Описания легендарного, находившегося в устье Одры и уничтоженного данами города балтийских славян Юмны содержатся в хронике Адама Бременского, который называет его одной из главных остановок в маршруте южно-балтийского торгового пути из Старигарда на Русь: «За лютичами, которых иначе зовут вильцами, протекает Одер, самая полноводная река в земле славян. В её устье, там, где она впадает в Скифское озеро, расположен знаменитый город Юмна, весьма оживлённое местопребывание варваров и греков, живущих вокруг. Поскольку о великой славе этого города рассказывают многое и не всегда правдиво, мне также хочется упомянуть о нём кое-что заслуживающее внимания. Это, действительно, крупнейший из всех расположенных в пределах Европы городов, который населяют славяне вместе с другими народами, греками и варварами. Приезжие саксы также получают возможность там жить на равных с прочими правах, но при условии не исповедовать открыто христианство. Ибо все они до сих пор блуждают в потёмках язычества, хотя в отношении нравов и гостеприимства не найти более честного и радушного народа, чем они…
Этот город богат товарами всех северных народов, нет ни одной диковинки, которой там не было бы. Там есть «Котёл вулкана», который местные жители называют греческим огнём и о котором упоминает также Солин. Нептун известен там троякого вида. Ибо остров тот омывается тремя рукавами, из которых один, как говорят, на вид очень зелёный, второй – беловатый, а третий – свирепствует неистовым течением в постоянных бурях. От этого города коротким путём добираются до города Деммина, который расположен в устье реки Пены, где обитают руяне. А оттуда – до провинции Земландии, которой владеют пруссы. Путь этот проходят следующим образом: от Гамбурга или от реки Эльбы до города Юмны по суше добираются семь дней. Чтобы добраться до Юмны по морю, нужно сесть на корабль в Шлезвиге или Ольденбурге. От этого города 14 дней ходу под парусами до Острогарда Руси. Столица её – город Киев, соперник Константинопольской державы, прекраснейшее украшение Греции», Adam, II-19(22).
«Котёл вулкана» в описаниях Адама обычно трактуют как маяк, известность же технологии «греческого огня» в Поморье польский археолог В. Филиповяк объяснял контактами с Русью и Византией. Из сообщения Адама можно заключить, что Юмна была самым большим и известным торговым городом в балтийском регионе, по его мнению – даже и во всей Европе. Крайне ценными для интерпретации находок импорта в южно-балтийских торговых центрах является его упоминание о «богатстве города всеми товарами северных народов» и всеми диковинными, т.е. дорогими и ценными вещами своего времени. В другом месте своей хроники Адам упоминает славянский город Юмну как место, где местные жители предоставили укрытие раненому датскому королю.
Схолия 56 к тексту Адама сообщает о разрушении Юмны датским королём Магнусом, предположительно в самом конце XI века: «Король Магнус с сильным флотом осадил богатейший славянский город Юмну. Обе стороны понесли равные потери. Магнус устрашил всех славян. Он был благочестивым юношей невинной жизни; поэтому Бог и даровал ему победу во всём». Гельмольд, переписав в XII веке описание Юмны из Адама, называет город Юмнетой, дополняя рассказ подробностями, в частности тем, что в его время от города сохранялись лишь руины: «Рассказывают, что один данский король, сопровождаемый огромным морским войском, разрушил этот богатейший город до основания. Памятники этого древнего города сохранились до сих пор» (Helm., 1-2).
Начиная с первых раскопок крупного торгово-ремесленного центра поморян в городе Волин, неоднократно высказывалось предположение о тождественности Юмны и Волина. Основываясь на именовании Волина Юлином в хронике Саксона Грамматика и созвучии названий Юмна-Йом-Юлин, так же как и географическом расположении обоих городов в устье Одры, такая версия, с другой стороны, имеет существенные недостатки и не может объяснить значительных противоречий с письменными источниками. Упоминание Гельмольдом руин разрушенного до основания города Юмнеты в его время (1160-е гг.) противоречит описаниям процветающего Волина в житиях Отто Бамбергского у Прюфлингского монаха, Эббо и Герборда. Проходившие в 1120-х гг. миссии Отто и христианизация Поморья стали большим событием для христианского духовенства, занимавшегося крещением балтийско-славянских земель, и получили широкую известность.
О важности и известности Волина в регионе вообще и как нового христианского центра в частности говорит создание в нём в то время епископства. Об этих миссиях, как и о событиях происходивших в Поморье в середине XII века было хорошо известно и Гельмольду – более того, некоторые подробности только из его хроники и известны – из чего можно сделать вывод, что он подразумевал под Юмнетой какой-то совсем другой город. Ничего не знают о тождественности Юмны и Волина и жития Отто Бамбергского, неоднократно и в деталях описывающие этот город и происходившие в нём события. Так же входят в противоречия с описаниями Адама и сообщения житий Отто о том, что главным городом Поморья в ХII веке был Щецин, так что жители Волина были от него политически зависимы. Поэтому более вероятным и взвешенным кажется мнение о не тождественности Юмны и Волина. Местонахождение Юмны, несмотря на многочисленные попытки и версии, остаётся не локализованным.
С Юмной Адама Бременского также нередко сравнивается упоминаемый ибн-Якубом и находящийся на морском берегу к северо-западу от владений Мешко большой город славянского племени «унана» или «убаба», имевший 12 ворот, порт и подъёмные мосты, как и крепость Йомсбург, известная по скандинавским сагам. Ввиду противоречия описаниям Йомсборга более ранним и близким немецким источникам, скорее, можно предположить, что знаменитый славянский город Юмна стал прототипом для сложения сюжетов исландских саг, чем принимать этот сюжет как детальное описание. Однако и в таком случае вхождение мотива о знаменитом городе в Йом в славянских землях говорит о значении этого места в контексте истории средневековой Балтики.
Значительный вклад в изучение южно-балтийских торговых центров внесли раскопки в польском городке Волин на одноимённом острове в устье Одры. Основание первого поселения на реке Дзивне датируется, согласно радиоуглеродному анализу, началом VII века.1 На рубеже VIII-IX вв. поселение приобретает торгово-ремесленный характер. К тому же времени относится обустройство здесь пристани и возникновение поселений ремесленников на горе Зильберберг и в южной части города.2 На бурное развитие торгово-ремесленного центра и его увеличивающееся значение указывает окружение города крепостными валами во второй половине IX века.
Реконструкция средневековой пристани Волина по W. Filipowiak, 1992
Структура торгово-ремесленного центра в Волине по W.Filipowiak, 1988
1) курганы; 2) кремации; 3) ингумации; 4) поселения; 5) укрепления:
H1) городская пристань; H2) пристань у горы Зильберберг; А) причал в южной части города
Места находок: 1) городской центр с древнейшим поселением, укреплением и пристанью; 2) рыбацкий район; 3)языческий храм XII века; 4) сад перед городом; 5) рынок XII века; 6) ремесленное поселение на горе Зильберберг; 7) поселение; 8) могильник «Мюленберг»; 9а) поселение; 9b) курганный могильник и маяк на горе Гальгенберг; 10) поселение; 11-12) могильники с кремациями; 13) могильник с ингумациями XII в.; 14-15) поселения; 16) поле.
В IX-XI вв. Волин достигает своего наибольшего расцвета. Протяжённость города достигает 4 км, а численность населения оценивается археологами к XI веку в 8000-12000 человек. Среди ремёсел высокого уровня и масштаба производства достигает обработка янтаря и кости, производство стекла и предметов из бронзы. Так В. Филиповяк отмечал в 1990 году, что из всех найденных в Поморье 62 000 изделий из кости на Волин приходится 58 000, то есть около 94%. Притом, 39 800 из 58 000 найденных в Волине изделий из кости были изготовлены в одной мастерской. Из изготавливаемых из кости вещей особого внимания заслуживает изготовление гребней. Подсчитано, что в IX веке их тут производилось не менее 13 различных видов. С начала X до середины XI вв. к ним добавилось ещё 19 новых видов. После этого начинается спад продукции, но и во второй половине XI века Волин поставлял на рынок не менее 20 видов гребней.3 Так что «в хорошие времена» купцам предлагался выбор из более 30-ти видов одних только гребней.
