Моя книга «Призвание варягов» и ранее опубликованные статьи о викингах продолжают вызывать интерес читателей, что подкрепляется и новыми вопросами. Мне представилось, что некоторые из них могут привлечь внимание более широкого круга читателей. К таким вопросам, например, относится сюжет об окраске или орнаментике парусов в посте «о викингах, с рогами и без рогов».
В этой статье я привела мнение современных шведских ученых о том, что полосатые паруса – это часть аксессуаров из мифа о викингах, созданного в начале XIX века писателями и художниками – романтиками из скандинавских стран. В частности, я сослалась на точку зрения двух историков – датского и шведского, согласно которым якобы викингский парус в красную полоску, украшающий этикетку шведской водки «Explorer», является продуктом художественного воображения. Поскольку нет сведений – ни археологических, ни письменных источников – о том, какой окраски или орнаментации были паруса скандинавов в «викингский период».
Современные учёные считают, что паруса в полоску – это продукт чистейшей фантазии.1 Один из моих читателей решил оспорить данное мнение об окраске парусов и в качестве контраргумента сослался на два примера: изображения судов на «рисованных камнях» Готланда и на изображения судов на гобелене из Байе: Цвет определить приблизительно можно и даже определённый орнамент, на мой взгляд источником по кораблям викингов здесь может служить ковёр из Байе — он безусловно ценен как исторический источник. О полосах на парусах говорит ещё один источник с о. Готланд, а именно камень Смисс I. Сойер П. говорит о «рифлённых» парусах как о достаточно хитроумном механизме, который позволяет изменять размеры его.
Почему я решила, что данный вопрос может быть интересен для более широкого круга читателей? Потому, что из него видно, как некоторые читают в моих статьях одно, а видят совсем другое, а именно – те самые мифы и конструктивы, неисторичность которых я стараюсь демонстрировать в моих статьях. Так, я начала, в частности, «разбирать» на части умозрительный симбиоз норманнов-викингов-скандинавов, созданный норманизмом, и показывать, что норманны – это один исторический персонаж, викинги – другой, а скандинавы – третий.
В том посте про викингов с рогами по вопросу об окраске парусов речь конкретно шла о том, что наука знает о судах в скандинавских странах в период IX-XI вв. В этом смысле «рисованные камни» Готланда – подходящий источник. Здесь я привожу пример наиболее известного и представительного изображения судна на готландском камне, который датирован прибл. VIII-IX вв. и демонстрируется в музее на Готланде.
Я даже сохранила пояснения к этому рисунку на шведском, где сказано, что этот парус сплетен из отдельных полос ткани, концы которых свисают, и каждый такой свисающий конец держит член экипажа для управления парусом. В пояснении особенно подчеркивается (я выделила жирным шрифтом), что на изображении хорошо видно, что парус не полосатый, как это обычно показывают в фильмах.
Соответственно, вывод из упомянутой статьи о том, что известные ученым суда из скандинавских стран в период, который традиционно называют «викингским», не были окрашены в полосочку, подтверждается и здесь. Хотите искать паруса в полосочку, ищите их за пределами Скандинавии.
Также я подчеркивала, что слово викинг – заимствованное, «пришлое» на Скандинавский полуостров из старофризского или староанглийского и связанное изначально с пиратством на Атлантике, позднее обосновавшимся и на западе Балтики, – не может отождествляться исключительно с жителями стран Скандинавского полуострова. Данное слово означает пират (тоже заимствованное в скандинавских языках), а пираты – разношерстное братство. Какими парусами пользовались пираты, они же викинги на Атлантике, а также их последователи на Балтике: в полосочку, в клеточку, в горошек – вопрос открытый.
Den här bildstenen kommer från Stenkyrka, datering 700-800, och på den ser man den detaljrikaste skeppsbilden av dem alla (det finns ofta skepp på stenarna) och hela bildstenen är ungefär 2,5 meter hög.Utan de gutniska bildstenarna hade vi inte vetat någonting alls om hur vikingaskeppens segel och anordningar såg ut. Vikingaskepp har ju hittats i vackra exemplar i Norge, men också en liten flotta sänkta skepp vid Skuldelev utanför Roskilde i Danmark (skeppen finns utställda i Roskilde och ett av dem är en gutnisk knarr, ty den stämmer exakt med beskrivningen av en sådan i Gutalagen). På bildstenen kan vi se att seglen var rutiga, antagligen smala vävda remsor (heter det bårder?) som de hade satt ihop, och vi ser också att varje man håller i ett rep som styr seglet. Seglen var alltså inte alls randiga, vilka de ju brukar vara på filmer.
