядке его возникновения и становления», подтвердил свои доводы данными языка, сравнив древнерусские слова с основой gad-/gat-, gadati в значении гадание, загадка, предсказание, так же и говорить с их соответствиями в индоиранском: вед. gadati/говорить, др.-инд. gatha/песнь, речь (сакрального типа), авест. gada/религиозное песнопение».10
Дальнейшее развитие идея о глубокой архаике космогонического ядра «Голубиной книги» получила в монографии М.Л. Серякова. Этот исследователь продолжил изучение ранее выявленных древнеиндийских и древнеиранских параллелей для содержания, формы и языка древнерусского духовного стиха и глубоко и всесторонне проанализировал ключевой термин «Голубиной книги» – «мати», использовавшийся в духовных стихах в перечне вопросов как основополагающий классификационный принцип по отношению к двенадцати явлениям земного мира и обозначавший наиболее сакрально ценный объект в совокупности себе подобных (…Окиян-море всем морям мати… Ильмень возеро всем возерам мати… Алатырь камень всем каменям мати…), создавая с его помощью картину упорядоченного, организованного мира.
Серяков показал, что термин «мати» имеет аналогию в древнеиранской традиции – термин «рату» в «Авесте», где каждый класс существ или предметов имел своего рату. Сопоставление текстов древнерусского и древнеиранского памятников выявляет, что их родство – типологическое и не определялось происхождением от одного источника, а было обусловлено единым типом мышления, что позволяет видеть в них произведения одной эпохи и относить создание языческого космогонического ядра этих памятников ко II-I тыс. до н.э. М.Л. Серяков показал, что через аналогию с «рату» древнерусское «мати» имеет связь и с понятием вселенского закона в древнеиндийской философии рита: термин «рату» уже на языковом уровне обнаруживает связь с древнеиранским вселенским законом Артой, а через него и с древнеиндийской ритой – у них одна и та же основа rta/rt. Но рита оказывается идентичной и такому древнерусскому понятию как «рота».11
Следовательно, «мати» и древнерусская «рота» стоят в одном ряду с такими основополагающими понятиями древних индоевропейских философских систем как рату, арта, рита, что указывает на длительные контакты с арийским миром. Но «потеряв» в древнерусской истории русов, насельников Восточной Европы с III-II тысячелетий до н.э., наука так и не смогла объяснить историю происхождения древнерусского памятника – «Голубиной книги». До сих пор не изжито представление о том, что духовные стихи «Голубиной книги» – памятник XV-XVI вв. Топоров, видевший архаическую глубину «Голубиной книги», ограничился предположением, что «Голубиная книга» имеет своим источником иранский Бундахишн, не объяснив, каким образом иранский источник был занесен в русскую традицию: ведь духовные стихи «Голубиной книги» исполнялись каликами перехожими. У Серякова «Голубиная книга» восходит к абстрактному общему источнику, «какими были верования индоевропейцев периода их общности». Таким образом, Веды являются древнеиндийским памятником, «Авеста» – древнеиранским, а «Голубиная книга» – безродным творением «общности».
Для меня и термин «мати», и «Голубиная книга» – еще одно доказательство присутствия древних русов в Восточной Европе, включая и ее север, в период, хронологически синхронный присутствию ариев на юге Восточной Европы. «Голубиная книга» показывает, что древние русы были связаны с ариями не только языковым, но и более широким культурным родством. Однако русы создали отдельную общность, язык и сакральные начала которой составили архаичный пласт древнерусской традиции. Соответственно, изучение древнерусских сакральных начал, сохраненных в стихах «Голубиной книги», необходимо для реконструкции начал древнерусской истории и раскрытия ее темных мест, к которым принадлежит и остров русов.
Итак, Алатырь-камень в «Голубиной книге» выступает как один из наиболее значимых сакральных предметов, как «мати», т.е. первоисточник, первооснова. Но возникает вопрос – первоисточник, первооснова чего? Вот какой ответ дает стих «Голубиной книги»:
Белый Латырь камень всем каменям мати
Почему бел Латырь камень каменям мати?
На белом Латыре на камени
Беседовал да опочив держал
Сам Иисус Христос царь небесный.
…………………………………………………
Утвердил он веру на камени,
Распустил он книги по всёй земли:
Потому бел Латырь камень каменям мати.
Язык «Голубиной книги» полон иносказаний и символов, понятных посвящённым и недоступных профанам, к которым (увы!) сейчас принадлежим и мы. На изложение в «Голубиной книги» наброшен покров христианизированной образной системы, но это – тоже иносказание, поскольку содержание и менталитет, создавший «Голубиную книгу» – дохристианские, внебиблейские, что более или менее отчётливо просвечивает через ортодоксальную иконопись. Следовательно, за именем Иисуса Христа скрывается великое первобожество древнерусского сакрального мира. Эта мысль подтверждается стихом о Иордань реке. Так, разъясняя ранее, почему Иордань река всем рекам «мати», духовный стих сообщает
Почему же Иордань река рекам мати?
Крестился в ней истинный Христос
И купался в матушке Иордань реке…
Кто здесь подразумевается как истинный Христос? Кто был тот предтеча Христа, который для «Голубиной книги» является истинным первобожеством? Попытаемся ответить на этот вопрос чуть позднее, а ограничимся тем, что подчеркнем: «Латырь камень» в «Голубиной книге» выступает тем сакральным центром, где находится алтарь истинного божества.