Гребни из Волина по В. Филиповяк, 1992
Многочисленные находки деталей кораблей свидетельствуют и о развитом кораблестроении в Волине, начиная с IX века. О значении города и активном участии его в межрегиональной торговле говорит импорт из различных стран и областей Европы и Азии. Торговые контакты с западной и северной Европой прослеживаются по находкам денаров и брактеатов типа Хедеби, скандинавского стеатита и гребней, изготовленных в прирейнских областях бронзовых котлов, гребней фризского типа.
Бронзовый котёл из Волина по В. Филиповяк, 1992
Найденное в Волине ожерелье из плодов тропического растения мукуна
Не менее отчётливы и торговые связи Волина с восточными странами, Византией и Русью, прослеживающиеся по находкам керамических яиц-писанок, овручского шифера, арабских монет и восточных украшений и искусственного хрусталя, византийского шёлка и парчи.
Росписная писанка из Волина по В. Филиповяк, 1992
Фрагмент шёлковой ткани по В. Филиповяк, 1992
Отдельного внимания заслуживает большое скопление найденных в районе Волина кладов, некоторые из которых достигали более чем 11 кг. Сам город был центром и столицей небольшой, но очень густонаселённой области племени волынян, известных из франкских и саксонских источников как одна из наиболее значительных политических и военных сил в регионе, начиная с IX века, в X веке способная успешно противостоять силам Мешко (первые упоминания IХ-Х вв. у Баварского географа, Видукинда Корвейского и предполагаемое – у ибн-Якуба).
Археологические находки древнеславянского периода между Волином и Колобжегом по Д. Венеру
Другой, не менее значительный торговый город поморян Щецин располагался несколько южнее Волина. Появление первого поселения, ставшего предшественником города, на берегу одноимённого Щецинского залива, датируется VII-VIII веками. Несмотря на некоторые находки импортных вещей, предполагается, что на наиболее раннем этапе поселение было рыбацко-крестьянским. Ситуация, подобно Волину, меняется в IX веке, когда вокруг него возводятся крепостные валы и меняется сам характер продукции. С этого времени здесь известны традиционные для южно-балтийских торговых центров ремёсла вроде обработки стекла из импортированного сырья и производства стеклянных бус, кузнечное дело, обработка кожи, текстильное производство и кораблестроение. Планки наиболее ранних, найденных в Щецине кораблей датируются посредством дендрохронологического анализа VIII-IX вв. Весы и гирьки в слоях этого периода указывают на торговую деятельность.
Щецин в VIII (А) и IX (В) вв. по W. Losinski
1. крепостной вал; 2. ров; 3. заселение; 4. пристань; 5. находка планочного корабля
Щецин в X (А) и XI-XII (B) вв. по W. Losinski
1. крепостной вал; 2. ров; 3. заселение; 4. пристань; 5. находка планочного корабля
Во второй половине ХI в. укрепляется и разросшееся у городских стен открытое торгово-ремесленное поселение перед щецинской пристанью, так что общая площадь нового города вместе с этим увеличивается почти втрое до 6,5 га. Прибыли от торговли способствовали быстрому развитию и росту города, обрастанию его новыми сопутствующими открытыми поселениями в ХI-XII вв. и возвышению Щецина над другими поморскими городами. Хронист Герборд называет Щецин 1120-х годов «самым древним и благородным» городом и столицей Поморья, «матерью поморских городов» (Герборд, 2-25), в политической зависимости от которого находился в это время и богатый Волин. По мнению Эббо, Щецин тогда был «самым большим городом, намного больше, чем Волин». Состоятельность щецинских купцов подтверждает и археология. Клады серебряных монет периода возвышения Щецина в ХI веке известны как из исторического центра города, так и из окружающих его деревень – Каменец, Свирцево, Мсцицино. Более древний клад арабского серебра, старшая монета которого датируется 935 годом, известен из соседней в Щецином деревни Нимирцин.
Находки весов и гирек из средневекового Щецина
Находка планочного корабля в Щецине
Находки из щецинского корабля и его ближайшего окружения:
предметы из дерева, весло, ковш, рыболовный крючок, грузило для сети
Ещё один значительный поморянский город устья Одры, Камень, находился немного севернее Волина, у самого впадения реки Дзивны в море. Возникновение первой крепости в Камне В. Филиповяк относит к рубежу VIII-IX вв. В IX и последующем веках среди находок города появляются указания на ремёсла и межрегиональную торговлю, импортные вещи из Скандинавии и франкских земель, за городскими стенами появляется посад. В X веке об активной торговле и благосостоянии каменских купцов можно судить по двум кладам, известным из городского посада и соседней с Камнем деревни Рыбице. На рубеже X-XI вв. значительно разросшийся посад обносится крепостными стенами, расширяя территорию города почти вчетверо, а у восточной стороны возникает новое, прилегающее к пристани открытое поселение и рынок.
Средневековые поселения в Камне Поморском: 1) крепость; 2) город; 3) посад и рынок; 4) пристань; 5) однодревка XII-XIII вв.; 6) корабль второй половины XII века; 7) могильник
Как и большинство поморских городов, в письменных источниках Камень появляется в связи с миссией Отто Бамбергского и известен из его житий как резиденция поморских князей, в то время достигая своего наивысшего расцвета.
Этот город упоминается в житиях Отто Бамбергского (Прюфлингский монах 2-19; Эббо 2-18; Герборд 2-38) как поморское поселение между Камнем и Колобжегом, большинство населения которого активно занималось торговлей и мореплаванием. По описаниям Клодону нельзя отнести к типу поморских торговых городов, однако, здесь можно подозревать значительный, по крайней мере, для поморского побережья рынок XII века. В. Филиповяк указывает на находку поблизости ладьи и арабских монет 9 века, само поселение датируя 10-12 вв. и рассматривая вместе с торговым центром областного масштаба в Тшебятуве.
Более древним, чем Камень, был расположенный далее на восток, на берегу реки Парсеты, город Колобжег. Основание здесь первой крепости относится уже к VI-VII вв. и связано с контролем над находившимися поблизости занимавшимися добычей соли поселениями. Торговля солью способствовала появлению в VIII веке в соседнем с Колобжегом Будзистово новых поселений.
Реконструкция крепости Колобжега на рубеже I и II тысячелетий по L.Leciejewicz
Раннесредневековый Колобжег 6/7-12 вв.
1. поселение в районе Колобжег-Будзистово: 1а) крепость; 1b) пристань; 1c) северный посад; 1d) церковь; 1е) южный посад; 1f) поселение на левом берегу реки Парсета; 1g) предполагаемое расположение могильника; 1h) предполагаемое местонахождение клада X века. 2. Соляные промыслы: 2а) солеварня на «солевом острове»; 2b) солеварня на правом берегу реки Парсета; 2c) малая крепость. 3. городские укрепления. 4. предполагаемое местонахождение поселения и клада в Желениво
В IX веке окружённое крепостными валами поселение приобрело к началу следующего X столетия характер торгово-ремесленного города, о чём свидетельствуют как следы обработки кости, янтаря, цветных металлов, кузнечного дела, так и многочисленный импорт из Скандинавии и прирейнских областей. Торговые контакты Колобжега с Русью прослеживаются по находкам стеклянного браслета, глазированной керамики, карнеоловых бусин и, возможно, также бусин из горного хрусталя. Через земли северной Руси должно было поступать в Колобжег и арабское серебро. Из Колобжег-Будзистово, как и его непосредственного окружения, известно несколько кладов, наиболее ранний из которых, найденный в соседней деревне Гжибово, датируется началом IX века. За ним следуют три клада арабских или преимущественно арабских монет X века (Будзистово, Богуцино и неопределённые окрестности Колобжега). В XI веке число кладов увеличивается до четырёх (Дарговице, Стойково, Земысл, Желениво). Добыча соли рядом с городом сохранялись в Колобжеге и после возникновения торгово-ремесленного центра, вплоть до Нового времени, и, по всей видимости, являлась дополнительным источником процветания города.
