Сказка эта всем знакома с детства, а потому нет нужды подробно пересказывать ее сюжет, который встречается у многих народов. Напомню его для тех, кто больше знаком с музыкальным вариантом Г. Гладкова, Ю. Энтина и В. Ливанова. Где-то в Германии на дороге встречаются осел, пес, кот и петух, которых выгнали из дома хозяева. Они решают вместе отправиться в город Бремен, чтобы зарабатывать себе на жизнь как уличные музыканты. На полном приключений пути они выходят победителями из стычки с разбойниками, завладевают их домом и сокровищами и, счастливые, остаются там жить. Мораль сказки, наверное, лучше всего передадут слова песни из первого советского рок-мюзикла: Тем, кто дружен, не страшны тревоги. Нам любые дороги дороги.
О дорогах, прежде всего, и пойдет речь в этом рассказе. А именно, о тех дорогах, которые свели четырех друзей вместе, и что для этого сделал человек. Как мы знаем, сказки порой хранят память о событиях столь большой древности, что усилий одних лишь литературоведов оказывается недостаточно, и требуется привлекать последние достижения науки. ДНК-генеалогия не стоит в стороне, и сейчас ее объектом станут не совсем обычные персонажи – домашние животные, разумеется, вместе с их хозяевами. Как и в предыдущей истории про горшочек каши, первым напрашивается вопрос – почему из всех вариантов сказки братья Гримм записали тот, где действуют осел, пес, кот и петух? Что за странная компания из зверей, которые в реальной жизни либо не пересекаются, либо терпеть не могут друг друга? Как с любым фольклорным сюжетом, ответ на вопрос зависит от того, с какой стороны его рассматривать – исторической, этической, психологической и т.п. Мы ограничимся более частной задачей – постараемся выяснить, когда и каким образом предки героев сказки появились в Центральной Европе, и какие их черты могли побудить сказителей к тому, что выбор остановился на них. Начнем по порядку.
Наверное, это самый бесспорный кандидат в животные-неудачники. Едва ли кому из братьев наших меньших досталось столько нелестных эпитетов, как ему. Даже само слово «осел», в зависимости от контекста, порой балансирует на грани ненормативной лексики. Осмеянию подверглось все, что с ним связано, даже такая совершенно нейтральная черта, как длинные уши. Причины подобного отношения понять нетрудно – осел вчистую проиграл конкуренцию своему близкому родственнику коню. На его долю остался тяжелый труд да насмешки.
Между тем такое было далеко не всегда и не везде. Достаточно вспомнить про предсказание ветхозаветного пророка Захарии, что мессия, потомок царя Давида, въедет в священный Иерусалим на осле. Потомственному священнослужителю, жившему во времена Дария I, очевидно, было важно подчеркнуть, что восседание на осле ничем не унижает царское достоинство спасителя евреев, но подчеркивает его родные корни, в отличие от иноземных завоевателей, что обычно въезжали в покоренные города на белом коне. Неизвестный иконописец, живший в другую эпоху, попытался совместить оба этих канона, и в его исполнении Иисус сидит на животном, в котором довольно трудно опознать героя нашего очерка. Не обошла ослов стороной и магия. Библейская Валаамова ослица, подобно пророкам, видит Ангела Господня и говорит человеческим голосом, в осла превращается герой знаменитого романа Апулея, а название особым образом выделанной ослиной кожи стало уже в наше время символом неотвратимости судьбы. Имеется в виду роман Бальзака «Шагреневая кожа». Как мы видим, несмотря на неказистость и не слишком хорошую репутацию, осел заслуживает отдельного рассказа.
Так какую роль он сыграл в человеческой истории? Зададимся для начала вопросом, где и когда люди познакомились с предками современных ослов, как одомашнили, и кем были те люди. В этом поможет ДНК-генеалогия, в распоряжении которой есть данные о митохондральных гаплогруппах ослов, как домашних, так и диких. Их анализу была посвящена работа 2010 года под названием «Древняя ДНК нубийских и сомалийских диких ослов дает указание на происхождение и одомашнивание домашних ослов». Дерево митохондриальных гаплогрупп ослов выглядит следующим образом.
