«Варяжские наемники» и «князь как должность». В таких терминах современный историк И.Н. Данилевский излагает рассказ ПВЛ о призвании князя Рюрика. И эти термины обнаруживают, что норманизм в вопросе о древнерусском институте княжеской власти как стоял на отметке историографии XVIII века, так и не сошел с нее. Именно с того времени достоверность русских летописей стала отрицаться: что там русские летописцы, либо врут, либо путают по темноте своей или от желания приврать! У большинства современных норманистов это звучит так: данные летописей – это конструктив новгородских и киевских летописцев XI в., созданный под влиянием разных традиций и конъюнктурных соображений. И.Н. Данилевский говорит о призвании Рюрика как о легенде, о мифе. Но разница-то только в лексических оборотах, а так что в лоб, что по лбу.
Надо напомнить, относительно толкования того, что прячется за летописным «конструктивом», современные норманисты делятся на два лагеря, как в королевстве лилипутов Свифта: «тупоконечники» и «остроконечники», спорившие, с какого конца разбивать вареные яйца.
Первые держатся за образ Рюрика как наемника по договору (вариант теории Общественного договора, XVIII в.). Главными «теоретиками» этого направления являются Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин. Они тиражируют идею приглашения Рюрика с братьями как приглашение защитников на основе договора – ряда. В последние годы по их стопам активно следует Е. Пчелов. Я назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», за что с какого-то времени на меня стали обижаться и говорить, что «по найму» – это у меня неправильное понимание. Но почему же неправильное, если, например, Е.А. Мельникова буквально в одной из своих последних работ пишет: «Заключение договора… между князем-наемником и новгородской знатью превращается со временем в норму…».
По представлениям сторонников другого варианта, летописный рассказ о призвании на самом деле скрывал завоевание, завоевательную экспансию норманнов в Восточной Европе – из последних работ, развивающих эту версию, можно назвать работы Пузанова, Стефановича, т.е. сначала якобы было завоевание, а потом – договор. Это – эхо готицистских теорий о германских завоеваниях, принесших Европе монархический строй и государственность.
Источников для подтверждения своих концепций нет ни у «тупоконечников», ни у «остроконечников». Источники и теми, и другими заимствуются из западноевропейской истории. Все в соответствии с методикой готицизма, которую я описывала в статьях о норманизме, как отростке шведского политического мифа XVI-XVIII вв., приворовывавшего исторический материал из историй других народов.
Общим для всех норманистов является отрицание древнерусского наследного института верховной власти у восточноевропейских славян вообще, и у ильменских славян до призвания Рюрика, в частности. Это – стержень норманизма, его несущая опора, за нее они держатся под любой личиной и в любой форме. Поскольку признай они древность наследных русских правителей, все их норманистские конструкции летят в тартарары.
Отрицание древних корней наследного древнерусского института верховной власти составляет основу взглядов и у Данилевского. Правда, его специфической чертой является то, что он умудрился объединить и «тупоконечников», и «остроконечников» норманизма в своей версии рассказа о призвании Рюрика. У него князь ильменских словен – это должность, почти как у Мельниковой «князь-наемник», но любимым «источником» для толкования призвания Рюрика является легенда о призвании англосаксонских наемников бриттами, закончившегося завоеванием Англии и созданием множества королевских династий. Это, могу проинформировать, – любимая историческая «параллель» Стефановича, поборника идеи завоевания Восточной Европы «викингами».
Конкретно Сказание о призвании Рюрика преломляется в рассказе Данилевского так. Жители северных регионов – славянские и финно-угорские племена – платили дань варягам, изгнали их, но через некоторое время у них начались выяснения отношений. Чтобы прекратить их, жители северных регионов решают пригласить князя, с чем и отправились за море, к варягам.
Здесь Данилевский, отступая от эпического повествования, лаконично напоминает о том, что были такие норманисты и антинорманисты, которые боролись друг с другом. И проворно закругляя краткий историографический экскурс энергическим жестом, заявляет, что норманнская теория стоит вне науки, поскольку никто не может принести государственность извне – это явно его определение норманизма. Определением понятия «государственность» он себя не затрудняет, но в записи на ютубе по этому вопросу слово предоставляется Е.А. Мельниковой – она вводится в фильм в роли основного эксперта по генезису российской государственности. И Мельникова ясно-понятно объясняет, что в Западной и в Восточной Европе этого периода шли одинаковые процессы. Викинги-скандинавы выступали завоевателями во Франции и на Британских островах и, тем самым, участвовали в политических процессах и «ускоряли» процессы создания государственности в странах Западной Европы.