Расположенный у впадения реки Пены в море город Вологощь, ныне носящий имя Вольгаста, упоминается Гельмольдом при описании похода ободритского князя Генриха Любекского на остров Рюген в первой трети XI века: «Они шли по обширным землям полабов и тех, которые зовутся ободритами, пока не достигли реки Пены, а перейдя ее, направили путь свой к городу, который называется Волигост, а у ученых зовется Юлией Августой в честь основателя города Юлия Цезаря » (Helm., 1-38).
Представление об основании одного из знаменитых поморских городов Юлием Цезарем было достаточно широко распространено в Поморье, по крайней мере, в ХII веке. Эббо сообщает о происхождении названия города Волин от имени Юлия Цезаря, также основываясь на созвучии (в данном случае Юлин-Волин, в то время как Гельмольд исходил от созвучия Август-Волигост) и даже описывая там столб и копьё, установленные в память о римском императоре. В XII веке Вологощь был отделён от Рюгена лишь небольшим проливом, через который на остров зимой можно было перейти по льду.
Вологощь упоминается и всеми тремя биографами Отто Бамбергского в контексте его второй поездки в Поморье в 1128 году. Прюфененгский монах упоминает город Ологост в числе трёх знаменитых поморских городов, наряду с Узноимом и Хозковым (ныне – Узедом и Гютцков). Эббо сообщает о «богатейшем городе Хологосте», в котором Отто Бамбергским была построена церковь. Герборд также ставит Вологощь в ряду важнейших западно-поморских городов: Гозгаугии (Гютцкова), Узноима и Димина. Саксон Грамматик и Сага о Кнютлингах неоднократно упоминают Вологощь в контексте датских походов на Поморье во второй половине XII века, что также даёт основания видеть в нём один из важнейших приморских городов региона этого времени.
Структура славянского заселения на плане современного города Вольгаст
Средневековые находки из Вольгаста – славянская керамика и монета рюгенского князя Яромара
О более раннем периоде истории города почти ничего не известно. Археологическое изучение города осложняется плотной застройкой его исторического центра. В XII веке город упоминается как крепость, в конце XIII века на месте бывшего славянского городища строится замок поморских герцогов, в XVIII веке пришедший в упадок и разобранный на строительные материалы. С застройкой этого места в Новое время окончательно исчезла и возможность археологического изучения, так что единственным на сегодняшний день указанием на исторический Вологощь является ещё сохраняющееся название места «замковым островом». Проводившиеся во время ремонтных работ пробные раскопки на улицах и церковных стен современного Вольгаста позволили установить наличие прилегавших к острову с материка сопутствующих городу славянских поселений и позднеславянского кладбища XII-ХIII вв., на месте которого позднее была возведена церковь, не принеся каких-либо значительных находок.
Значительный вклад в изучение торговых связей балтийских славян, их материальной и духовной культуры внесли проводившиеся в 1972-1989 гг. раскопки торгово-ремесленного центра в Ральсвике на острове Рюген. Наличие причалов, структура застройки, да и спектр находок, указывают на то, что основанное здесь в последней четверти VIII века поселение изначально планировалось как торгово-ремесленное, ориентированное на морскую торговлю.
Реконструкция причала в Ральсвике
Кроме радиоуглеродных и дендрологических анализов ранние датировки Ральсвика подтверждает и выдающаяся находка клада в одном из жилых домов. Состоявший из 2211 арабских серебряных монет и их частей клад общим весом в 2750 грамм содержал также и серебряные украшения так называемого «пермского типа». Как на то указывает и само название, украшения такого рода изготавливались в населённых финно-угорскими племенами районах северо-восточной Европы и предположительно поступали к балтийским купцам в процессе обмена железных вещей у финно-угров на меха, которые, в свою очередь, продавались в Хазарию или арабским купцам за серебряные монеты. Ральсвикский клад, таким образом, является превосходным археологическим подтверждением торговли, известной из описаний средневековых арабских источников, встречавшихся на Волге с купцами из балтийского региона. По старшей монете клад датируется 844 годом и является одновременно самым крупным из известных на Балтике до этого времени.
Найденный в Ральсвике самый большой клад арабского серебра до 850 года на Балтике
Проведённый А. Фоминым нумизматический анализ монет ральсвикского клада позволил установить наличие в нём редких хазарских чеканок, частично содержавших и хазарские тамги. Неизвестность подобных монет в Скандинавии в то же время позволяет внести некоторые уточнения и в прохождение южно-балтийского торгового пути в это время, шедшего через остров Готланд и захватывавшего южную Финляндию, но не связанного и не заходившего в Скандинавию. Выводы исследователя о сложении клада на территории Хазарии, как и ряд других находок из Ральсвика, указывают на активную торговлю рюгенских купцов в Восточной Европе, начиная не позднее, чем с первой трети или середины IX века. В качестве других примеров можно указать на некоторые виды найденных в Ральсвике характерных для Восточной Европы, преимущественно населённых финно-угорскими, балтскими, а также славянскими племенами словен и кривичей земли.
Распространение подковообразных фибул
Распространение украшений с мотивом всадника
С финно-угорскими, балтскими или кривичскими землями связывал занимавшийся исследованием Ральсвика немецкий археолог Й. Херрманн и найденные в поселении колокольчики (9). Происхождение или связь с восточной Прибалтикой или северорусскими землями может иметь и ряд других фрагментов украшений из Ральсвика, как находящие параллели в восточной Прибалтике бронзовые или железные спирали (14); характерные для ливов и эстов сплетённые из двух бронзовых проволок иглы (15); напоминающий подвески финно-угорских племён северной Руси железный, покрытый бронзой амулет со звериной головой (11); «готландская», однако, принадлежащая к типу, изготавливаемому в восточной Прибалтике фибула (5); ещё один возможный обломок финно-угорской подвески с мотивом всадника (6); возможные остатки балтских арбалетовидных фибул (1-3); характерный для волжского региона керамический амулет в форме «бобровой лапы» (13) и деталь ремня (8); ещё одна пряжка ремня, «идентичная величиной и находящая форменное соответствие в находке из Ярославля» (12), карнеоловые бусины и овручский шифер.
Находки из Ральсвика, имеющие, по мнению археолога Й. Херрманна, параллели или возможно изготовленные в северо-восточной Европе, восточной Прибалтике или северной Руси
Оставление клада в одном из домов Ральсвика связано с произошедшим в районе 850 года, фиксируемом по пожарному слою, разрушением поселения. Сам торгово-ремесленный центр был вскоре восстановлен, однако, забрать клад после нападения на поселение, по всей видимости, стало уже некому. Структура застройки Ральсвика указывает на разделение его жителей на ремесленные «дворы» или артели, по всей видимости, имевшие свои собственные причалы на пристани и, возможно, отдельные места для захоронений в могильнике.
Общий спектр ремёсел мало отличался от прочих южно-балтийских торговых центров и сравним с Гросс Штрёмекендорфом, Дирковом, Менцлином, Волином и пр. Здесь также занимались производством и обработкой железа и металлов, кузнечным и ювелирным делом, обработкой рога, кости и янтаря, обработкой стекла, изготовлением самых различных вещей от гребней, пряслиц, бусин и различного рода игл и ключей, пинцетов, ножей и пр., текстильным ремеслом и обработкой кожи. Из импорта, кроме уже отмеченных вещей из Восточной Европы и северной Руси, можно сделать вывод и об одновременных торговых связях с Западной Европой и Скандинавией. Как и в большинстве южно-балтийских торговых поселений, здесь найдена татингская керамика, саксонские пфеннинги, популярные на Балтике скандинавские украшения и фибулы. Находки оружия и предметов роскоши вроде фигур средневековой настольной игры, известной под скандинавским названием «хнефатафл», указывают и на присутствие представителей военного сословия и знати. Особый интерес привлекает находка в Ральсвике необычайно большого (около 20-ти) для южно-балтийских славянских городов числа различного рода писал и стилосов. Некоторые из них были приспособлены для письма на восковых дощечках, в то время как другие – для письма на пергаменте. Как и большое количество найденных в поселении замков и ключей, писала так же можно связать с торговой деятельностью местных купцов, ведших учёт товарам. Наличие на одном из писал восточной надписи, сделанной предположительно арамейским письмом, может указывать и на присутствие здесь купцов из восточных стран.
