Уважаемая Лидия Павловна! Ваше имя уже довольно известно тем, кто интересуется начальными страницами русской истории. Ваши публикации популярны в интернете. Но всё же самая массовая аудитория сталкивается с историей в образовательных учреждениях. Школы, вузы, студенты, учащиеся и их родители. Они буквально на собственной шкуре ощущают сегодняшнее состояние исторического знания. Начинают они, естественно, с первых веков истории России, с легендарного призвания варягов, с князя Рюрика…
И тут начинается самое странное. В учебниках можно прочитать лишь то, что Рюрик был предводителем ватаги скандинавских викингов, которые взяли, да и создали на Руси государственность. В подробности никто не вдаётся. Но представляете, что закладывается в умы наших сограждан? Как могло произойти, что уже со школы в массовое сознание ввинчиваются идеи, которые не находят научного подтверждения? Откуда взялся этот разрыв между теорией и практикой?
Ложь застревает в памяти надежнее, чем правда, – сказал один герой Э. Ремарка. Эта мысль вполне применима и к тому, что Вы сказали о Рюрике как предводителе ватаги скандинавских викингов. История князя Рюрика и вообще начала российской государственности – сильно искажена.
Но ответить на вопрос, как такое могло случиться, – не просто. Дело в том, что из нашей исторической науки выпало или было пропущено очень важное звено (поразительное явление в истории западноевропейской исторической мысли!), а именно – традиция приписывать своим странам величественное древнее прошлое, основанное на фантазиях. Традиция эта вошла в западноевропейскую историю под названиями готицизма и рудбекианизма и развивалась ни много ни мало, в течение XVI-XVIII веков.
Больше всех в этой области преуспели шведские историки, которые за указанный период создали три фантастических версии древнешведской истории: первое – Швеция была прародиной древнего народа готов и шведо-готы являются основоположниками германской культуры, второе – Швеция была древней Гипербореей и шведо-гипербореи выступают основоположниками древнегреческой культуры, и третье – «Варягия» находилась на Скандинавском полуострове, ровнехонько на месте Швеции, а шведо-варяги являются основоположниками древнерусской государственности. Эти фантазии поддерживались шведской королевской властью также рьяно, как и Аугсбургское вероисповедание – официальный вероисповедательный документ лютеран. Они играли роль того, что сейчас назвали бы новой информационной технологией. Смысл ее заключался в том, чтобы через картины величественного прошлого способствовать выработке национального самосознания шведов и сплотить их как нацию. Выдуманная древнешведская история входила во все образовательные программы, по ней учились поколения и поколения шведов того времени.
Но мало того. Эти произведения старались распространять в Европе, ими повышался и международный престиж Швеции. На европейском континенте ими стали увлекаться первейшие властители дум. Объясняется это тем, что готицизм, в рамках которого пропагандировалось величие древнего народа готов, очень поддерживался мыслителями Германии, стремившимися с его помощью отражать нападки итальянских гуманистов на немецкоязычное население Священной Римской империи. К XVII-XVIII вв. готицизмом заинтересовались английские и французские мыслители. На этой волне труды шведских историков-фантастов с благосклонностью читали и в Англии, и во Франции. Монтескье, Вольтер писали: вот ведь, надо же какая великая Швеция… была в древности! Этими фантазиями увлекался и Байер, познакомившись с ними через переписку со шведскими литераторами и филологами, и затем перевезя их в Петербург, как модные достижения западноевропейской мысли.
Все это показывает еще и уровень западноевропейской научной жизни в XVII-XVIII вв. Были там блистательные ученые, но была и масса надутых посредственностей, которых Свифт высмеял как членов великих академий Лапуту и Бальнибарби, где были популярны многие экзотические «академические» проекты.
Однако время шло, и шведские утопии кусок за куском стали отваливаться с исторического полотна западноевропейской науки. Сначала к разряду причуд фантазии были отнесены шведо-гипербореи. Затем выяснили, что и готы не выходили из Швеции. Так что сейчас из трех фантазий осталась последняя: шведо-варяги с Волчьего острова – так якобы называлась Швеция в древности согласно историозодчеству шведских историков. Научного смысла в этой фантазии не больше, чем в идее гипербореев из Швеции.