А в Восточной Европе, постулирует Мельникова, викинги освоили Волжско-Балтийский путь и взяли под контроль торговлю, что ускорило процессы консолидации и привело к созданию Древнерусского государства. Древнерусская знать – из скандинавских пришельцев – этот тезис Мельниковой как раз особенно важен Данилевскому в контексте его рассуждений о том, кто были князья Рюрик с братьями.
С точки зрения исторической науки все это бесплодное умствование, идущее вразрез с фактами. Исторические и политические ситуации в Восточной и Западной Европе рассматриваемого периода были различны, развивались под влиянием различных факторов и должны исследоваться, исходя из своей специфики. Трактовка Мельниковой – это тот же XVIII век, законсервировавшийся в советской науке благодаря Марксу, который однажды имел смелость заявить, что завоевательные походы первых Рюриковичей и их завоевательская организация ни в чём не отличались от норманнов в других частях Европы. И вот российская наука уже которое столетие крутится вокруг этой точки преткновения, как пригвожденная: ни шагу вперед.
Именно эту трактовку преподносит Данилевский в своих лекциях, если судить по рекомендованной литературе в программе его учебного курса «История российской государственности» (Высшая школа экономики, для студентов 2-ого курса).
Раздел 2. Держава Рюриковичей: характеристика государственного образования.
Древнейшие институты власти восточных славян: вече, князь, дружина. Летописная легенда о призвании варягов. Споры «норманистов» и «антинорманистов». Киевский князь и дружина. «Окняжение» русских земель. Историографические дискуссии об особенностях социально-политического устройства Киевской Руси.
Литература к разделу 2.
Основная:
1. Горский А.А., Кучкин В.А., Лукин П.В., Стефанович П.С. Древняя Русь: очерки политического и социального строя. М., 2008.
2. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс лекций: Учебное пособие для студентов вузов. М., 1999.
3. Правящая элита Русского государства IX – начала XVIII в.: Очерки истории / Отв. ред. А.П. Павлов. 2004. С. 10-63.
Дополнительная:
1. Мельникова Е.А. Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды. М., 2011. С. 15-130.
2. Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне (историко-филологические исследования). М., 2009. С. 7-113.
3. Петрухин В.Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. (Древняя Русь). М., 2000.
Стефанович, Мельникова, Петрухин – весь норманистский бомонд! А как же Данилевский продекларировал, что норманизм вне науки?! Здесь позвольте напомнить, что как раз в связи с празднованием юбилея российской государственности норманисты стали провозглашать себя единственно правильным учением и заявлять, что норманнский вопрос давно перестал «обсуждаться в профессиональных научных кругах» и что проблему «о роли варягов, выходцев из Скандинавии» к началу XXI в. можно считать решенной в рамках академической науки. Так что Мельникова, Петрухин, Стефанович и др. их норманистские единомышленники – теперь не норманисты. Они теперь единственно правильное учение в рамках академической науки, представители которого окончательно и бесповоротно решили в своем узком кругу, что варяги, включая Рюрика – выходцы из Скандинавии. А что, разве они когда-нибудь говорили что-то другое? Или предъявляли исторически верифицируемые факты? Нет, фактов за норманистскими заявлениями как не было, так и нет.
А помощь такой решительной смене дирекции оказал, безусловно, так называемый «антинорманизм» советского времени. Советские историки прокламировали борьбу с норманизмом и клеймили его как буржуазную антинауку, отказывавшую восточноевропейским славянам в способности создать государственность. Но при этом советскими учеными разъяснялось (куда же им было деваться от Маркса?!), что «признание скандинавского происхождения династии русских князей или наличия норманнов-варягов на Руси, их активной роли в жизни и деятельности древнерусских дружин отнюдь еще не является норманизмом» (Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971).
Да нет, именно это и является стопроцентным норманизмом – порождением шведского политического мифа, созданного с целью доказать историческое право шведской короны колонизовать русские земли в ходе событий Смутного времени. Именно это декларирует Мельникова и другие современные норманисты. И оговорки типа: ну, что вы, что вы, разве ж мы утверждаем, что государственность славянам принесли извне германцы?! Она у них как-то сама завелась. А от германцев-скандинавов так, разве что по мелочи: династия Рюриковичей и древнерусская знать, освоение викингами-скандинавами Волжско-Балтийского пути, ну и разумеется, консолидация, которая стала основой Древнерусского государства. А так, кто про славян что худое говорит?