Писало с восточным шрифтом из Ральсвика
Не менее интересными оказались и находки четырёх небольших ладей на пляже с южной стороны поселения. Их хорошая сохранность позволила археологам реконструировать и даже «опробовать в деле» древнеславянские ладьи такого типа. Несмотря на небольшие размеры, предпринятый в 1998 году эксперимент по прохождению на реконструированной ральсвикской ладье части маршрута южно-балтийского торгового пути с острова Рюген в поморский Волин, показал, что такие корабли вполне подходили для передвижения вдоль морских берегов. В то же время их небольшие размеры и осанка позволяли использовать их и для плаваний по рекам и заливам.
Находка одной из ладей в Ральсвике
Реконструкция ральсвикской ладьи в процессе испытания в деле
Не менее важным оказалось и детальное изучение нескольких сотен курганов ральсвикского могильника, позволившее частично реконструировать некоторые детали погребального обряда рюгенских славян и дополнительно подтвердившее некоторые «особенные» ритуалы вроде сожжения и ингумаций в ладьях, камерные, сидячие и «вампирские» захоронения. Наряду со Старигаргом и Волином, археология Ральсвика стала одним из основных источников знаний об обычаях, связях, древней истории и культуре балтийских славян, имеющихся в распоряжении на сегодняшний день помимо письменных источников. По всей видимости, не защищённый крепостными валами торгово-ремесленный центр в Ральсвике контролировался из расположенной в 6 км от него крепости Ругард, бывшей столицей рюгенских князей.
Географическое положение Ральсвика и Ругарда
Найденный в Ругарде клад арабских монет IX века, вместе с другими указаниями на торговлю – весами и единичными серебряными монетами, наводит на мысли о связи Ральсвика с экономическими интересами и восполнении потребностей в роскоши рюгенской знати. Можно предположить, что подобно Рерику, рюгенскими князьями с торговых поселений взимался торговый налог, и они же становились «получателями» или «заказчиками» для привозимых купцами из различных регионов Европы ценных товаров, в том числе и арабского серебра. Основание крепости по находкам арабских монет, самая старшая из которых датируется 822 годом, и палинологическим анализам датируется VIII – не позднее начала IX вв., что, в общем, соответствует наиболее древней фазе существования Ральсвика.
План крепости Ругард
Находки весов и гирек из крепости Ругард
Появление крепости в то же время, что и предполагаемое основание торгово-ремесленного центра, при географической близости и связи находок обоих мест, позволяют рассматривать основание Ральсвика в контексте политики рюгенской знати, торговые и экономические интересы которой лежали в VIII-IX вв. в Восточной Европе и были связаны с торговлей с Хазарией, арабскими купцами и землями северной Руси.
Остров Рюген представляет из себя один из наиболее загадочных, интересных и перспективных для дальнейшего изучения регионов балтийских славян, ввиду сообщений письменных источников и проведённых здесь археологических исследований. Несмотря на то, что письменных источников по раннесредневековому Рюгену намного меньше, чем о других южно-балтийских землях, все они говорят о выдающемся положении острова и его жителей, их значении и влиянии в регионе, как политическом и военном, так и культурном. Храм Свентовита на мысе Аркона на Рюгене был культурным и духовным центром всех славянских племён южной Балтики. Влияние его было настолько велико, что, по сообщению Саксона Грамматика, дары в арконский храм посылались и из Дании, в том числе и датскими, уже номинально христианскими королями. Так же и ведущиеся с перерывами уже не одно столетие до сих пор на остатках мыса раскопки подтверждают богатство и значение города-храма.
Храм Свентовита привлекал к себе паломников из различных регионов славянских земель. По всей видимости, эти большие скопления людей, приезжавших с деньгами для пожертвований на север острова, и дали основания к устройству где-то здесь большого рыбного рынка межрегионального значения. Гельмольд упоминает его в контексте вызвавшей гнев арконского жреца христианской проповеди священника Готтшалька, закончившейся конфликтом рюгенских славян с саксонскими купцами и изгнанием последних с острова: «Случилось несколько лет тому назад, что великое множество торговцев собралось сюда на рыбную ловлю. Ибо в ноябре, когда ветры дуют сильнее, здесь добывается большое количество сельди, и тогда купцам разрешается свободный доступ, если раньше опии уплатят богу этой земли полагающееся ему» (Helm., 2-12).
Гельмольд также упоминает налог, взимавшийся с торговавших здесь иностранных купцов. Присутствие купцов из далёкой Саксонии (сам Готтшальк прибыл сюда из Бардовика) говорит об известности и значении этого места во всём регионе. К сожалению, отрывочные сведения не позволяют достоверно выяснить его местоположение. В качестве возможных вариантов можно назвать находящуюся в 1 км от подножия Арконы деревеньку Витт, население которой жило рыболовством вплоть до XХ века и было связано со сменившей языческий храм на Арконе христианской церковью в Путтгартене или известной в связи с частыми датскими набегами ХII века гаванью Приброде в западной части полуострова Виттов.
Исследованием южно-балтийского торгового пути достаточно много занимались в Германии и Польше. Из последних крупных и наиболее интересных исследований можно отметить наработки немецких археологов Йоахима Херрманна и Михаэля Мюллер-Вилле. Оба исследователя начали заниматься археологией ещё в разделённой Германии и представляют, таким образом, две различные археологические школы («берлинскую» и «кильскую» или восточно- и западногерманскую), чем обусловлены и некоторые различия в оценках и датировках. Однако, несмотря на это, общим для обоих подходов является представление о существовании единой тесно связанной между собой цепочки славянских торгово-ремесленных центров, обеспечивавших функционирование южно-балтийского торгового пути из Старигарда на Русь на протяжении всего «славянского периода». Несмотря на разницу в датировках (8-12 вв. по М.Мюллеру-Вилле) и (6-12 вв. по Й. Херрманну), обе археологические школы относят возникновение торгового пути с первым появлением славян на берегу Балтики, так что его морская торговля должна была быть наиболее древним и одним из важнейших видов деятельности балтийских славян.
Славянские торгово-ремесленные поселения на германском берегу Балтики по Й. Херрманну, 2006
Славянские торгово-ремесленные поселения на германском берегу Балтики по М. Мюллер-Вилле, 2011
Ввиду редкости переводов польских исследований, информации по наработкам последнего десятилетия у меня значительно меньше. Определённую известность в Германии имеют переводы работ занимавшегося исследованием Волина и археологией западной части польского Поморья археолога В. Филиповяка, из которых особый интерес вызывает его уже сильно устаревший анализ поморских торговых центров 1989 года.
Карта торгово-ремесленных центров западного Поморья по В. Филиповяку, 1989
1) торговые центры 8/9-10 вв.; 2) торговые центры 11-12 вв.; 3) крепости; 4) поселения; 5) находки кораблей
По причине не всегда хорошей осведомлённости об актуальном положении дел между немецкими и польскими исследователями, полной подробной карты южно-балтийского пути, по крайней мере, в Германии, до сих пор не выходило. Потому, ниже я привожу собственные карты, составленные по уже имевшимся наработкам немецких и польских археологов со своими добавлениями. Для наглядности развития и изменений южно-балтийского торгового пути, кажется целесообразным составление таких карт для каждого столетия, начиная с 8 века (более ранний период я оставляю ввиду его дискуссионности, а подробный разбор аргументов увёл бы слишком далеко в сторону от разбираемого вопроса). Белым обозначены торговые центры, известные из письменных источников или по данным археологии, красным – подозреваемые (в случае, когда точное расположение и датировка неизвестны).