Оно имеет вид графа, в котором образцы с одним и тем же набором мутаций, обозначенные кругами, соединены отрезками, длина которых соответствует числу мутаций, их разделяющих. Как оказалось, у домашних ослов (Equus asinus), как современных, так и охарактеризованных по ископаемым образцам, имеется две довольно далеко разошедшиеся гаплогруппы, обозначенные на схеме оранжевым (гаплогруппа 1) и зеленым (гаплогруппа 2) цветами. Еще одна гаплогруппа, отмеченная темно-синим, была найдена только у диких сомалийских ослов (Equus africanus somaliensis). Это позволило авторам сделать вывод, что диким предком был другой подвид диких ослов – нубийский (Equus africanus africanus), который принадлежит к гаплогруппе 1. Поскольку в гаплогруппе 2 не оказалось ни одного дикого осла, то ее предок, очевидно, принадлежал к подвиду, не сохранившемуся в дикой природе. Где он жил, неизвестно, но из имеющихся данных, в сочетании с археологическими находками, можно довольно надежно определить, где и когда люди впервые приручили ослов. Это долина Нила около 5000 лет назад.
Далеко на севере, в евразийских степях к тому времени уже приручили лошадей, но до Древнего Египта они дойдут намного позже, и в течение многих веков ослы будут оставаться на Ближнем Востоке единственным животным, на котором ездили верхом и перевозили грузы. Первые ближневосточные цивилизации многим обязаны этому скромному труженику, потому что караваны из навьюченных ослов позволили резко увеличить товарооборот между разными городами и странами, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Их неприхотливость и выносливость оценили по достоинству и купцы из Средней Азии и Китая, уже хорошо знакомые с лошадьми, когда, преодолевая пустыни и горные кручи, заработал Великий Шелковый Путь. Более того, природная осторожность, тонкий слух и обоняние ослов не раз помогали караванщикам предугадать наступление непогоды или нападение разбойников. Так что совершенно не должны удивлять ни магические качества, приписываемые ослу, ни его появление в сказочном сюжете, связанном с разбойниками.
После того, как с местом и временем появилась ясность, следует задаться вопросом – кем были люди, приручившие этих очень скрытных и своенравных животных? Несомненно, они очень долго жили на северо-востоке Африки и имели достаточно времени, чтобы изучить повадки обитавших рядом с ними диких ослов. Иначе им не удалось бы их одомашнить, как это не удалось современным селекционерам, пытавшимся сделать то же самое с ближайшими родственниками ослов – куланами и зебрами. Главным кандидатом можно считать людей из Y-хромосомной гаплогруппы Е, пришедших в Африку еще в палеолитические времена. Когда они стали осваивать земледелие в долине Нила, то ослы, бывшие до того лишь источником мяса, оказались незаменимыми помощниками в хозяйстве, и продолжают ими оставаться до сих пор.
Когда и вместе с кем ослы оказались в Европе, пока нет надежных сведений. Возможно, они сопровождали выходцев из Северной Африки, путь которых маркирует, например, ветвь E-V13, специфическая для юго-востока Европы. Возможно, они попали по цепочке от одной культуры к другой. В любом варианте, во времена античности это было одно из наиболее ценных домашних животных Средиземноморья. В более северных странах, в том числе Германии и России, ослы оставались экзотикой, а это вносит дополнительную интригу, потому что название этого животного в славянских и германских языках (нем. Esel, англ. ass) восходит к очень ранним временам и не имеет аналогов в языках народов, живших южнее, за исключением латинского asinus. Этимологические словари относят его к категории «блуждающих» слов и предполагают, что оно независимо пришло в разные языки от какого-то из народов Передней Азии. Однако, что это был за народ, где и когда он жил, неизвестно, потому что в письменных источниках Древнего Востока на всех доступных языках не удается надежно определить слово-прототип. Эта часть загадки пока ждет своего решения, в чем также может помочь анализ ДНК.