И вот здесь мы подходим к ответу на Ваш вопрос: как могло произойти, что в России со школы в массовое сознание ввинчиваются идеи, которые не находят научного подтверждения? И в чем причина долгожительства таких исторических утопий как идея Руси из шведского Рослагена, как идея о безродном наемнике Рюрике, не то завоевателе, не то контрактнике, и других шведских конструктивов, сочиненных в ненаучной мифологизированной историографии?
Как это ни смешно, но эти утопии, в значительной степени, держатся за счет их поддержки российской исторической наукой, поскольку до этого, в течение многих десятилетий они подпирались всей мощью советской академическо-образовательной системы. Норманнский период в древнерусской истории был упомянут Марксом в одной из его статей, а куда же было деваться советским историкам от статей Маркса? Потому все официальные советские справочные издания, включая БСЭ, как солдаты на политучебе, до сих пор докладывают о варягах как о скандинавах. А сейчас норманизм держится еще и инерцией тех, кто писал в советское время. Но российскому руководству академическо-образовательной системы пора начать задумываться над тем, почему российские школьники и студенты должны учить историю по программам, созданным в XVI-XVIII вв. для шведских учащихся с целью поднятия у них шведского национального самосознания?
А если поставить вопрос немного иначе. Почему мы задумываемся над тем, кем был Рюрик по происхождению? Не всё ли равно – швед, датчанин, славянин? Какая разница, кем были те самые варяги больше тысячи лет назад? Любому образованному человеку понятно, что создание государственности – это процесс, в котором участвует много составляющих. Каково прикладное значение варяжского спора в наши дни?
Спор, который ведется около 300 лет, должен иметь значение для людей, иначе он давно был бы уже забыт. На мой взгляд, в так называемом «варяжском споре» следует выделить его общечеловеческую значимость и его научную значимость.
Начнем с того, чтобы уточнить, зачем нам вообще надо знать историю? Что значит национальная история для человека? Когда-то очень давно, как говорится, во глубине времен человек выделился из природы и создал особую среду – человеческое общество. И с тех пор человек обречен вести постоянную борьбу: с одной стороны, человек не может преступать законы природы, поскольку они первичны, но с другой стороны, человек должен оберегать и свое создание – человеческое общество от того, чтобы оно не вернулось назад, в «мир животных». Одним из первых чисто человеческих деяний был культ поклонения своим предкам. Животные не знают чувства благодарности своим предкам, это – чисто человеческое качество, и оно делает человека человеком. Из памяти о своих предках родилась потребность помнить историю своей земли, из поклонения предкам родилась потребность помнить их имена. Знать свою историю и имена своих предков – естественная духовная потребность людей и их законное право, которые они пронесли через тысячелетия.
Хранители исторической памяти имелись в каждом обществе, начиная с яиц Леды. Ими отбирались наиболее важные имена деятелей, которые члены общества должны были помнить, чтобы не потерять себя на путях исторического движения среди других народов и сохранять свое собственное место в мировом сообществе. В древнерусской истории к таким наиболее важным именам принадлежит имя князя Рюрика. Поэтому естественно, что многие россияне задумываются над тем, кем был князь Рюрик. Это – одно из имен, которое держит костяк российской истории, делает ее живой, очеловеченной. Имена выдающихся исторических деятелей придают истории народа ее неповторимое своеобразие, делают историю национальной. Где-то в середине 1990-х годов в ЕС обсуждалась мысль написать общую историю стран ЕС. И знаете, ничего из этого проекта не получилось. Каждая из стран ЕС имела свою национальную историю, и никто не хотел поступиться своими национальными героями (которые могли оказаться совсем не героями в рамках других национальных историй), своими победами, своей национальной физиономией и своей национальной гордостью.