Торгово-ремесленные центры, 8 век
Торгово-ремесленные центры, 9 век
Торгово-ремесленные центры, 10 век
Торгово-ремесленные центры, 11 век
Торгово-ремесленные центры, 12 век
Условно славянские торгово-ремесленные центры и города южной Балтики можно разделить на два типа: открытые поселения без крепостных валов (Гросс Штрёмкендорф, Дирков, Менцлин, Ральсвик на Рюгене) и укреплённые города (Старигард, Любица, Димин, Вологощь, Узедом, Волин, Щецин, Камень, Колобжег). Торговые центры открытого типа были более характерны для наиболее раннего периода VIII-X вв. и более – для балтийско-славянских племён, живших к западу от Одры. Можно выделить и некоторые другие особенности, отличающие такой тип от прочих, к примеру, использование землянок в качестве основного типа домов (Гросс Штрёмкендорф, Дирков, Менцлин).
Спектр ремёсел торговых центров и городов балтийских славян был, в общем, схож: резьба по кости и рогу, изготовление гребней, обработка стекла и производство стеклянных бусин, производство керамики, производство железа, кузнечное и ювелирное дело, обработка цветных металлов. Торговля приносила большой доход, и взимание налога с таких торговых центров обогащало местных правителей. Известный отрывок франкских анналов 808 года сообщает о солидной прибыли, которую приносил эмпорий Рерик ободритскому князю Дражко. Сама история с разрушением Рерика в указанном году данами и переселением из него купцов в датский Хаитабу, говорит о существовавшей уже тогда напряжённой конкуренции между соседними торговыми центрами. Таким образом, уже в начале IX века морская торговля имела на юге Балтики такое значение, что определяла политику местных правителей и могла провоцировать войны за право собирать налог с приморских эмпориев.
Тесная связь южно-балтийских торговых центров с властью местной знати находит отражение и в археологии. Все славянские торговые центры западнее Одры были основаны в непосредственной близости от важнейших княжеских крепостей. Старигард в Вагрии был одновременно и торговым центром, и княжеской резиденцией варских князей. Гросс Штрёмкендорф, который в настоящее время отождествляется с историческим Рериком, был расположен вблизи двух основанных ещё до него крепостей – Илово и Мекленбург. Обе они впоследствии (Мекленбург – начиная с X, a Илово – в XII вв.) известны как важнейшие крепости ободритских князей. Крепость Мекленбург при этом была племенной столицей и также описывается как большой и богатый рыночный город. Гельмольд называет Мекленбург «знаменитым городом ободритов», о чём говорит и сама этимология названия (старо-сакс. «большой город»). Ибн-Якуб упоминает эту крепость как резиденцию князя Накона. Из хроники Гельмольда известно, что во второй половине X века здесь существовал женский монастырь, куда принявший христианство ободритский князь Биллунг поместил свою дочь. Первое славянское восстание (983 – до рубежа тысячелетий) способствовало тому, что до второй волны христианизации ободритских владений, начавшейся при Готтшальке, эти земли выпадают из поля зрения письменных источников.
Снова на страницах хроник Мекленбург появляется в 1066 году, описываясь как «знаменитый город ободритов» и место проживания семьи князя Готтшалька. Перенос столицы в Любицу князем Генрихом Готтшальковичем произошёл в конце ХI века, однако, и после этого крепость Мекленбург оставалась одной из важнейших. В XII веке Гельмольд упоминает здесь продажу до 700 датских рабов «в рыночные дни» после удачных походов славян на Данию, из чего можно заключить, что город был известен, в том числе, и как крупный рынок, куда поступали привозимые морским путём товары (в данном случае – рабы). Схожая ситуация наблюдается и для столицы варов Старигарда, для которого сообщается о существовании некой «приморской области города», впоследствии разрушенной данами (Helm., 2-13). Этот рынок продолжал существовать рядом со Старигардом и после его разрушения в XII веке, так как епископ Винцелин получил от графа Адольфа владения, прилегающие к руинам Старигарда и ещё действовавшего рынка в районе 1150 г. Также сообщается и о нахождении рядом с Любицей еженедельного, проводившегося по воскресениям рынка, на который «собирался весь народ этой земли», т.е. Вагрии (Helm., 1-83).
Все три свидетельства хорошо дополняют друг друга, подтверждая связь княжеских резиденций и племенных столиц с торговой деятельностью, больших еженедельных рынках рядом со столицами и рыночных днях, куда стекалось большое число местных жителей и привозились товары, добытые за морем. Нахождение вблизи княжеской крепости облегчало сбор налога, одновременно местная знать получала и удобную возможность для приобретения заморских предметов роскоши и редких товаров, а купцы – защиту от гарнизона крепости. С другой стороны, постоянное присутствие иноземных купцов и товаров не могло не оказывать и культурного влияния на местную знать. Особенно хорошо это стремление знати к подражанию «величественным» обычаям соседних немецких и датских правителей прослеживается в археологии Старигарда – как в большом числе импорта со всей Европы и даже Азии, так и в подражании архитектуре резиденций франкских императоров, «знатном» датском погребальном обычае погребения в повозке. При этом показательно и сохранение собственных «княжеских» погребальных традиций камерных погребений и домовин, с началом христианизации трансформировавшихся в несоразмерно большие гробы. Такие тенденции отчётливо показывают, что причиной перенятия некоторых традиций была вовсе не «метисация» или скандинавская колонизация, а лишь стремление местной знати не уступать в роскоши или пышности ритуалов правителям соседних стран, вполне сохраняя при этом, по единогласному утверждению всех источников, славянское самосознание.
Ни в одной из трёх упомянутых выше столиц археологически подтвердить описанные в хрониках рынки не удалось, лишь в Любеке у стен крепости были обнаружены следы застройки и ремесленного района, что сопряжено со сложностями раскопок. Проводившиеся на окраине крепости Мекленбург в 1970-х годах раскопки части вала ожидаемо не дали богатого материала, проведение же раскопок в центре городища невозможно из-за нахождения там кладбища. Интересными в вопросе исследования причин появления южно-балтийского торгового пути в то же время кажутся датировки брёвен Мекленбургской крепости, по которым её основание пришлось на конец VI века. Основание торгово-ремесленного поселения в Гросс Штрёмкендорфе по дендрохронологии датируется первой половиной VIII века. Застройка его землянками в «шахматном порядке» указывает на то, что оно возникло не из разросшейся рыбацкой деревни, а основание его носило спланированный характер. Всё это, наряду с сообщением франкских анналов об экономической важности Рерика для Дражко, позволяет видеть в основании этого, одного из самых ранних торговых центров балтийских славян, результат деятельности и осознанной политики ободритских князей.
Схожая ситуация наблюдается и на Рюгене. В конце VIII или в начале IX вв. на берегу Большого Ясмундского залива, в 6 км от известной впоследствии как резиденция и столица рюгенских князей крепости Ругард (впоследствии и по сей день столица Рюгена – Берген), расчищается от леса и выжигается место для будущего торгово-ремесленного центра (впоследствии – деревня Ральсвик). Целый ряд факторов, таких как упорядоченная застройка, наличие и обустройство портовой гавани с пристанями для кораблей в самой ранней фазе существования поселения, так и обнаруженный в одном из домов этой первой фазы большой клад арабского серебра, привезённого сюда из Хазарии через северорусские земли уже в середине IX века, также свидетельствует о спланированном основании Ральсвика в результате политики рюгенских князей. Из крепости Ругард не было взято дендропроб, однако, палинологическая датировка её началом IX века такому ходу событий не противоречит. Найденные в Ругарде указания на торговлю – весы, гирьки и комплекс арабских монет начала IX века – дают этому предположению дополнительные аргументы. Показательно и то, что старшая из найденных в Ругарде арабских монет датируется 822 годом, в то время как старшая монета ральсвикского клада – 844, что можно рассматривать как указание на более раннее появление торговых контактов Ругарда с Восточной Европой, чем Ральсвика, очевидно, для более удобного поддержания этих контактов и основанного.
Схожим образом ситуация обстоит и в случае основанных в VIII веке торгово-ремесленных центров в Диркове и Менцлине. В непосредственной близости от Диркова известно сразу три славянских крепости: Росток-Петрибляйхе (ок. 2 км), Кессин (ок. 5 км) и Фрезендорф (ок. 8 км). С исторической точки зрения на контролировавшую Дирков крепость более подходит кессинская крепость, по всей видимости, являющаяся остатками исторического славянского города Кессин – столицы одноимённого племени, в результате чего она должна была быть и княжеской резиденцией.