Нет нужды напоминать общеизвестный афоризм «собака – друг человека», равно как и то, что со школьных лет все знают, что это самый старый его друг. С древнейших времен собаки сопровождают людей во всех их путях. Едва ли не единственное место на Земле, куда они не добрались с первыми поселенцами – это затерянный в океане остров Пасхи. Примеры того, как люди использовали собак, можно перечислять очень долго, чему в немалой степени способствовала необычайная приспособляемость и высокий интеллект наших четвероногих друзей. Достаточно лишь напомнить, что с их помощью люди достигли обоих полюсов Земли, вышли в космос и испытали действие многих лекарств. О преданности собак человеку ходят легенды, а живший в Токио пес Хатико стал, наверное, единственным в истории животным, которому при жизни поставили за это памятник (см. выше). В течение 9-ти лет, до последнего дня своей жизни он каждый день выходил к железнодорожной станции встречать скоропостижно скончавшегося на работе хозяина, отвергая людей, пытавшихся его приютить. В современном мегаполисе этот скромный памятник бескорыстной верности стал таким же общеизвестным местом встреч, как, например, памятник А.С. Пушкину на Тверском бульваре в Москве.
Однако все эти качества не слишком помогли в отношении людей к собакам, особенно в Европе и на Ближнем Востоке. Подобно ослам, они нередко становились животными-изгоями, в чем нетрудно убедиться из поговорок и бранной лексики, изобилующей ссылками на собак. Во всех авраамических религиях собаки однозначно причисляются к нечистым животным: их мясо запрещено употреблять в пищу, их нельзя пускать в храмы, и даже прикосновение к собаке считается предосудительным. Некоторое послабление было только для ценных пород охотничьих собак (см., например, описание Ноздрева в псарне в «Мертвых душах»), да и то это скорее уступка правящим сословиям, где обладание такими собаками считалось престижным. В европейском фольклоре и мифологии, в отличие от пронизанного мистикой ближайшего родственника-волка, собака играет весьма прозаичную роль. Либо это неудачник и герой анекдотов, как Пес из «Бременских музыкантов», либо грозный страж, как Цербер в древнегреческих мифах и огромные собаки из «Огнива» Г.Х. Андерсена. С волшебными превращениями, подобно волку-оборотню или Луцию-ослу из романа Апулея, собакам также не особенно везло. Если бы не талант М. Булгакова, сочинившего историю про Шарика-Шарикова, то, может быть, и вспомнить было бы не о чем. С этой точки зрения, появление изгнанного из дома пса на дороге в Бремен в компании с ослом вполне объяснимо. В хозяйстве они стали бесполезны, кормить накладно, а забить на мясо вера не позволяет.
Как же объяснить этот парадокс, особенно с учетом того, что у народов Восточной Азии собаки занимали куда более высокое положение? Например, в мифах живущего на юге Китая народа мяо их предком является пятицветная собака по имени Паньху. Именно собака, а не волк, как в европейских мифах об основании Рима или волкодлаках с Балкан. Вынося за скобки культурологический и философский аспекты, постараемся выяснить, что по этому вопросу может предложить ДНК-генеалогия.