Так вот, про славян и Данилевского. Объявив норманизм стоящим вне науки, такого же решительного заявления по поводу антинорманизма Данилевский не сделал. Но то, что он думает по этому поводу, так или иначе выясняется, но несколько позднее. Продолжая выступать в роли прогрессиста, Данилевский раскрывает свою мысль так: славянские и финно-угорские племена искали князя, значит, была уже такая должность, был такой институт как «князь». Поэтому варяжские князья – варяжские наемники приглашаются не как-нибудь, а на должность князя. Летописное: «Да поидѣте княжить и володѣти нами», что означает: «Приходите осуществлять княжеские, т.е. административно-военные и сакральные функции», Данилевский передает по-простецки: «Приходите и владейте нами». Типично для норманистов: так обкарнать, так обузить предельно сжатые, но выразительные фразы летописи, рисующие картину призвания князя Рюрика!
А что у него перед призванием? Какие «жители северных регионов», какие «выяснения отношений»? Это что, коммунальная квартира советских времен, «Воронья слободка» из «Золотого теленка»? В летописи говорится о княженье словен, т.е. о конкретной форме этнополитической организации, объединявшей ильменских словен, русь (обратите внимание, что в летописи упоминается и приильменская русь!), чудь, кривичей, а не о каких-то жителях, словно позаимствованных из объявления жилтоварищества. Что это за полития – летописные княженья – у норманистов вы разъяснения не найдете. В советское время предпринимались попытки соединить сведения летописи о княжениях с норманистскими утопиями, но ничего из этого не вышло – институт наследных правителей стоял поперек пути и в норманистские мифы не влезал. Теперь и подавно подавляющее большинство сотрудников вузовско-академической системы заниматься этим не будет.
Соответственно, и у Данилевского «князь» – это не титул наследного правителя, как король, например, а должность, вроде как по штатному расписанию в «институте». Тем самым историк Данилевский обнаруживает вопиющую некомпетентность по вопросу о наследных правителях в архаичных обществах. Но он на этой неудобной теме и не задерживается, а довольно быстро сворачивает на любимую норманистами формулировку вопроса: кто были Рюрик и его братья по национальности? Вот тут-то из ответа Данилевского проясняется и его отношение к антинорманизму.
— Михаил Васильевич Ломоносов, — напоминает Данилевский, — считал, что Рюрик был славянин, из прибалтийских славян. Но выяснять, кто Рюрик был по национальности, также неплодотворно, как выяснять видовую принадлежность свиньи в басне Крылова «Свинья под дубом». Рюрик — это легенда, объявляет Данилевский.
Таким образом, «герменевтикой» Данилевского Сказание о призвании варяжских братьев приравнивается к басне: что Рюрик с братьями, что «Свинья под дубом» – все произвол художественной фантазии. Для любого человека, имеющего хоть самое смутное представление об источниковедении, подобный пассаж – явная нелепица, недостойная и полного дилетанта. Однако заметим, что идея о славянском происхождении Рюрика Данилевским фактически осмеивается. Не отрицается, нет, но представляется чем-то курьезным, недостойным научного осмысления. И тут же ненавязчиво предлагается «параллель» самого бесспорного исторического качества.
Чтобы показать, что легенды – дело обычное в истории других народов, Данилевский приводит такой пример. По его сведениям, голландские школьники начинают свою историю с того, что к ним в 862 году пришел конунг Рюрик и основал у них государство.
Легенды! — умиротворенно восклицает Данилевский. А за этим так и слышится продолжение: вот ведь живут же люди с такими легендами, и никто не комплексует. «Комплексование» – это дежурный аргумент норманистов против всех, кто указывает на то, что норманистские построения не выдерживают проверки фактами и идут вразрез с источниками. Мелькает это выражение и у Данилевского.
Так что там с «легендой» о конунге Рюрике – основоположнике «голландской» государственности? Не знаю, какой баснописец является сочинителем этой легенды, но, судя по всему, она вряд ли дошла до «голландских» школьников, поскольку их история традиционно начинается с римского времени.
А вот у Шлецера находим высказывание, которое могло послужить спусковым механизмом для создания «легенды»: «В 862 г. один норман по имени Рурик утвердился на некоторое время в Голландии» (Шлёцер А.Л. Нестор. С. 272). Вопрос с формулировкой государственности, как уже было отмечено, у Данилевского не прояснен. Но о деяниях самого «конунга Рюрика» имеется достаточно сведений в любой рядовой справочной литературе, в соответствии с которыми датский викинг Рорик во второй половине IX в. управлял большей частью Фрисландии на правах ленного владения. В 841 году Рорик вместе с братом Харальдом получил Дорестад как лен, а в дальнейшем ленное владение удалось расширить и за счет прилегающих земель. В 870 году лен Рорика был поделен в соответствии с Мерсенским договором, и от 873 года мы имеем сведение о том, что Рорик приносил присягу верности Людовику Немецкому, после чего мы известий о данном лице не имеем. И где же здесь «голландская государственность»? А сам Рорик – наш хороший знакомец. Это его часть норманистов усиленно навязывает нам в качестве летописного Рюрика. И вот он уже голландский «основоположник»? Однако!