В случае Менцлина на роль контролировавшей могут претендовать славянская крепость в деревне Грюттов и город Анклам. Многочисленные находки оружия, импорта из Руси и клады арабского серебра из Анклама и расположенной между ним и Менцлином деревни Гёрке, свидетельствуют, скорее, в пользу последнего предположения. Некоторые находки из Гёрке, например, орнаментированный сакс 6 века, датируют появление здесь военных дружин или знати ещё до основания торгово-ремесленного центра, что хорошо согласуется с общей картиной появления и развития приморских торговых центров в славянских землях к западу от Одры. Таким образом, появление торгово-ремесленных пунктов на южной Балтике от Ютландии до Одры можно связать с политикой славянских князей, их экономическими (доходы от сбора налогов) и культурными (роскошь) интересами.
Иначе дело обстояло в поморских землях к востоку от Одры. Торговые центры здесь возникают на месте существовавших уже долгое время до этого рыбацких, крестьянских или соледобывающих поселений. Характер поселений, увеличение роли торговли и ремесла, появление импорта и кладов в округе здесь происходит одновременно с превращением вышеупомянутых деревень в крепости. Таким образом, речь здесь уже в VIII веке шла о торговых городах, без разделения на открытый эмпорий и контролировавшую его крепость. Причины несколько иного развития поморских городов можно найти в отличиях социального строя поморян в ранний период. Согласно сообщению ибн-Якуба, племя унана (или убаба), жившее на морском берегу, не имело своих королей, а власть принадлежала старейшинам. Из соседних славянских племён схожий социальный строй был характерен для северной части велетов или вильцев, в то время как у ободритских племён с раннего времени отмечается сильная княжеская власть, а на Рюгене главенствующую роль занимало жречество, при одновременном выделении очень высокого титула местных правителей.
Постепенным развитием «городов-республик», одновременно совмещавших в себе и торговые центры, и крепости, получает объяснение и отмечаемые в источниках большие, по сравнению с соседними племенами, размеры их городов. Приморский город племени унана/убаба, имевший 12 ворот и порт, описывает уже ибн-Якуб. Адам Бременский и Гельмольд называли поморский город Юмну самым большим в Европе. Схолия 121 к тексту Адама также отмечает различие между расположенными по соседству Рюгеном и городом Юмна, что только у рюгенцев был собственный король. Различия могли быть обусловлены разным происхождением племён, к примеру, общим происхождением поморских и северно-велетских племён. Обращает на себя внимание, что для последних до IX века также были характерны большие крепости (так называемый тип «больших фельдбергских крепостей на высотах»).
Сложно сказать, если ли связь в упадке открытых торгово-ремесленных центров у живших к западу от Одры славян и полному переходу их к укреплённым торговым городам крепостям в Х-ХI вв., с влиянием поморян и возможном принятием опыта Юмны и Волина, или же это развитие шло здесь своим независимым путём. Некоторые различия, такие как вынесение рынков и ремесленных кварталов за пределы крепости, в то время как сама крепость продолжала использоваться, в первую очередь, в качестве княжеской резиденции, прослеживаются и в дальнейшем. У поморян усиление княжеской власти происходит лишь к XII веку, что получило отражение как в источниках, так и в археологии города Камня, не имевшем изначально большого межрегионального значения и быстро возвысившегося после выбора его резиденцией поморскими князьями.
Имеющийся на настоящий момент материал позволяет частично реконструировать на основании археологии и исторических источников историю развития торговых отношений между балтийскими славянами и землями северной Руси следующим образом. В VIII веке в результате политики и покровительства славянской знати возле важнейших княжеских столиц и под их контролем на юге Балтики между Ютландией и устьем Одры основывается ряд торгово-ремесленных центров «открытого типа», сбор налога с которых является одним из важных источников пополнения княжеской казны: «приморский район» Старигарда в Вагрии, Рерик/Гросс Штрёмкендорф в Висмарской бухте, Дирков в устье реки Варнов, Менцлин в устье реки Пены, Ральсвик на берегу Большого Ясмундского залива на острове Рюген. В это же время начинается процесс превращения бывших рыбацких, крестьянских, ремесленных и соледобывающих поселений в торговые города в устье Одры: Волин, Щецин, Колобжег. История их развития несколько отличается от западных открытых торговых поселений, что, по всей видимости, было обусловлено различиями в социальном строе восточных балтийско-славянских племён поморян и велетов и меньшим влиянием Франкской империи. Таким образом, закладывается основа для сложения южно-балтийского торгового пути, окончательное сложение и начало функционирования которого можно датировать второй половиной-концом VIII века.
Самые ранние контакты с Восточной Европой прослеживаются в основном по арабским монетам VIII века. Для Старигарда это несколько аббасидских монет, найденных при раскопках крепости. Арабские дирхемы второй половины VIII века известны и из Гросс Штрёмкендорфа, однако, ввиду того, что детальные данные по сделанным с начала 90-х гг. находкам ещё не были опубликованы, судить в этом случае было бы преждевременно. Арабские монеты 783-784 гг., найденные в Ростоке4 можно связать с существовавшим в VIII веке торгово-ремесленном центре в Росток-Диркове. Многочисленные дирхемы VII-IX вв. найдены в торговом центре в Менцлине.5 Археологи Р. Бляйе и Х. Йонс подозревали происхождение из Ладоги и в найденном в Менцлине отлитом из бронзы изображении человеческого лица, датировка которого в этом случае также пришлась бы VIII веком.6 Находки монет VIII века известны из польской части Поморья – из Карсибора (714/715), крепости Барды (786-814 гг.), города Волина, островов Узедом и Волин. Концом VIII века, 789 годом, датируется и клад из Пенцлина в восточном Мекленбурге.
Другим возможным указанием на торговые контакты с северорусскими землями могла бы стать одна из находок керамики, классифицированная шведским исследователем Т. Брорссоном как ладожский тип. По мнению специализирующегося на северорусской керамике археолога А. Плохова эта классификация была неверной.
Однако расцвет торговли южной Балтики с Восточной Европой приходится на следующий IX век, причины чего можно усмотреть, в том числе, и в изменении политической ситуации в Западной Европе. В конце VIII-начале IX вв. ободритское королевство находилось в близких союзнических отношениях с Франкской империей. В это время в их подчинении находились и северо-западные саксонские провинции Вигмодия, Нордальбингия и, по всей видимости, часть Барденгау, начало славянского заселения которой началось ещё в VII веке. Эти близкие связи прослеживаются и в археологии – так, спектр находок из Гросс Штрёмкендорфа/Рерика, заметно отличается от прочих славянских торговых центров гораздо большим процентом франкской, фризской и саксонской керамики, франкскими украшениями. Чуть менее тесны, однако, также отчётливо заметны и торговые контакты с соседними данами. Дружественные отношения с данами, прослеживающиеся до начала века по торговым контактам, не меняются даже несмотря на короткий период противостояния, отразившийся в нападении Готтфрида и убийстве им Дражко в 808/809 гг. и ответном походе ободритов и саксов в Ютландию и на датские острова в 815 году.
Возможно, не только одновременные смены правителей, но и какие-то перемены политики самих франков, отразившиеся, например, в установлении Диденхофским капитулярием запрета на продажу славянам оружия в 804 году, привели к постепенному разрыву ободритско-франкского союза и новому сближению ободритов с данами. В 817 году князь Славомир объявляет франкам войну и в сопровождении датского флота нападает на франкскую крепость-колонию в Нордальбингии. В 821 году вместе с данами выступает против франков сменивший Славомира Чедраг. Не меняет общей картины и упоминание послов ободритов при дворе франкского императора в 822 году – начиная с первой трети IX века отношения славян с Франкской империей то и дело переходят в открытое противостояние, отразившееся в основании франками приграничных крепостей на Эльбе и многочисленных войнах, продлившихся до окончательного поражения ободритов на реке Раксе в 955 году и первого принятия христианства их правителями во второй половине X века.