Домашняя собака (Canis lupus familiaris) относится к одному из самых изученных по своей генетике высших животных. Первый полный сиквенс генома собаки был опубликован в 2004 году, спустя всего год после сообщения о полном сиквенсе генома человека, а в настоящее время любой желающий может заказать ДНК-тест своего домашнего любимца на коммерческой основе. Поскольку собака и волк (Canis lupus) – это один биологический вид, а разнообразие пород собак поражает воображение, то долгое время считалось, что люди начали приручать волка независимо в разных местах, и разные группы пород происходят от разных подвидов дикого волка, рассеянных по всему северному полушарию. Однако первые результаты исследования митохондриальной ДНК собаки и волка принесли довольно неожиданный результат – все генеалогические линии современных собак, по мнению авторов, восходят к небольшой группе волков, живших в одном месте. Вот как распределились их мито-гаплогруппы, по данным статьи 2009 года под названием «Данные мито-ДНК указывают на единственный источник происхождения собак с югу от реки Янцзы менее 16300 лет назад от многочисленных волков»:
В выборке из 1543 собак и 40 волков было определено 6 гаплогрупп (А-F), из которых последние 3 представлены единичными особями, которые, по предположению авторов, происходят от позднего скрещивания домашних собак с волками, точнее, с волчицами. В гаплогруппах А, В и С, в свою очередь, было выделено 14 наиболее распространенных гаплотипов, т.н. «универсальных типов» (UT), что присутствуют во всех выборках. На карте рамками обведены данные о процентной доле этих «универсальных типов» и гаплотипов, отличающихся от них на одну мутацию (UTd). Аббревиатурой SC (subclades) отмечены субклады, что встречаются только в определенном регионе. Поскольку самая высокая доля локальных субкладов была найдена на юге Китая, и они отсутствовали в выборках из Европы, то это дало основания авторам сформулировать вывод, вынесенный в заголовок статьи. Однако оценка времени одомашнивания собак по данным мито-ДНК в данной работе производит впечатление неявной подгонки под результат, и ее следует проверить по перекрестным данным. Такие данные, например, есть в статье, опубликованной в журнале Science в 2013 году под заголовком «Полные митохондриальные геномы древних канид предполагают европейское происхождение домашних собак». Однако на представленном в статье сводном дереве волков и собак отсутствуют данные по ископаемой ДНК из Азии, что делает аргументацию авторов несколько однобокой.
Другой набор независимых данных – это более привычное для читателей Переформата дерево Y-хромосомных гаплогрупп, что было опубликовано в статье 2011 года, озаглавленной «Происхождение домашней собаки в Юго-Восточной Азии подтверждается Y-хромосомной ДНК»
В выборке из 151 собаки, 12 волков и 2-х койотов (по последним укореняли дерево) в общей сложности идентифицировали 49 снипов, которые дали 5 гаплогрупп домашних собак. Они выделены цветом на дереве, построенном в виде графа. Оба койота (обведены шестиугольниками) и 10 волков из 12-ти (гаплогруппа 27, обведена квадратом) не относятся к этим гаплогруппам. Один волк из Китая оказался принадлежащим к «синей» гаплогруппе 23, а один волк из Америки занял промежуточное положение между «красной» и «серой» гаплогруппами 3 и 6, соответственно. Статистика по регионам дана в абсолютных цифрах, чтобы иметь представление о размере выборки.
Географическое распределение Y-гаплогрупп, даже с учетом небольших размеров выборки и недавнего бутылочного горлышка европейских пород (результат интенсивной искусственной селекции), дает более связную картину, чем данные мито-ДНК, и во многом напоминает карту генетических разновидностей проса из заметки о горшочке каши. А это, в свою очередь, означает, что налицо два возможных варианта – либо предков собак одомашнили в Юго-Восточной Азии, и затем они вместе с их хозяевами достигли запада Евразии, либо было 2 центра, и собаки с европейскими корнями смешались с восточноазиатскими намного позднее.