Теперь про гобелен из Байе, который изображает драматический эпизод из истории Франции и Англии, а именно, сцены, связанные с битвой при Гастингсе. Поэтому считать, как это делает мой читатель, что гобелен из Байе может служить источником по кораблям викингов, это с одной стороны, – наносить незаслуженное оскорбление гордым представителям английской и французской аристократии XI века, а с другой – вступать на неверный путь творцов мифологизированной истории скандинавских стран (в Швеции таковыми были И.Магнус и О.Рудбек, о чём я неоднократно писала) и подтягивать к этим историям все, что плохо лежит. Битва при Гастингсе – это часть истории Англии и Франции, если рассматривать ее с объективно исторической точки зрения и абстрагируясь от того, с какими родословиями Европы были связаны кровными узами исторические персонажи – участники этой битвы. Родословия правителей всегда являют пеструю картину. Хорошо известно, что норманисты пытаются и Вильгельма Завоевателя «пиарить» как «норманна», а битву при Гастингсе как подходящий аргумент в пользу своих теорий о вымышленных завоеваниях «скандинавов» на Руси. В этой связи предлагаю посмотреть мои посты: Норманны – не только скандинавы и Норманны, которые строили города.
Вывод же по изображениям судов на гобелене из Байе: эти суда не имеют никакого отношения ни к викингам, ни тем более к «скандинавам».
Исходя из этих двух примеров, мне захотелось предложить вниманию читателей несколько отдельных рассуждений, связанных с историей паруса на Балтике и на Атлантике, а также затронуть вопрос о том, как много культурных импульсов приходило в скандинавские страны с европейского континента, в том числе и связанных с развитием парусного флота.
При исследовании вопроса о том, кто играл изначально ведущую роль в судоходстве на Балтийском море, принципиально важной является проблема: какой народ ранее других овладел парусом. Не следует упускать из виду, что такое изобретение как парус, позволившее создать суда, пригодные для преодоления открытых морских пространств, пришёл в скандинавские страны довольно поздно и мог быть заимствован от тех соседних народов, которые стали использовать его намного раньше. Датский археолог Юханнес Брёндстед, отмечая данный факт, сильно недоумевал по его поводу:
Археологические находки в Скандинавии рассказывают нам о больших открытых гребных ладьях (rеddbеten) без паруса и со слабо выраженным килем, таких, например, как судно из Нюдама (Nydambеten) из Южной Ютландии… Другие скандинавские археологические памятники, например, рисованные камни Готланда, показывают, как парус в период, следующий за эпохой Великого переселения народов, постепенно проникает в Скандинавию и в течение VI-VIII вв. медленно совершенствуется, пройдя путь от небольших и неуклюжих четырёхугольных кусков ткани, прикреплённых к одной единственной мачте, до парусов на больших роскошных парусниках викингов. И одновременно с этим происходило совершенствование самого судна, прежде всего — килевой части — и превращение гребной ладьи в корабль… Это очень странно, что парус пришёл в Скандинавию так поздно.2
О появлении паруса в Скандинавии только, примерно, за столетие до «эпохи викингов» (т.е. на рубеже VII-VIII вв.) говорит и датская исследовательница Э. Роэсдаль.3
Странности и «загадки» истории возникают тогда, когда из мира исследований выпадает, а затем забывается какая-то часть исторического материала. Отсутствие какого материала мешает нам логично объяснить скачок, происшедший в развитии судостроения скандинавских стран в VII-VIII вв? Ведь действительно, гребные суда использовались на северных берегах Балтики бессменно в течение нескольких столетий. Точкой отсчёта здесь могут быть известные свидетельства Тацита, который упомянул в своём труде «Германия» о народе свионов:
Среди самого Океана обитают общины свионов, помимо оружия и воинов они сильны также флотом… Парусами свионы не пользуются и вёсел вдоль бортов не закрепляют в ряд одно за другим; они у них… съёмные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в другую сторону.4
Я здесь абстрагируюсь от вопроса о том, насколько правомерно идентифицировать свионов Тацита со средневековыми свеями в истории Швеции. Так или иначе, есть все основания отметить, что традиция гребных судов существовала на севере Балтики чуть не полтысячи лет, а потом вдруг получила импульс к усовершенствованию и модернизации. Какие факторы сыграли здесь свою роль? Ведь модернизация и развитие, независимо от того, происходят ли они в VI, XVI или XXVI веке, требуют материальных и человеческих ресурсов.