Но вернемся к древнерусской истории и заявлению Данилевского о том, что Рюрик – это легенда, полет фантазии, «Свинья под дубом». И что же делать в таком случае историкам, как изучать начальный период древнерусской истории? По убеждению Данилевского, следует обратиться к изучению западноевропейских источников, поскольку там отыскиваются нужные параллели.
В принципе, сравнительный исторический анализ всегда оправдан, но все зависит от выбора параллелей. Примеров с призваниями правителя со стороны на опустевший престол в западноевропейской истории, действительно, сколько угодно. Я приводила их во множестве в моих статьях.
Какие параллели приводит Данилевский? Обращается он к примеру первого римского императора Гая Юлия Цезаря Августа (63 г. до н.э. – 14 г. н.э.), который стал членом рода Юлиев благодаря матрилатеральной традиции, будучи внучатым племянником Юлия Цезаря со стороны его сестры и сыном его племянницы, и по завещанию был усыновлен Юлием Цезарем? Нет! Но, может, он обращается к примеру германского короля Конрада I (911-918), которого призвали на опустевший престол как внука своего деда по матери (внука императора Арнульфа от его дочери)? Ни в коем случае! Тогда, может, он рассказывает о призванном «со стороны» Генрихе Плантагенете, который получил королевский трон Англии как внук умершего без мужских наследников Генриха I? Или о многочисленных призваниях потомства шведских принцесс (равно как и принцесс из других скандинавских стран), отданных замуж в другие страны? Нет, нет и нет! Никогда ни один норманист (а Данилевский – ортодоксальный норманист, это совершенно отчетливо проступает во всех его рассуждениях) не коснется вопроса междинастийных связей, говоря о призвании Рюрика! По части параллелей есть путь, указанный Шлецером, по нему и следуют российские норманисты.
Шлецер указал на пример британцев, призвавших народ саксонский как защитников, и с тех пор этот пример, как щепка в талой воде, крутится в работах всех норманистов. Естественно, это первейшая параллель и для Данилевского. Русские предания исследовать не надо, а вот посмотрим, предлагает Данилевский, что сказано о приглашении саксов у Видукинда еще за 100 лет до ПВЛ, и далее он очень вольно пересказывает фразу из «Деяний саксов», прибавляя от себя к описанию земли как великой и плодородной слова о том, что порядка в ней нет: «Но нет в ней порядка, – говорит Данилевский, – приходите и владейте нами», и тем самым грубо искажает источник.
Хорошо известно, что рассказ Видукинда совершенно однозначно касался приглашения на службу англосаксонских наемников, военных отрядов, а не князей, как в ПВЛ. Приглашают их не для урегулирования внутренних беспорядков, а для сражения с внешними врагами, с захватчиками с севера. С командирами наемников Хенгистом и Хорсой вел переговоры верховный правитель бриттов, король Вортигерн, т.е. престол у бриттов не пустовал. В этом контексте свободное переиначивание Данилевским источника – «приходите и владейте нами» – звучит просто чудовищно. С какой стати верховный правитель будет заявлять своему наемнику: «Приходи и владей мной!» Да такого короля народ палками с престола сгонит и будет прав. Зачем же Данилевский демонстрирует ущербную неспособность читать источник? Объяснение может быть только одно: подтягивать эпизод из английской истории как «параллель» для призвания Рюрика – единственная возможность удержать на плаву норманизм, за который его ревнители цепляются, невзирая ни на что.
Но продолжим следить за развитием концепции Данилевского относительно летописных князей. Отдохнув мыслями на Западе, Данилевский предлагает обратиться на юг, поскольку там есть своя история, там тоже есть три брата, но у полян. Эта легенда, подчеркивает Данилевский, рассказывается в той части летописи, которая даже не датирована. Три брата Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь построили городок и назвали его по имени старшего брата Киевом. Но интересно не это, а интересно другое, продолжает Данилевский. После смерти братьев с полян стали брать дань хазары. Через некоторое время в Киеве появляются варяги Аскольд и Дир, и когда они спросили, чей это городок, то им очень интересно ответили: были у нас три брата Кий, Щек и Хорив, а после их смерти мы платим дань «по роду их хазарам». Т.е. Кий, Щек и Хорив, – комментирует летописную фразу Данилевский, – для летописца посторонние люди, не славяне. Вот что, оказывается, самое интересное для Данилевского, то что Кий, Щек и Хорив – не славяне.