Как и можно было предугадать, данные ДНК сами по себе не позволяют надежно восстановить предысторию того, как герой сказки оказался в компании товарищей по несчастью. Нужно привлекать другие данные, прежде всего, по хозяевам первых собак и их путям. О путях людей из гаплогруппы R, познакомивших жителей запада Евразии с культурой проса и гончарным делом, речь уже шла в первой истории. Сведения о ДНК современных и ископаемых собак вполне согласуются с выводами, сделанными тогда. Поскольку собака – это не осел, которого можно передать, как вещь, а существо, чрезвычайно привязанное к человеку (вспомним историю Хатико), то вариант с передачей собак по цепочке от одной группы людей к другой смотрится маловероятным. Почти наверняка миграции собак совпадали с миграциями людей, о чем косвенно говорит и повторяющееся в совершенно разных языках название животного. Древний корень, который в базе данных «Вавилонская башня» записывается как KVNV (V – неизвестный гласный), сторонники сверхдальнего родства языков находят, с закономерными фонологическими соответствиями, в индоевропейских (в том числе немецком Hund и русском сука), тюркских, сино-тибетских (кит. чуань), нивхском (qan), северокавказских и даже в чадских языках Центральной Африки, в которых реконструируются корни *kwin и *kany. Последнее можно было бы смело отнести к случайному совпадению, если бы не тот факт, что у народов, говорящих на чадских языках афразийской семьи, основной генеалогической линией является рано отошедшая ветвь R1b-V88.
Согласно филогенетическом древу языков, составленному С.А. Старостиным, этот общий корень восходит к т.н. бореальному языку, распад которого постулируется около 16000 лет назад и который считается прародителем почти всех языков Евразии, Америки и Северной Африки. Самые ранние находки останков, имеющих анатомические особенности домашних собак, датируются тем же временем. Это можно было бы считать косвенным подтверждением «бореального» происхождения слова, совпадающего по произношению и пересекающегося по семантике с реконструированным словом со значением «малыш, дитя». Однако информация о миграциях и датировках расхождения гаплогрупп Евразии противоречит датировке, предлагаемой лингвистами-ностратистами. Если такой бореальный язык и существовал, то время его распада следует отодвинуть намного глубже – к датировке расхождения сводной гаплогруппы F на дочерние гаплогруппы или даже раньше. А это не менее 50000 лет назад, когда никаких домашних собак еще не существовало, либо с тех пор они уже успели одичать. Следовательно, более реалистично выглядит вариант, что это древнее название заимствовалось поперек языковых семей вместе с вхождением в их состав людей – хозяев собак. Как и в истории с горшочком каши, нити ведут в Восточную Азию и Южную Сибирь, откуда еще во времена палеолита начали свой путь предки (по мужской линии) большой части современных европейцев. Если данные о месте одомашнивания собак к югу от Янцзы подтвердятся, то это можно считать заслугой людей из гаплогруппы NO, еще в древности поделившихся со своими северными соседями из гаплогрупп R и Q.
В предложенном здесь варианте возникает еще одна загадка – что случилось с собаками, жившими около 15000 лет назад, останки которых обнаружили в Европе? По своей мито-ДНК они не принадлежат к уже установленным гаплогруппам и, видимо, их линии не оставили потомков. Не случилось ли с древними породами на западе Евразии то же, что повторилось уже в Новое Время с черными европейскими крысами, почти полностью вытесненными более сильными и сообразительными серыми собратьями-пасюками – выходцами из Китая? Не в этом ли таится разгадка столь негативного отношения к собакам во всех культурах Европы и Ближнего Востока, отголоски которого мы наблюдаем на примере сказки, записанной братьями Гримм? Вопрос пока ждет своего решения, но этот пример в очередной раз показывает, на какую немыслимую глубину может проникать народная память.
Вряд ли кто-то будет возражать, что по числу сложенных про него легенд, сказок, историй, поговорок, стихов и даже мюзиклов этот персонаж «Бременских музыкантов» превосходит всех своих товарищей, вместе взятых. Это неудивительно, потому что кошка, наверное, единственное домашнее животное, которое всегда имело беспрепятственный доступ в жилище человека и считало себя не в услужении у него, а ровней. Многие владельцы этих маленьких, но доведенных природой до совершенства хищников уверены, что не люди одомашнили кошку, а, напротив, кошка милостиво позволила жить людям в своих охотничьих угодьях. С ними солидарны и зоологи, которые до сих пор не могут решить, относить кошек к домашним животным или к животным-синантропам, кормящимся за счет людей, но не подчиняющихся им.