Для продолжения моих рассуждений предлагаю обратиться к работе историка и писателя С.В. Цветкова, который напомнил нам, что «в истории северного мореплавания и судостроения совершенно незаслуженно забыты кельты-венеты, которые уже в I веке до н.э. были самыми умелыми мореходами на славившемся своими ветрами и штормами Северном море и побережье Атлантического океана»5 и привёл, в частности, ссылку на античный источник:
Ещё Юлий Цезарь отмечал, какими прекрасными мореходами были венеты Арморики. «Это племя пользуется наибольшим влиянием по всему морскому побережью, так как венеты располагают самым большим числом кораблей, на которых они ходят в Британию, а также превосходят остальных галлов знанием морского дела и опытностью в нём».6
Интересно отметить, что среди союзников венетов Цезарь называет моринов из приморской части Франции и Бельгии.7 Поскольку в кельтских языках звуки «в» и «м» взаимозаменяемы, то морины являются вариантом того же древнего имени варинов.8
Я уже писала, что на определенных исторических этапах не рассматриваю венетов ни как кельтов, ни как галлов, в традициях вышеприведённой античной лексики, а только как венетов. Имя венетов, согласно многим источникам, явно древнее имени кельтов. Венеты/венеды (енеты/генеты у Геродота) относились к одному из реликтовых индоевропейских этносов и в ходе тысячелетних миграций отдавали своё имя многим народам или полиэтническим объединениям. Об этом имеется обширная литература, сошлюсь для примера на работу А.Г. Кузьмина9, а моя позиция отчасти раскрывается здесь.
Обращения к литературе о венедах показывают, что древнейшее имя венетов/венедов, по аналогии также с очень древним именем варинов, в процессе переселений оказывалось рассеянным по разноязычным территориям, но общее имя и генетическая память, аккумулированная в нём, должны были связывать разные ветви древнего народа идеей общих корней. По крайней мере, тот факт, что к началу нашей эры древнее имя венетов/венедов-мореходов окаймляло европейское побережье от Адриатики через Атлантику до Балтии, не может быть случайным.
Однако всё в мире подвержено переменам. Рубеж IV-V веков считается началом великих миграционных процессов, вошедших в европейскую историю как эпоха Великого переселения народов. Но миграции были более или менее постоянным фоном и в предшествующие века в истории европейских народов: люди всегда стремились переселиться туда, где жизнь сулила лучшие или большие возможности.
Так, уже в течение III века какая-то часть континентального населения из областей между Везером и Эльбой стала переселяться к Атлантическому побережью – туда, где морская торговля и гавани в течение столетий находились в руках венетов и где они ещё во время Юлия Цезаря «сделали своими данниками всех плавающих по этому морю».10 То есть туда, где бурлила торговля, где богатство плыло в руки сильных и неразборчивых в средствах. Новые имена стали связываться с пиратством на Атлантике — имя саксов, как общее имя для разноэтничных пришельцев стало упоминаться в античных источниках в связи с морскими набегами. Сидоний Апполинарий (ок. 430-489), галло-римский поэт и епископ в Клермонте, писал о саксах, возвращавшихся домой «на всех парусах».11 К концу древнеримской эпохи часть прибрежной полосы в современной северо-восточной Франции и Бельгии, а также в восточной и юго-восточной Англии стала известна под именем Saxon Shore – Берег саксов.12 Однако в 560 году, т.е. через несколько десятилетий, византийский историк Прокопий Кесарийский писал о ближайших соратниках и союзниках саксов – англах в Англии, что у них не было парусов и что они всегда плавали на веслах.13
Следует помнить, что в ходе миграционных процессов создавались новые конфедерации народов, принимавшие имя какого-то одного народа из данной конфедерации, за которым скрывались и исчезали прежние этнонимы. Новое собирательное имя имело обыкновение выдвигаться в силу религиозных, культурно-языковых или династийных перемен, однако, под внешней оболочкой новой этнополитической системы многое могло оставаться неизменным, например, владение определёнными знаниями и навыками, сберегаемое определённым народом. Вполне вероятно, что венеты-мореходы времён Юлия Цезаря, оказавшись в IV-V вв. в сфере влияния правителей саксов, стали выступать под новым общеполитическим именем, но продолжали сохранять традиции парусного судоходства в своём ведении, что и поясняет замечание Прокопия о том, что англы не знали паруса. Так социально-политические и демографические изменения выступали в роли передаточного механизма по переносу древних знаний в новые этнополитические системы.