Но кроме общечеловеческого аспекта в варяжском вопросе есть и научная составляющая. Дискуссии по поводу Сказания о призвании Рюрика норманисты пытаются представить как спор об этнической принадлежности Рюрика. При этом заявляется, что для исследования древнерусского политогенеза вопрос об этнической принадлежности этого героя совершенно не важен. – Какое, дескать, имеет значение, кто был папа у Рюрика?
Справедливое заявление, если бы спор шел именно об этом. Однако спор-то идет совсем о другом. Для меня, уже много лет занимающейся исследованиями генезиса наследного института власти в первобытных обществах, без всяких уговоров ясно, что этническая принадлежность не являлась решающим фактором при передаче власти от одного правителя другому. Решающей была родовая принадлежность, которая оформлялась как по рождению, так и юридически, а кроме того – положение в чреде кандидатов на престол или очередность наследования, т.е. используя язык летописи, надо было быть кандидатом и по праву, и по ряду. Как впрочем, и в вопросе с любым наследованием, например, права собственности. При этом наследников могут разыскивать иногда в разных странах, но всегда в кругу тех, кто по существующим законам имеет право претендовать на наследство.
Всё дело в том, что норманисты отрицают Рюрика как наследного князя, причем вразрез со всеми источниками (а их как раз немало!), которые они также отрицают. В XVIII-XIX вв. это отрицание сходило с рук, поскольку тогда думали, что появление наследной власти в догосударственных обществах невозможно, наследная власть появляется вместе с государством. Но уже лет 70 как от этой мысли ученые отказались и поняли, что наследная власть (королевская или княжеская) может появиться в какой угодно глубокой первобытности и совсем независимо от возникновения государства. Однако в российской исторической науке последние достижения теоретической мысли по политогенезу и социогенезу не могут полноценно использоваться, поскольку на их пути стоит норманизм, который застрял на уровне историософских утопий XVIII века. И закоснелость норманизма, препятствующего нормальному развитию исторической мысли, сказывается во всем, не только непосредственно в трактовке призвания Рюрика с братьями.
Так, норманисты-археологи уверяют, что они обладают методом, позволяющим безошибочно определять этническую принадлежность по археологическим материалам. Открываем соответствующий том по истории Древней Европы издания еще 1988 г. и читаем: «Уже в предвоенный период и в 40-е годы все более решительно стало высказываться мнение об отсутствии прямолинейной связи между археологической культурой, антропологическим типом и конкретным этносом. Справедливо отмечалось, что археологические культуры, начиная по крайней мере с энеолита, полиэтничны».
Открываем работу А.Горского, изданную в 2009 г., где он уверяет своих студентов в том, что варяги – это воины-выходцы из Скандинавии и что от них остались археологические свидетельства их пребывания в Восточной Европе. «Не случайно, – восклицает Горский, – у археологов суждения противников тождества варягов с норманнами вызывают лишь саркастический смех: как иначе могут реагировать на них люди, каждый полевой сезон обнаруживающие все новые захоронения со скандинавскими чертами?». Т.е. в других отраслях исторической науки скоро уже сто лет, как известно, что между археологической культурой и конкретным этносом нет прямой связи, ибо первая всегда полиэтнична, а для начального периода русской истории, по-прежнему, «скандинавство» варягов определяют по «физиономии наружности» археологических находок. Не чудо ли это?!
При этом мне нигде не доводилось прочитать ясное разъяснение того, что это за таинственные «скандинавские черты», которые объясняют археологам всю подноготную варяжского вопроса. Поэтому при чтении этих строк в книге Горского я тоже саркастически рассмеялась, поскольку подумала, что археологи, раскапывающие захоронения, должны обязательно беседовать с обнаруженными останками, ибо это единственная возможность определить, носителями какого языка являлись при жизни владельцы найденных мощей? Но тогда, как говорится, медицина бессильна. Ведь даже если инвентарь захоронений анализировать с точки зрения религиозной (конфессиональной) принадлежности, то и она тоже полиэтнична.