Двойственное положение кошек сказалось и на отношении к ним людей, в том числе в фольклоре. С одной стороны, перед ними преклонялись как перед спасителями от грызунов, голода и болезней, восхищались их красотой и лаской, с другой – считали их посланниками потусторонних сил из-за независимого характера и ночного образа жизни. Не удивительно, что М. Булгаков сделал кота Бегемота одним из спутников Сатаны, а в Германии начала XVI века во время печально знаменитой охоты на ведьм вместе с невинно сожженными женщинами с не меньшим рвением уничтожали и котов, особенно, черных. Во времена братьев Гримм память об этом массовом психозе еще не стерлась, а потому бродячий кот, скрывающийся от преследования, просто обязан был стать героем сказки. Из всех четверых друзей больше всего ужаса на разбойников навел именно кот, что совсем не удивляет при такой репутации.
Полные загадок повадки не могли не сказаться и на том, что история взаимоотношений людей и кошек также изобилует темными местами. Неизвестно ни время, когда кошки впервые стали жить в домах людей, ни место, где это произошло. Есть одни лишь догадки из общих соображений, что все началось на Ближнем Востоке в раннем неолите, когда люди стали хранить зерно в амбарах и приманивать живших по соседству кошек, чтобы те ловили там мышей. Однако находки археологов, на которые ссылаются в качестве доказательства, трактовать сложно, потому что, в отличие от домашних собак и ослов, имеющих характерные анатомические признаки, домашняя кошка (Felis catus) ничем по строению скелета не отличается от своего предполагаемого предка, ближневосточной дикой кошки (Felis silvestris lybica), и очень незначительно – от других диких сородичей: европейской лесной кошки (Felis silvestris silvestris), южноафриканской дикой кошки (F. s. cafra) и среднеазиатской дикой кошки (F. s. ornata). По этой причине первое же серьезное исследование ДНК кошек, опубликованное в журнале Science в 2007 году, привлекло большое внимание прессы. В статье, озаглавленной «Ближневосточное происхождение домашней кошки», сообщалось о результатах исследования аутосомных маркеров и мито-ДНК 979 домашних, диких и одичавших кошек с трех континентов, в том числе находящихся в более дальнем родстве барханных кошек (F. margarita), по которым укореняли дерево. В этой выборке выделили 6 мито-гаплогрупп и 6 аутосомных кластеров. Их сводное дерево приведено ниже в радиальной форме.
Каждому подвиду, выделенному для удобства цветом, соответствует свой аутосомный кластер и своя мито-гаплогруппа, причем домашняя и ближневосточная дикая кошка, отмеченные бежевым, на этой диаграмме неразличимы. Это подтверждает вывод, сделанный ранее на основе морфологии. Исследование также выявило, что большая доля диких кошек из Европы и Средней Азии принадлежит к мито-гаплогруппе IV, специфической для ближневосточных и домашних кошек. Их на диаграмме отмечают бежевые кружки у соответствующих ветвей. Очевидно, их можно считать потомками одичавших домашних кошек, вернувшихся в дикую природу на новом месте. Наконец, в мито-гаплогруппе IV идентифицировали 6 субкладов и рассчитали время жизни ее предка – около 130000 лет назад. Это намного превышает предполагаемое время одомашнивания ближневосточных кошек (10000 лет назад или позднее) и означает, очевидно, что в дома к людям пришли не какие-то единичные особи, а значительные по численности группы кошек. Принимая во внимание очень широкий ареал, занимаемый в прошлом этим подвидом (вся Африка, Левант и Аравийский полуостров) и его близость к среднеазиатской дикой кошке, по-прежнему остается неясность с местом и временем, несмотря на оптимистические заявления журналистов. Можно было бы ожидать, что, как в случае с собаками, некоторую ясность внесли бы Y-хромосомные данные, но пока таких работ не опубликовано.