Данное рассуждение вполне применимо и к Балтийскому региону. Здесь временем заметных перемен был период конца V-VI вв., когда балтийское побережье, связанное с венедами названием Венедского залива, начинает осваиваться носителями суковско-дзедзицкой культуры, которых отождествляют со славянами.14 Связь венетов/венедов со славянами устанавливается, в частности, благодаря сообщению Иордана, который писал:
У левого их склона (Альп — Л.Г.), спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавинами.15
Благодаря этому сообщению венедов очень часто напрямую отождествляют со славянами, хотя знакомство с историей венедов показывает, что венеды намного древнее славянства. Но из высказывания Иордана можно также заключить, что группировка народов, объединившаяся под именем склавинов, сложилась в этническом массиве, в течение какого-то времени связанного общим именем венетов/венедов, а затем усилилась настолько, что передала свой язык большей части сообщества при сохранении венедского имени. Подобное явление — сложение новой общности в результате объединения нескольких старых общностей, когда принимался язык одной из них, а имя — другой — можно было повсеместно наблюдать в древности и раннем средневековье.
Таким образом, миграции славян в Балтийском регионе были не только миграциями славянского населения, но выступали и в форме распространения славянского языка среди своих давних соратников венедов/венетов и их союзников варинов-моринов. Это объясняет сравнительную быстроту ославянивания южнобалтийского субстрата и перенесение опыта балтийских венедов и варинов уже в новые этнополитические образования со славянским языком в качестве средства общения. Однако любые преобразования вызывают размежевания в обществе, где они происходят, и часть населения покидает родные места — так было всегда.
Поэтому логичным представляется предположение, что часть варинов или венедов переселялась в течение VI века с южно-балтийского побережья севернее, на острова Балтийского моря или южное побережье Скандинавского полуострова. Приток этого населения в Скандинавию и мог оказаться тем недостающим звеном, который замкнул цепь и дал толчок в развитии судостроения на Готланде и появлении парусных судов. Местное население, использовавшее в течение столетий гребные суда, владело опытом использования местной акватории, а пришельцы были необходимым дополнительным человеческим ресурсом со знаниями о парусном флоте, а также, вероятно, и с материальными средствами — соединение всех этих факторов логично объясняет появление паруса на Готланде в конце VI-VII вв.
Другим примером влияний, проникавших на Скандинавский полуостров с Европейского континента, являются археологические находки из погребений в ладье VII-VIII вв. в районе Уппсалы – прославленные роскошные шлемы, мечи, щиты, стеклянные бокалы и другие предметы из Венделя и Вальсгерде – обнаруживают связь с Прирейнской областью или Британскими островами. Известный российский археолог Г.С. Лебедев подчеркивал, что импортные вещи вендельских могил либо британские, либо рейнские.16
Крупный шведский археолог О. Хиестранд более решительно проводит связь между шведскими погребениями в ладье и историческими событиями на европейском континенте:
Мы не можем сбрасывать со счетов тот момент, что погребения в ладье могут характеризовать организацию континентальной эксплуатации сырьевых ресурсов, осуществлявшихся иностранными представителями в сотрудничестве с местной верхушкой. Само возникновение погребений в Венделе и Вальсгерде могло быть вызвано изменениями на континенте, например, такими, как франкская экспансия в VI в., крушение Остготской державы, поражение герулов в 510 г. или франкское завоевание Тюрингии где-то в 530 г. … высокие курганы (Уппсалы – Л.Г.) и наиболее ранние погребения в ладье или погребения всадников могли скрывать следующие отношения: последние могли принадлежать отдельным посланцам местных династий, отправленных ранее к иностранным дворам, а потом вернувшихся домой, возможно, в сопровождении собственной свиты или отрядов. Эти лица могли быть «принцами» или «отвергнутыми сыновьями» – членами династий. Вернувшись домой, они могли выступить на стороне отдельных кандидатов или сами попытаться взять власть.17
Подчеркивая связь погребений в Венделе и Вальсгерде с европейской континентальной традицией VI в., восходящей, в свою очередь, к римской традиции (это касалось, прежде всего, шлемов), Хиестранд имел, в частности, в виду возможные миграции с европейского континента на территорию современной Швеции и «перенесение» этим путем европейских ремесленных навыков и традиций.
Приведенные рассуждения призваны нацелить читателя на то, чтобы за искуственной позолотой «викингских мифов» начать видеть живую историю европейских стран и народов. В ней история норманнов заключала в себе намного большее число разноплеменных участников, чем это принято думать, и соотвественно, впитала в себя богатый спектр культурных и ремесленных традиций европейского континента. Этими же традициями обогащалась и история стран Скандинавского полуострова. Что же касается викингов, то их история – это история пиратства, которая ничего творческого или производительного никогда в себе не заключала.
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