Здесь сразу следует обратить внимание на то, что фраза из ПВЛ Данилевским искажена. Слова летописи звучат так: «Была суть 3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сдѣлаша градоко сь, и изгибоша, и мы сѣдимъ, родъ их, платяче дань козаромъ» (ПВЛ. Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С. Лихачева. Под редакцией В.П. Адриановой-Перетц. 3-е издание. СПб., 2007. С. 13). В переводе текста: «…а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хозарам» (Там же. С. 149). Зачем «историк-источниковед» Данилевский искажает текст летописи? Попробуем разобраться.
Если мы посмотрим, о чем летописец рассказывает перед этим, то узнаем, что Кий и его братья были основателями новой династии, объединившей несколько отдельных княжений, которые до этого имели своих отдельных местных князей: «Полем же жившемъ особѣ и володѣющемъ роды своими… живяху кождо съ своимъ родомъ и на своихъ мѣстѣхъ, владѣюще кождо родомъ своим. И быша 3 братья: единому имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, и сестра ихъ Лыбедь … И по сихъ братьи держати почаша родъ ихъ княженье в поляхъ… » (Там же. С. 11).
Для полной ясности дополним еще сведениями из НIЛ: «… И сѣдяше Кыи на горъ, …и бъ с родомъ своим… И сотвориша градокъ, во имя брата своего старѣишаго и наркоша имя Кыевъ… Поляне и до сего дне от них же суть кыянъ…» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., Л., 1950. С. 105).
На мой взгляд, картина достаточно ясна (подробнее см. здесь): общность по имени Поляне в начале описываемого времени сохраняла единое имя, но жила раздробленно, в виде многих отдельных владений, каждое со своим князем во главе. Князь по имени Кий сумел объединить их и встал во главе нового объединения – княженья всех полян, сделался верховным правителем, в силу чего поляне стали называться и кияне. Традиция – старинная, известная: название общности по имени правителя, её создавшего. Династия Киевичей правила какое-то время, но не все её представители были также сильны как Кий: «… По сихъ же лѣтѣхъ, по смерти братьѣ сея быша обидимы древлями инѣми околними. И наидоща я козарѣ, сѣдящая на горах сихъ в лѣсѣхъ, и рѣша козари: «Платите намъ дань». Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечъ, и несоша козари ко князю своему… владѣють бо козары русьскии князи и до днешнего дне» (ПВЛ. С. 12).
И здесь все понятно: в какой-то период Киевичам стало трудно противостоять нападкам соседей – «древлянам и иным окрестным», и когда усилившиеся хазары подошли к их владениям или нашли их, по-прежнему, укрывающихся на своих горах и в лесах, то предложили им перейти «под их руку» – платить дань и получать защиту, и поляне согласились, но не безропотно: прислали в виде дани меч. Можно предположить, что символизм присланной дани сыграл свою роль, и какую-то самостоятельность поляне сохранили. Произойти урегулирование отношений между княжеским родом полян и хазарскими князьями могло только обычным для междинастийных традиций образом: на основе породнения через установление брачных отношений. Раз дань отсылалась хазарам, это означало, что в хазарско-полянских отношениях старший владельческий престол или старшинство в роде перешло к хазарским князьям, бывших, наверняка, по материнской линии потомством полянских княжен.
Нелишне еще раз вспомнить, что принадлежность к правящему роду даже для завоевателей должна была оформляться на основе родовых традиций: завоеватель Роллон мог стать герцогом нормандским благодаря браку с особой правящего королевского рода; англосаксонский наемник Хенгист, чтобы стать легитимным правителем, должен был породниться с королем бриттов Вортигерном, выдав за него свою дочь Ровену. Реальная власть, приобретённая силой оружия, была у Хенгиста в руках, оставалось придать ей статус легитимной традиционной власти (подробнее см. здесь).
Поэтические воспоминания о брачных союзах хазарских правителей и князей полян нашли отзвук в образе молодого хазарского хана Ратмира из поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», прибывшего в Киев свататься за княжну Людмилу: память о традициях брачных союзов долго хранились в преданиях. Междинастийными связями, наверняка, были охвачены как большинство летописных княжений, так и политии за их пределами. Отсюда и размышления представителей княженья словен – брать кандидата в свои князья «или от нас, или от казар, или от полян, или от дунайчев, или от варяг».