Итак, анализ ДНК дал очень расплывчатые намеки вместо ответа на интересующий нас вопрос о путях кота, приведших его в компанию других зверей. Как в случае с собакой, остается обратиться к ДНК-генеалогии людей, вместе с которыми кошки могли бы разойтись по свету. И снова зацепку дает название – Katze, как в оригинале сказки, или его русский аналог «кот». В отличие от широко распространенных во многих языках ономатопоэтических этимологий (кит. мяо, др.-егип. миу, серб. мачка, монг. муур, фин. kissa, азерб. пишик и т.д.), значение корня, от которого произошло слово «кот», неизвестно, как неизвестен и язык, в котором оно возникло. Подобно слову «осел», специалисты относят его к «блуждающим словам», что независимо попадают в разные языки, не состоящие в родстве. Очевидно, что оно не столь древнее, как общее для многих языков название собаки, но его путь также весьма своеобразен. Производные от одного и того же слова обнаруживаются в арабском (qat), турецком (kedi), армянском (кату), грузинском (ката), аварском (кето), лезгинском (кац), осетинском (гæды), мордовском-эрзя (катка) и большинстве европейских языков. В последнем случае принято считать, что источником послужило позднелатинское catta, которым вначале называли какое-то неустановленное животное, а затем в народной латыни его перенесли на кошку, в классической латыни известную как felis. Однако это не снимает вопроса, каков был источник слова в народной латыни, если принять во внимание, что вряд ли в семитские и большую группу языков Кавказа оно пришло во времена позднего Рима или Византии.
Единственное упоминание этого слова в классической латыни не дает явных подсказок. В эпиграмме римского поэта Марциала (40-104 н.э.) из книги «Гостинцы», состоящей из двустиший, посвященным всевозможным предметам быта, двустишие Cattae составители сборника поместили вместе с эпиграммами, посвященными различным птицам, между иволгами и павлинами. Вот она в оригинале и переводе Ф. Петровского:
Pannonicas nobis numquam dedit Umbria cattas:
Mavult haec dominae mittere dona Pudens.
Катты паннонские нам неведомы в Умбрии вовсе.
Их господину Пудент предпочитает послать.
Какое животное или птицу (по мнению составителей) из Паннонии (современной Венгрии) имел в виду уроженец севера Испании Марк Валерий Марциал, из этой короткой фразы понять невозможно. Если на территории Венгрии в те времена жила какая-то особая порода кошек, то, может быть, он вел речь о них. Вряд ли сейчас можно это проверить. Если Марциал взял какое-то местное, но знакомое его читателям название (что вполне вероятно), то, очевидно, это было слово из наречия той местности, где он родился и вырос. Оно же, по контексту эпиграммы, было знакомо и жителям тогдашней Паннонии, а это уже выводит на кельтские языки, что во время жизни поэта еще были в ходу на его родине в Испании и в Центральной Европе. Они же дали большой пласт лексики в народной латыни, где слова catta (кошка) и cattus (кот) вытеснили латинское felis. Поскольку для этого корня не восстанавливается индоевропейская этимология, то кельты его у кого-то переняли, вместе с самими охотниками на мышей. Главным кандидатом оказываются эрбины, путь которых пролегал через те самые места, где кошек до сих пор называют похожими словами. Любопытно, что родной город Марциала находился на территории Арагона, где отмечена одна из самых высоких в Европе долей гаплогруппы R1b. В языке живущих рядом басков кошка называется katu, а это позволяет предположить, что не баски заимствовали его из испанского gato, а, наоборот, оно сохранилось у них с древних времен, став источником европейских названий.
Хотя, с большой вероятностью, домашних кошек в Центральную и Западную Европу привели с собой люди из гаплогруппы R1b, они их тоже переняли вместе с названием у тех, кто их приручил первым. Археология, ДНК-генеалогия и лингвистика указывают на коренных жителей Малой Азии, в ископаемой ДНК которых, как и у нынешних ее жителей, специфическими можно считать гаплогруппы J2 и G2a. Языки тех людей давно уже исчезли, и имя героя «Бременских музыкантов», может быть, одно из немногих слов, оставшихся от них.