Алатырь-камень упоминается и в многочисленных древнерусских заговорах. А.Н. Афанасьев приводил заговор, в котором об Алатыре-камне было сказано: «под тем камнем сокрыта сила могучая, и силы конца нет» и что именем этого камня скрепляется нерушимое чародейное слово заклинателя: «кто камень-алатырь изгложет (дело трудное, немыслимое), тот мой заговор превозможет».12
И именно заговоры помещают Алатырь-камень на таинственном острове Буяне, где согласно заговорам, также пребывает высшее божество: «На море на Окияне, на острове на Буяне девица красным шелком шила; шить не стала – руда перестала». Аналогичный заговор в христианизированной форме: «На море на океане, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень; на сем камне… стоит стол престольный, на сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а мать пресвятая Богородица; шьет она – вышивает золотой иглой, ниткой шелковойю. Нитка оборвись, кровь запекись».13 Или тот же вариант в другом заговоре: «На мори, на Окияне, на острове на Буяне лежит камень; на том камне сидела Пресвятая Богородице… зашивала рану кровавую…».14
Образы заговоров, в которых обращаются к силе и покровительству могущественного божества, восседающего на острове в Море-Океане, находят точные соотвествия в «Голубиной книге»:
Посреди моря Океанского
Выходила церковь соборная,
Соборная, богомольная,
……………………………………………..
Из той из церкви из соборной,
Из соборной, из богомольной,
Выходила Царица небесная;
Из Океане-море она омывалася;
На собор-церковь она Богу молилася:
От того Океан всем морям мати.
Известно, что легендарный остров Буян нередко отождествляется с островом Руяном или Рюгеном. Об этом писал В.Б. Вилинбахов: «С памятью о балтийских славянах, видимо, связывается встречаемый в заговорах и сказках мифологический топоним «Буян-остров», который, скорее всего, расшифровывается как вполне реальный топоним «Руян-остров» (Ругия), позднейший немецкий остров Рюген, на котором, как известно, размещалась Аркона, языческий центр балтийских славян».15
За названием «Море-Окиян» в русской устной традиции чаще всего скрывалось Балтийское море. Античная же традиция считала Балтику заливом Океана, т.е. его органичной частью. Известен один из вариантов древнерусского заговора, из которого также можно почерпнуть косвенное доказательство тождества Руяна и легендарного Буяна: «Пойду я, раб божий, ко святу Окияну морю, есть свят остров там на святе острову лежит белый камень Латер…».16
«Свят остров» из заговора довольно точно отождествляется с Рюгеном/Руяном благодаря исследованиям А.Ф. Гильфердинга, который писал об этом: «…Стихийные вещества обожались балтийскими славянами… чтились и камни. На юго-восточной оконечности Раны, у мыса Gohren (Горного) лежит в море огромный гранитный утес, который до сих пор называется Buskahm, т.е. божий камень. Многие местности на славянском Поморье назывались святыми и, без сомнения, в языческую пору действительно почитались такими… на о.Ране «Святая гора» (Свантагора… теперь Swantow); маленький островок на востоке от Раны назывался «Святым островом» (Сванты востров, Svantewostroe в грам. 1282 г.)… на полуострове, образующем юго-восточную оконечность Раны, мы находим урочище Swantegard: имя это «Сванты гард», т.е. Святой град, есть очевидно, остаток древнего славянского язычества».17
Есть русские заговоры, записанные А.Н. Афанасьевым, где говорится о деве Заре как солнцевой сестре или самом Солнце, восседающей на Море-Океане, на острове Буяне. М.Л. Серяков, анализируя «Голубиную книгу», совершенно справедливо заключил, что поскольку русские языческие заговоры помещали в соборную церковь на Море-Окиане самого Иисуса Христа, то ему, в таком случае, должно было соответствовать верховное языческое божество западнославянского Олимпа. «В исторической действительности «знаменитейший храм» на Руяне был посвящен Святовиту…».18
Свентовит/Святовит, согласно описаниям Гельмольда и Саксона Грамматика, был «богом богов» у балтийских славян. Как всякое могучее божество, он наделялся многими функциями: был победоносным богом–воином, но обладал и светоносной, солнечной природой, благодетельной для земледелия. В этом он сходен с богом солнечного света Аполлоном, который был и богом-воителем, и покровителем земледелия. Известны осенние праздники в честь Аполлона – пианепсии или празднество сбора плодов. Согласно Саксону Грамматику, Свентовита также праздновали в Арконе осенью, после уборки урожая, в сентябре-октябре. Сохранились древнеславянские названия осенних месяцев как рюен (чешск. Rijen – октябрь; хорв. rujan – сентябрь; болг. руен, руй – октябрь).
Таким образом, духовные стихи «Голубиной книги» и русские заговоры сохранили нам вполне определенные представления о том, чем был сакральный остров в древнерусской традиции. В первую очередь, это было место рождения и присутствия главного божества, благодаря чему он был источником неодолимой магической силы. Следовательно, легендарный остров Буян вполне может отождествляться с реальным островом Руяном/Рюгеном.
Однако на этом наше исследование феномена острова в древнерусской традиции не заканчивается. Помимо того, что имелись представления об острове как о святилище и месте пребывани великого божества, с островом было связано такое понятие как «пуп морской» – уникальный аналог «пупа земного» или центра мироздания – середины мира – мировой оси (axis mundi).
Кроме того, название острова Буян родственно таким словам как буево, буевище в значении кладбища, погоста, т.е. места захоронения предков и поклонения им. Эти сюжеты следует рассмотреть в отдельных статьях, после чего можно будет вернуться к «острову русов» в восточных источниках и сделать возможные выводы.
(Продолжение следует…)
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