Таким образом, верховная княжеская власть у полян в течении некоего времени находилась у хазарских правителей, у упомянутых «Ратмиров». С приходом Аскольда и Дира ситуация изменилась. Братья были, очевидно, признаны более сильными кандидатами: «Асколдъ же и Диръ остаста въ градѣ семь…», благодаря чему «многи варяги съвокуписта…» (о варягах-ободритах см. замечательную статью Андрея Пауля), и Аскольд стал князем в Киеве. Упоминание смерти (убийства болгарами) его сына в Никоновской летописи (864 г.) говорит о том, что вокняжение Аскольда было, скорее всего, оформлено браком с местной княжной и рождением у них сына. Данные летописного рассказа об Аскольде и Дире дополняются сведениями польского историка ХV в. Яна Длугоша (1415-1480), который имел в своем распоряжении русские летописные своды, утерянные впоследствии, и сообщал следующее: «…после смерти Кия, Щека и Корева, их сыновья и потомки, наследуя по прямой линии, княжили у русских много лет, пока такого рода наследование не привело к двум родным братьям – Оскальду и Диру». В этом известии многие учёные видели утверждение того, что Аскольд и Дир принадлежали к роду Кия, хотя у Длугоша об этом не говорится. Длугош написал: «наследование привело», а наследование может перейти лицу/лицам и в соответствии с матрилатеральной традицией, основными формами которой является либо рождение от княжны/принцессы, либо брак с княжной/принцессой.
Но понятие «матрилатеральная традиция» применительно к древнерусской истории не обсуждается «в профессиональных научных кругах» и «в рамках академической науки», ее сотрудники не обременяют себя изучением вопроса о том, как функционировали междинастийные связи в летописных княжениях. Поэтому и Данилевский, заправски передернув летописные сведения, выдал крапленый вывод: «Кий, Щек и Хорив – люди посторонние, не славяне», – начинает в качестве доказательств пережевывать «этимологию» имен полянских князей. И хотите верьте, хотите нет, но действительно предъявляет «неславянские» этимологии трех полянских братьев! Для Кия больше всего подходят иранские этимологии, для Щека – тюркские, а Хорив явился с того библейского плоскогорья, восточный склон которого назывался Синаем. И это не славянское имя, – торжественно заключает Данилевский.
Вот такой ирано-тюрко-синайский интернационал предлагается как эрзац анализа истории династии Киевичей в лекции «историка-источниковеда» Данилевского. Объясняет это как-нибудь проблемы древнерусского политогенеза, возникновение древнерусского института княжеской власти? На мой взгляд, ни в малой степени! Более того, кажется, что эти вопросы и не ставятся Данилевским. Поскольку «самое интересное» для него – это доказать, что к управлению древнерусскими княжениями имел отношение кто угодно, только не славяне. А метод доказательств – еще со времен блаженной памяти Иоанна Магнуса: манипулирование именами исторических лиц нужным образом и, пожалуйте – вышивай по этой канве любую историческую картину!
Вернемся к вопросу о том, зачем Данилевский «подправил» летописные слова «и мы сѣдимъ, родъ их…» на собственный вымысел «по роду их хазарам»? Теперь его задача проступает отчетливо: совершив эту подмену, он легким движением руки попытался превратить Кия с братьями в хазар, в иноземцев, которые правили славянами.
Вот видите, — убеждает Данилевский слушателей, — и на юге, и на севере ходили легенды о правителях, которые по именам оказываются иноплеменниками! О северных же «иноплеменниках» без обиняков разъясняется Мельниковой: «Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти, ведущую роль в осуществлении которой играли скандинавы… Рюрик был не единственным вождем викингских отрядов… наиболее важным для формирования Древнерусского государства стало вокняжение… в Киеве еще одного выходца с Севера… Олега (в начале статьи называется «скандинавским вождем Олегом» – Л.Г.) …Олег объединил северный и среднеднепровский центры государственности и тем самым заложил основы Древнерусского государства… Главным стимулом освоения Днепровского пути была возможность сбыта полученных с подчиненных славянских племен даней в Византии…» (Мельникова Е.А. Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе (сравнительно-типологический аспект) // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого света. СПб., 2009. С. 96-97).
Вот вам и отмежевание от норманизма, вот вам и последнее слово от вузовско-академической системы! В свое время еще И.И. Первольф, прекрасный знаток истории славянских и германских народов, не скрывая насмешки, констатировал: «Все делали на Руси скандинавские норманны: они воевали, грабили, издавали законы, а те несчастные словене, кривичи, северяне, вятичи, поляне, древляне только и делали, что платили дань, умыкали жен, играли на гуслях, плясали и с пением ходили за плугом, если не жили совсем по-скотски» (Цит. по: Фомин В.В. Варяги и Варяжская Русь. М., 2005. С. 124).
Изменилось что-нибудь в норманистских взглядах на начала древнерусской истории? Судя по тому, что мы читаем у Мельниковой и слышим в лекциях Данилевского, нет. Славяне, по-прежнему, плательщики дани, а по «руководящим вопросам», по-прежнему, «иноплеменная знать». Даже примеры в подкрепление своих конструктивов приводятся те же самые, что приводил еще Миллер: англы – пришлые в Англии, а болгары – пришлые в Болгарии. Но по части этих примеров в лекциях Данилевского внесены корректировки. Миллер рассуждал о том, что название Англии принесли пришлые англы, а название Болгарии принесли пришлые волжские булгары. У Данилевского место носителей имени со стороны подменяется носителями власти со стороны.