Поэтому «варяжский спор» – это фактически спор науки с ненаукой. Или в обратном порядке: спор ненауки, изгнавшей источники в угоду косной догме и препятствующей полнокровному использованию в исторических исследованиях новых теоретических открытий, с наукой, отстаивающей свое право учитывать весь комплекс имеющихся источников и работать в русле всех новых направлений исторической мысли. В этом я вижу прикладное значение варяжского спора.
И обо всём этом Вы подробно рассказываете в своей книге «Призвание варягов» (Издательство Алгоритм, 2012)? Или там есть что-то ещё, интересное для массового читателя? Ведь рассчитана книга, кажется, именно на него. Чем Ваше исследование будет полезно людям – от интересующихся до студентов и специалистов?
Моя книга была написана именно для широких читательских кругов, хотя в ней затрагиваются и серьезные теоретические проблемы. Я их назвала в начале интервью. Первая – это выявленный мною феномен выдуманного исторического прошлого в западноевропейской общественной мысли (готицизм и рудбекианизм). Данный феномен блистает своим отсутствием в трудах наших славных медиевистов, скандинавистов, латинистов.
Вторая – это раскрытие природы норманизма как исторической утопии. Я стараюсь показать, от каких утопических истоков произошел норманизм и как в силу своей сущности «норманнская теория» преграждает путь в российскую историческую науку последним достижениям теоретической мысли, например, в области изучения института наследной власти в архаичных обществах.
Но на этом фоне представлены темы, которые занимают сейчас мысли самых широких кругов читателей. Во-первых, тема летописных варягов, которых я показываю как народ (или группу народов, объединенных общим именем) с очень древними корнями и на южно-балтийском побережье, и в Восточной Европе. Данной теме противопоставляется норманистский вымысел о шведских «гребцах-родсах» из Рослагена – прибрежной области Средней Швеции, которые якобы уже в IX в. произвели масштабные свершения в Восточной Европе. Они будто бы сыграли ведущую роль в процессах образования Древнерусского государства, в создании древнерусского института верховной княжеской власти, в «приватизации» торговли международного масштаба через Балтийско-Волжский путь, в возведении древнерусских городов и пр. Все эти величественные норманистские декорации не стоят и ломаного гроша, поскольку в реальной истории в IX в. не существовало ни прибрежной полосы Рослаген, ни шведской государственности или шведского градостроительства того уровня, опытом которого можно было бы поделиться. И все это показано в книге, с привлечением работ шведских исследователей самых последних лет, которые обходят своим вниманием российские скандинависты, обращаясь к работам прошлых времен.
Во-вторых, тема норманнов, рассказами о которых полны западные хроники с описанием масштабных военных действий. Эти грандиозные военные операции осуществлялись теми, кого источники называли «северными людьми». Норманнские походы представляли из себя военные операции, вполне сравнимые с операциями на западном фронте во время Второй мировой войны. Вот этих-то норманнов шведские историки, воспитанные на образах выдуманного величия шведо-готских и шведо-гиперборейских походов, в начале XVIII в. также приписали к собственной истории, а норманисты по наследству бездумно тиражируют конструктив норманнов как скандинавов.
Это, безусловно, вымысел, поскольку как сейчас, так и более тысячи лет тому назад страны Скандинавского полуострова не смогли бы обеспечить только своими силами военные операции такого масштаба, которые проводились норманнами. В пояснение позволю себе провести параллель с нашими днями. Например, на территории Западной Европы какой-либо крупный военный организатор – Евросоюз или НАТО – проводят военные операции, в которых участвуют силы многих стран, в том числе и скандинавских. Но кто ж может представить себе, что подобные крупные военные операции общеевропейского масштаба могли бы быть обеспечены только силами стран Скандинавского полуострова?! Такое несоответствие давно должно было бы привлечь внимание медиевистов, но этого не будет, пока историческая наука сидит в ошейнике, надетом на нее когда-то норманизмом. В моей книге предложено несколько сюжетов на тему о том, кто в средневековой Европе мог бы составлять ядро норманнских отрядов.