Ввиду этих, зачастую ежегодных, войн и взаимных нападений славян и франков и саксов, события, происходившие на юго-западе Балтики с первой трети IX до второй половины X вв. практически полностью выпали из поля зрения западноевропейских хронистов. Путаница франкскими анналами имён и событий середины IX века, в результате чего некий языческий правитель Рорик представлялся то норманном, то королём вендов, а разрушение Гамбурга описывалось то как разрушение норманнами саксонского города, то как разрушение саксами – славянского, вполне наглядно показывают, насколько отрывочными и недостоверными были сведения о юге Балтики, доходившие до хронистов тех лет. Противостоящую франкам и саксам силу франкские анналы называют норманнами, славянами, чаще же – просто язычниками, лишь в очень редких случаях указывая, о каких конкретно племенах и народах идёт речь. Возможно, в этом разрыве отношений и переходу к долгой перманентной войне с западными и южными соседями славян – Франкской империей и саксонскими племенами – и как следствии, потери западных торговых партнёров, стоит искать связь с всплеском торговли южной Балтики с Восточной Европой. Именно с этого периода, со второго десятилетия IX века, фиксируется большой приток арабского серебра, отразившийся в многочисленных кладах.
Карта выпадения кладов до 850 года по J. Herrmann, 2006
Клады арабского серебра IX века известны из Прерова на полуострове Дарс (803 г.), Анкламa (811 г.), крепости Ругард (815 г.) и торгового центра в Ральсвике (844 г.) – оба на острове Рюген, Гжибово (815 г.) и Карнице (867 г.) – оба неподалёку от Колобжега, Нойбранденбурга (819 г.), Пиннова (864 г.). Ранние клады арабского серебра находят, особенно в устье Одры, сравнительно часто, так что уследить за новостями не всегда просто, особенно, в случае находок в Польше. К примеру, только в 2000-х гг. у слияния Пены и Одры было найдено два клада 9 и 10 вв., которые ещё не попали на карты, хотя приведённая выше карта было не полной.
Однако по картам развития торговых центров и городов на юге Балтики, как и по приведённым выше не самым актуальным и полным картам выпадения кладов, не трудно заметить, что наибольшей торговой активностью с самого раннего периода был отмечен регион устья Одры, включая прилегающие к нему земли к северу от реки Пены и остров Рюген. Клад арабского серебра из Ральсвика на Рюгене настолько показателен в плане выявления ранних торговых контактов с Русью, что заслуживает того, чтобы остановиться на нём подробнее. Найденный в одном из жилых домов первой фазы существования торгового центра (конец VIII – середина IX вв.), этот клад, таким образом, должен был принадлежать одному из проживавших на Рюгене купцов. Общий вес в 2750 грамм (около 2211 монет и их частей) делает этот клад самым большим, из известных на Балтике до 850 года, подчёркивая роль Рюгена на Балтике в этот период. По мнению исследовавшего монеты клада А.В. Фомина, клад должен был сложиться на территории Хазарии7 и, судя по тому, что самые поздние из чеканок (старшая монета – 844 год) не выказывали следов длительного использования, должен был быть доставлен на остров не намного позднее этой даты. Найденные в кладе помимо арабского серебра так называемые «пермские украшения» – серебряные браслеты, бывшие в ходу у финно-угорских племён северо-восточной Европы и верховьев Волги – говорят о том, что по пути рюгенские купцы должны были торговать и с финно-уграми. На это же может указывать и сам спектр находок в Ральсвике, где исследователями было выявлено или подозревается исключительно высокое для юга Балтики число предположительно финно-угорских или балтских вещей.
Пермские украшения из Ральсвика на Рюгене и Шверинсбурга в западном Поморье
В качестве возможных товаров, которые гипотетически могли предложить в Восточной Европе рюгенские купцы, можно представить оружие собственного или франкского производства, железные изделия, производившиеся в Ральсвике, и в ещё большей степени – рабов, захваченных в ходе пиратских набегов. В дальнейшем рюгенские славяне будут известны своим пиратством. В то же время карта находок монет типа Ард-аль-Хазар из ральсвикского клада не позволяет предположить посредство скандинавов в торговле Рюгена с Восточной Европой.
Находки монет Ард-аль-Хазар
В этом плане находку ральсвикского клада можно назвать самым показательным подтверждением функционирования южно-балтийского пути, как пути, соединявшего, в первую очередь, славян юга Балтики с Хазарией, арабскими купцами и северной Русью. Находку ещё одного «пермского» браслета в Шверинсбурге, немного южнее устья реки Пены, также можно связать с деятельностью рюгенских славян – в 11 веке, которым датируется второе украшение, Адам Бременский упоминал их как население расположенного на Пене города Деммина, бывшего, в свою очередь, одним из звеньев южно-балтийского пути.
Неизвестность кладов арабского серебра этого периода в более западных регионах может иметь то объяснение, что большинство из них было утеряно ещё до инвентаризации. К примеру, из 13 известных на 1972 год кладов Вагрии славянского периода, 5 было утеряно.8
Карта захоронений и кладов славянского периода в Вагрии
В середине X века, после практически не прекращавшихся полтора века войн, происходит завоевание большинства славянских земель юга Балтики, от Ютландии до устья Одры, саксонцами. В источниках можно встретить информацию о подчинении ободритов Генрихом Птицеловом уже в 930-х годах. Однако окончательное принятие ими саксонского вассалитета произошло лишь после битвы на Раксе 955 года, подробно описанной Видукиндом Корвейским. Войска ободритских князей Накона и Стойгнева были разбиты, один из братьев, Стойгнев, казнён, другой же, Након, сохранил власть и, по всей видимости, вынужден был принять христианство. Согласно Видукинду, не в малой степени исход битвы помогли решить рюгенские славяне, выступившие на стороне саксов против ободритов.
После завоевания южной Балтики и принятия христианства князем Мстивоем-Биллунгом в Саксонию начинает поступать гораздо больше информации о жизни здешних славян. Одним из важнейших источников этого времени является описание земель Накона, оставленное посетившим его страну предположительно в 960-е годы еврейским купцом Ибрагимом инб-Якубом. Оно же, по всей видимости, являясь древнейшим упоминанием пути «из варяг в греки» («славяне отправляют свои товары по суши и морю на Русь и в Константинополь»), любопытно ещё и тем, что указывает на изменения направлений торговли, произошедших после образования в Восточной Европе русского государства с центром в Киеве. Если археология указывает на использование балтийскими славянами в IX веке Волжско-балтийского пути и направленности их на торговли с северной Русью, финно-угорскими племенами, Хазарией и арабскими купцами, то упоминание ибн-Якубом Константинополя как конечной торговой цели наряду с Русью, говорит о том, что присутствие купцов балтийских славян в это время можно ожидать и на Днепре, в Киеве, как и в самой Византии. Подтверждения таким контактам можно найти и в археологии. Через несколько лет после сообщения ибн-Якуба о торговле балтийских славян с Русью (960-е гг.) к власти в Киеве приходит Владимир Святославич (970 г.), начавший чеканить собственные монеты, находки которых известны из кладов западного Поморья и нижнего течения Варнова. Неизвестность их в Швеции и Бирке также не позволяет увидеть в это время посредничество скандинавов в торговых контактах юга Балтики с Русью.
Серебряники Владимира по M. Müller-Wille, 2011
На X век приходится и наибольший расцвет торговых городов устья Одры. Только из Волина в этот период известно не менее 8 кладов. Значительное увеличение числа кладов характерно в это время и для других земель балтийских славян.