— И знаете, это было очень удобно, — уверяет Данилевский. — Правители-иноплеменники — это как раз то, что было нужно, поскольку они не стали бы тянуть одеяло на себя.
Подобные представления о природе управления обществом в раннеполитических системах я оставляю без комментариев в силу их полной ущербности. Отмечу только (и в который раз!) передергивание фактов и в этом случае. Примеры из английской истории или истории Болгарии были обусловлены обширными миграциями различных этнических групп как из Восточной Европы на запад, в частности, на Балканы, так и с европейского континента – на Британские острова.
Как известно, норманисты и по поводу древнерусской истории пытались более 200 лет уверять, что в Восточную Европу также шли потоки не то колонистов, не то дружин. Но все это, по словам А.А. Клёсова, лопнуло как мыльный пузырь под влиянием новых научных данных, конкретно, под влиянием исследований в области ДНК-генеалогии. Результаты этих исследований показали, что скандинавский субклад Z284 не обнаружен ни в Белоруссии (Полоцкое княжество), ни на Украине (Киев – мати городов русских). По России А.А. Клёсов любезно предоставил мне данные, согласно которым в списке из более чем 4000 гаплотипов R1a, из которых 1025 гаплотипов составляют скандинавский субклад Z284, есть всего три гаплотипа из России, и их обладатели – Казанцев из Перми, Колесов и Глебов из Казани, ни сном, ни духом не ведают, что их предки из Скандинавии. Самые далекие предки по мужской линии, им известные, родились, соответственно, в 1828, 1874 и 1800 гг. Полагать, что их предки относились к скандинавской знати каких-то отдаленных времен, нет никаких оснований.
А в указанное время, т.е. в XIX веке, в российские города приезжали выходцы из многих европейских стран, в том числе, и из Швеции. Часть из них оставалась в России, заводила семьи. Я когда-то принимала участие в конференции, посвященной архитектору Александру Витбергу, отец которого, шведский бюргер переехал в Россию в 1779 году и остался здесь навсегда. Александр Витберг принял православие, дважды был женат, имел многочисленное потомство. Так что с XIX века в России вполне могло быть какое-то количество выходцев из стран Скандинавского полуострова, но никаких миграций из скандинавских стран в Восточную Европу в средневековый период не было – все это фикция, блеф, басня, питающаяся паданцами шведского политического мифа XVI-XVIII вв. и перекрывающая путь новым научным достижениям.
Учитывается ДНК-генеалогия у норманистов? Ни в малой степени! Кто такие славяне у Данилевского или у Мельниковой? Это «племена», расселявшиеся в Восточной Европе не ранее VII-VIII вв. А ДНК-генеалогия дает нам картину расселения предков русских с III тыс. до н.э., которые в числе носителей гаплогруппы R1a примерно 4800-4600 лет назад передвинулись с Балкан на Среднерусскую равнину. Примерно 4500 лет назад часть их как легендарные арии (ветвь R1a – L342.2) ушла на юг, но после ухода ариев в Восточной Европе осталась ветвь гаплогруппы R1a – Z280, т.е. центрально-евразийская ветвь R1a, к которой относится большинство современных этнических русских. Вот с этого периода, с глубины III тысячелетия до н.э. и должно начинаться изучение древнерусской истории, древнерусского политогенеза, древнерусского института наследных правителей, их имен и всей древнерусской культуры в целом. Именам Кия, Щека, Хорива, а также Рюрика, Олега, Игоря и другим летописным именам следует искать соответствия в ведийских и авестийских источниках – они рождались в одной колыбели, в Восточной Европе, где арии и русы долгое время находились в границах одной культурно-языковой общности. Родство культурных истоков, сходство языка у древних русов и ариев прекрасно показаны в работах А.Е. Федорова и А.В. Рачинского, опубликованных на Переформате (ссылка 1, ссылка 2).
Изучение начал древнерусской истории требует сравнительного анализа и исторических параллелей именно такого качества для того, чтобы история древних русов – насельников в Восточной Европе – предстала перед нами во всей полноте. Но пока в этом направлении работают отдельные энтузиасты, а подавляющее большинство сотрудников вузовско-академической системы держится за норманистский миф об «иноплеменной знати» – кальке с миграционных процессов в западноевропейской истории средневекового периода. И дело здесь не только в научной немощности норманистов, как названных, так и не названных здесь. Беда в том, что шведский политический миф за длительное время своего существования пропитал российскую историческую мысль от самых ее руководящих вершин.