Наконец, конструктив о викингах как скандинавах. В реальности миф о викингах-скандинавах был создан коллективным трудом шведских, датских и норвежских поэтов-романтиков и общественных деятелей в начале XIX в. Собственно, слово «викинг» означает «пират». Оба слова в скандинавских языках заимствованные: пират – из латыни, а викинг ранее всего отмечается в старофризском, староанглийском языках, в ирландском именослове. Из чего ясно, что викингами изначально называли пиратов на Атлантике, а не в Скандинавии.
Но с начала XIX в. волна европейского романтизма захватила и страны Скандинавского полуострова. Старые идеи романтизированного патриотизма обветшали, национальный миф нуждался в свежей крови, и общественные деятели скандинавских стран стали формировать тот образ «общескандинавских» викингов, который знаком нам сейчас: в шлемах с рогами и под цветасто-полосатым парусом. Собрали для этого, по имеющейся привычке, атрибуты со всей Европы. Викингский шлем с рогами позаимствовали из галльской культуры и из культуры древнего народа кимвров. Веселенький викингский парус в красную полосочку, который, например, украшает этикетку шведской водки «Explorer», является просто художественным вымыслом. Однако продукты фантазии заполняют сегодня страницы не только бульварных изданий, но и работы профессиональных ученых: в респектабельных академических и вузовских изданиях плывут рогатые викинги под полосатыми парусами с водочной бутылки.
Так что, как видите, норманизм упокоился на трех китах – конструктивах: шведских гребцах-родсах» из несуществовавшего в IX в. Рослагена; норманнах, которые в реальности были не только скандинавы; на викингах, которые на самом деле были международным пиратским братством, державшим в течение какого-то времени свою «Карибию» между Атлантикой и Балтикой, но никогда не совавшихся в Восточную Европу и не плававших по восточноевропейским рекам.
Вот чем моя книга может быть полезна широким читательским кругам России – показом того, как конструктивы норманизма превратили серьезные исторические проблемы в литературу для детишек нежного возраста.
Прошедший год был юбилейным годом зарождения российской государственности, которой условно стукнуло 1150 лет. Что мы отмечаем? Что мы должны отмечать? Можете ли Вы высказаться по этому поводу?
В соответствии с летописями, 1150 лет тому назад представители летописного княженья Словен пригласили на опустевший княжеский престол Рюрика с братьями. Это событие послужило началом захватывающего созидательного процесса политического и социального строительства, поэтому оно заслуживает того, чтобы мы его отмечали.
С призванием Рюрика началось правление династии, которая по имени её основателя стала именоваться династией Рюриковичей и которая сыграла громадную роль в истории российской государственности. Эта династия объединила под своей рукой гигантские земли Восточной Европы от Балтийского и Белого морей до Черного моря, а позднее включила в границы Русского государства просторы Сибири и Дальнего Востока до Тихого океана. В течение более семи столетий династия Рюриковичей давала верховных правителей – князей, а потом царей – для великой державы, на просторах которой сложилось уникальное многонациональное сообщество большого и малых народов – представителей разных языковых семей и разных культур под объединяющим именем Руси. Выбор имени для объединения земель – важный шаг для правителя. Имя Руси, по моему убеждению, родилось в Восточной Европе задолго до призвания Рюрика, в глубокой древности и было полно священного смысла для ее народов, поэтому оно до сих пор с нами.
Разумеется, начало древнерусской государственности невозможно выводить лишь от одного события – установления в 862 г. правления династии Рюрика, несмотря на его несомненную важность. Рождение государства – длительный процесс, явившийся в историческую жизнь под воздействием ряда крупных событий, начавших заявлять о себе ещё до приглашения на престол Рюрика. И будем надеяться, что инициатива отметить начало правления династии Рюриковичей привлечет внимание ко всему комплексу проблем в изучении процесса возникновения и становления российской государственности, приведёт к обновлению в области исторических исследований начального периода истории России.
© Переформат.ру