Вассальная зависимость славян южной Балтики от Саксонии продлилась недолго и была уничтожена в ходе славянского восстания уже в 983 году. Куда более значительное влияние на ход истории оказало принятие христианства ободритскими князьями. Во время восстания Мстивой-Биллунг бежал в Саксонию, где должен был быть хорошо принят, возможно, из-за династических связей (Гельмольд сообщает, что он был женат на сестре ольденбургского епископа Ваго). С этого времени начинается история христианской ободритской династии, политика которой определялась поддержанием близких отношений и династических связей с данами и саксами, но сталкивалась с полным неприятием, нередко заканчивающимся восстаниями против попыток христианизации славянских земель. Эти тесные контакты с Саксонией становятся хорошо заметны по кладам. Если в VIII-IX веках в кладах встречается исключительно или преобладают арабские монеты, то с X века доля саксонских монет в них начинает расти. Такая тенденция впоследствии будет только усиливаться, хотя в X веке доля арабских монет ещё достаточно велика. В качестве показательного примера можно назвать находки монет в Вагрии. В кладе первой трети X века из Гикау преобладали арабские чеканки, но в незначительной доле уже были представлены и западноевропейские монеты. Хазарские чеканки говорят об использовании Волжско-балтийского пути.
Клад монет 921/922 гг. из Гикау в Вагрии: 1. место находки клада; 2. места чеканок монет, представленных в кладе большими долями; 3. места чеканок
В другом кладе из Вагрии, найденном возле деревни Ватерневерсторф, оставленном во второй половине X века (976 г.), доля западноевропейских монет составляет уже около ¼. Присутствие в кладе волжско-хазарских чеканок говорит об использовании Волжско-балтийского торгового пути, в то время как появляющиеся монеты из Византии хорошо согласуются с сообщением ибн-Якуба о торговле балтийских славян с Константинополем через Русь, примерно в это же время. Также и усилившиеся связи с немецкими землями становятся понятны, учитывая окончательное подчинение ободритов саксонцами в 955 году и создании в Вагрии первого на юго-западе Балтики епископства в Старигарде/Ольденбурге в конце 960-х или начале 970-х.
Клад монет Ватерневерсторфа в Вагрии: 1. место находки клада; 2. места чеканок монет, представленных в кладе большими долями; 3. места чеканок
Та же ситуация прослеживается и по находкам монет в самом Старигарде. В то время как монеты VIII- первой трети X вв. представлены исключительно арабскими чеканками, со второй половины X века здесь встречаются уже западноевропейские монеты.
Находки монет из крепости Старигард, по M. Müller-Wille, 2011
В XI веке арабские монеты практически выходят из употребления в Западной Европе, что связано, в первую очередь, с процессами, происходившими в самих восточных странах. Однако сомневаться в функционировании южно-балтийского торгового пути в последующих веках не дают описания Адама Бременского и Гельмольда. С этого времени становится возможным подчеркнуть контакты балтийских славян с восточной Прибалтикой и северной Русью с помощью нумизматического материала уже собственно южной Балтики – находкам нижнеэльбских агриппинов и монет ободритского князя Генриха, отчётливо маркирующих всё тот же, хорошо известный с IX века маршрут. Находки импорта из Киевской Руси этого времени, вроде глазированной керамики и «киевских писанок», а также многочисленные восточные и византийские вещи и украшения лишь дополняют общую картину.
Монеты Генриха Любекского, по M. Müller-Wille, 2011
Нижнеэльбские агриппины, по M. Müller-Wille, 2011
Находки «киевских писанок», по I. Gabriel, 1992, с дополнениями автора (красным)
Находки овручского шифера, по I.Garbiel, 1992
Находки карнеоловых бусин, по I. Gabriel, 1992
Прослеживающиеся, таким образом, торговые связи позволяют говорить о существовании прямого сообщения населённого славянами юга Балтики с русскими землями на протяжении всего раннего средневековья, начиная не позднее, чем первой половиной IX века и просуществовавшими вплоть до немецкой колонизации этих земель в XII веке. Отчётливо заметная связь развития морской торговли на юге Балтики с интересами и политикой славянской знати говорит о значении этой торговли для местной экономики и позволяет объяснить многие происходившие в регионе события. С конкуренцией и стремлением к контролю над территориями, по которым пролегали торговые маршруты и обеспечением прав на сбор налогов с богатых торговых городов можно связать, к примеру, некоторые войны: поход Готтфрида 808 года, участие рюгенских славян в битве на Раксе в 955 году, завоевания Генриха Готтшальковича в XI веке и рюгенско-поморские войны XII века.
Это же стремление к контролю над морскими торговыми маршрутами можно подозревать и в случае славянской колонизации соседних датских островов. Особенно любопытной здесь кажется археология Борнхольма, где славянские следы обнаруживаются в связи с указаниями на торговлю. В случае колонизации островов Фальстера, Мёна и Лолланда ситуация выглядит не столь однозначной. Датская история Х-ХII вв. достаточно хорошо известна, потому оставшееся незамеченным письменными источниками славянское завоевание и колонизация таких масштабов кажутся несколько подозрительными. Гораздо более вероятной кажется датировка этих событий временем до середины X века, в особенности всё тот же «тёмный» период середины IX – до середины X вв., когда путаница данов и славян в сообщениях франкских источниках не позволяет точно судить об истории юга-запада Балтики того периода. А вместе с тем, в это время на юге Балтики должны были произойти и другие, не менее значительные события.
Вo второй половине IX в. прекращает существование большой и мощный союз велетов, распавшись на северную, впоследствии известную как союз лютичей, и южную части. Несмотря на постоянные войны, немецкого подчинения этих земель до первой трети X века не произошло, потому за этим скорее должны были стоять какие-то события, произошедшие в самих славянских землях. К противостоянию велетов и ободритов на юге Балтики, связываемому франкскими летописцами со «старинной враждой», по всей видимости, присоединяются рюгенские славяне, экспансия которых на континент по источникам прослеживается с середины IX века. Археологически же начало рюгенской экспансии, частичное или полное подчинение или, по крайней мере, включение в свою «сферу влияния» земель к северу от реки Пены и устья Одры, прослеживается по распространению здесь в это время рюгенской фрезендорфской керамики. Причины её можно подозревать всё в том же стремлении к контролю над самым богатым участком южно-балтийского торгового пути от Деммина до Волина.
Эти внутренние славянские войны использовались впоследствии саксами для завоевания юга Балтики, как это видно на примере 955 года, когда рюгенские славяне выступили союзниками саксов против ободритов в решающем сражении на реке Раксе. Внутренние славянские войны, предполагаемое противостояние Старигарда и Мекленбурга с Рюгеном, наряду с внешним наступлением немцев на ободритов с юга, можно предположить в качестве одной из причин исхода славянского населения, поиска ими новых земель и колонизации ближайших датских островов. Датское участие во всех этих событиях, если такое имело место, остаётся невыясненным. Прочные династические связи ободритов и данов с начала XI века, как и упоминания совместных нападений ободритов и данов на Саксонию в более ранние времена, начиная с первой трети IX века, говорят скорее о том, что даны могли быть в этом противостоянии на стороне ободритов, в то время как рюгенские славяне выступали на стороне саксов. Так или иначе, какие-то оставшиеся незамеченными в западноевропейских хрониках события должны были привести к кардинальным изменениям политической ситуации на юго-западе Балтики в середине IX – до первой трети X вв., отразившись и на соседних не славянских регионах.
Влияние славянского юга Балтики на окружающие датские острова
История развития южно-балтийского торгового пути, таким образом, оказывается неразрывно связана с историей балтийских славян. Как это часто бывает в истории, то, что на протяжении веков было причиной возвышения как отдельных городов, так и целых королевств, не в малой степени давало разрозненным племенам балтийских славян ресурсы для успешного многовекового противостояния намного превышающим их силам Франкской империи и немецких королевств и способствовало сложению особенной материальной культуры юга Балтики, в конечном итоге послужило и причиной их гибели. Можно предположить, что именно стремление к контролю над южно-балтийским морским путём во многом спровоцировало немецкую колонизацию XII века. Развитая инфраструктура городов и остановок на южно-балтийском пути, отработанные морские маршруты и торговые контакты с другими землями были использованы и развиты немецкими колонистами, став основой сначала для «союза вендских городов», а в последствии и для Ганзейского союза, основу для которого на юге Балтики составили всё те же древние торговые славянские города – Любек, Росток, Деммин, Щецин…
Андрей Пауль, историк
Перейти к авторской колонке