Вот достаточно иллюстративный пример. Осенью прошлого года шло обсуждение концепции единого учебника истории для школ, рабочая версия которого (Стандарт единого учебника истории) открывалась фразой: Начало русской истории связано с тем, что славянские и финские племена объединились и призвали варяжскую (скандинавскую) династию Рюриковичей. Историкам, понимавшим всю антинаучность этого тезиса, удалось консолидироваться и добиться того, чтобы слово «скандинавская» убрали, хотя за него боролся лично академик А.О. Чубарьян (ИВИ РАН). Аргументация последнего на Совете Российского Исторического общества от 30 октября звучала так: «Мы придавали большое значение тому, что российская история – это часть мировой истории. При освещении происхождения Древнерусского государства подчёркнуто, что процессы, которые раскалывали наше общество на норманистов и антинорманистов (слава богу, это ушло в прошлое), что эти же процессы происходили не только у нас. Эти викинги и норманны, они шли не только в Россию, но и в Англию. Они содействовали образованию и государств Западной Европы».
Как видите, нынешние руководители российской исторической науки убеждены, что наследие шведского политического мифа – это единственное, что делает русскую историю частью мировой истории. Если кто-то из вас, уважаемые читатели, полагал, что русское государство, русская культура являются неотъемлемой частью мировой истории в силу совершенно объективных причин, то это – «квасное» заблуждение. Русскую историю надо построить в одну шеренгу с «викингами» (тоже скандинавский конструктив, как я показывала в ряде моих статей), втиснуть ее в политический миф о германских завоеваниях, якобы создавших всю европейскую государственность, только тогда русская история, по убеждению ответственных за ее развитие руководителей, может получить свое место в мировой истории.
Усугубляет подобное отношение к изучению начального периода русской истории и такое наследие шведского политического мифа, как рудбекианистская изначально идея о «коренных» финно-уграх и «пришлых» славянах (то бишь русских). Воцарение этой идеи в советской науке привело к результатам, которые одна из моих коллег, специалист по этногенезу и истории уральских финно-угров и преподаватель вуза в республике со своей титульной нацией, охарактеризовала так: к концу 80-х годов принижение русской истории и культуры в сравнении со всеми, даже самыми малыми народами тогда еще существовавшего Советского Союза принимало черты какого-то абсолютного самоуничижения.
Результат вполне естественный, поскольку Рудбеком и его последователями с помощью выдуманной истории предков шведов как раз и конструировались политические технологии, нацеленные на вытеснение русских из исторической жизни Восточной Европы, что мы и имеем на сегодняшний день. Причем проявляется это не только в теоретических исследованиях по древнерусской истории, но и в общественно-политической мысли, вообще в политике, когда возникает необходимость ссылаться на русскую историю, на историческое право русских.
Яркий пример тому – реакция различных сил российского общества на возврат Крыма России. В очень интересной статье Алексея Шестакова «Почему русские считают Крым своим?» приводятся мнения таких начетчиков, мгновенно подсчитавших, что Крым – это земля на 1% русская, а на 99% какая угодно, только не русская. Что если не та же самая мысль отразилась в историографических построениях Данилевского относительно династии Киевичей: они какие угодно, только не славяне. Рудбек в своем историческом конструировании иногда писал славяно-руссы, но норманисты настолько запутались с манипулированием имени русов, что под их влиянием имя русов везде заменялось на имя славян. Если же такую подмену не делать, то можно увидеть, что имя русов появляется у Тавриды и на Черном море ранее имен всех других народов, известных на сегодня в регионе Черного моря. Современные потомки древних русов в Восточной Европе – это, естественно, русские, украинцы и белорусы.
Но кроме истории народов есть еще и история государства, т.е. той организации власти, которая способна, в том числе, защищать и территориальные границы государствообразующего народа. В XVIII в. государством, вернувшим потомкам русов Тавриду-Крым и древнее право совершать морские походы по Черному (Русскому) морю, была Российская империя, в которой государствообразующим народом были русские. Поэтому Крым вошел в русское национальное сознание как русская земля, а образ Тавриды стал неотъемлемой частью русской культуры. И не пришлось бы сейчас все это объяснять, если бы западноевропейские политические мифы и утопии с XVIII в. не погребли под собой начальные тысячелетия древнерусской истории.
Отторгнутые тысячелетия истории древних русов отнимают возможность выстроить национальную русскую историю от ее истоков, отсутствие цельной концепции национальной истории препятствует формулировке национальной идеи и воспитанию национального самосознания. И работы норманистов, типичным представителем которых является И. Данилевский, тому явно не в помощь.
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