В символике европейских народов петух, с его ярким оперением и победным криком на заре, это полный антипод коту, неслышно возникающему из ниоткуда и уходящему ночью во тьму. В поверьях практически всех народов петух – посланец верхнего мира, возвещающий новый день и изгоняющий ночную нечисть. Ярче всего в художественной форме это, наверное, передал Н.В. Гоголь в «Вие». В русских вышивках-оберегах, уходящих в языческие времена, Рожаница, древняя богиня-мать, неизменно держит в руках двух петухов (см. выше). Символика не ограничивается язычеством, и с крика петуха начинается кульминация евангельской истории – Страсти Христовы, а символом ее завершения – Воскресения Господня, оказывается куриное яйцо, которое вкушают на Пасху.
При такой богатой символике не очень даже понятно, каким образом петух из «Бременских музыкантов» оказался в компании животных-изгоев. Наверное, у фольклористов можно найти не одну трактовку, но, как и с другими персонажами сказки, мы ограничимся поиском путей, приведших кур в Центральную Европу, и тех людей, кто это сделал. Письменные и эпиграфические свидетельства (например, рисунки), как это часто бывает, фрагментарны. Например, в Ветхом Завете нет упоминаний об этой домашней птице, что можно было бы трактовать однозначно. С другой стороны, в произведениях древнегреческих авторов, например, Аристофана, они предстают вполне обычными персонажами, а петушиные бои (ἀλεκτρυόνας συμβάλλω) – одним из любимых развлечений афинян. Самые ранние археологические находки относятся к Азии. В Мохенджо-Даро середины III тысячелетия до н.э. были найдены глиняные фигурки бойцовых петухов, а на севере Китая – кости, предположительно, домашних кур с датировками более 7000 лет назад. Находки выглядят весьма закономерными, потому что еще во времена Ч. Дарвина были найдены предполагаемые предки домашних кур – банкивские джунглевые куры (Gallus gallus), живущие в Юго-Восточную Азии и на востоке Индии. Довольно компактный ареал дикого предка должен облегчить задачу при анализе ДНК, но отсутствие Y-хромосомы у птиц ее несколько затрудняет.
Поскольку птицеводство – это одна из стратегических важных отраслей сельского хозяйства, то нет недостатка в статьях по генетике кур и их родственников во всех аспектах, включая вопрос происхождения. Наиболее полный на сегодняшний день обзор данных по мито-ДНК домашних и диких кур был опубликован в 2012 году под заголовком «Одомашнивание кур: обновленная перспектива, основанная на митохондриальных геномах». Дерево мито-гаплогрупп как диких, так и домашних кур, и их распределение по популяциям приведено ниже. Поскольку в оригинальной статье карта выглядит весьма невнятной и сложной для восприятия, пришлось подготовить собственную версию на основе исходных данных из сопроводительного материала.
Распределение мито-гаплогрупп у кур очень похоже на то, что мы наблюдали для Y-хромосомных гаплогрупп у собак. К югу от Янцзы присутствуют все гаплогруппы, а по мере удаления от Юго-Восточной Азии разнообразие падает. В отличие от собак, вариант с двумя далеко отстоящими центрами одомашнивания отпадает, потому что дикие джунглевые куры никогда не жили за пределами своей природной зоны. Дикие куры присутствуют во всех гаплогруппах, что, видимо, следует трактовать как то, что процесс одомашнивания занял довольно долгое время, и в него были вовлечены разные подвиды диких предков, постепенно смешавшиеся в ходе селекции.
Как в случае с ослами, место одомашнивания и люди, приручившие кур (очевидно, из гаплогруппы О), не представляют особенно большой загадки. Однако они дают весьма скудную информацию о временах и путях миграций кур, в доколумбовую эпоху живших в Старом Свете повсеместно, кроме Арктики, а также в Южной Америке, как стало недавно известно. Об этом сообщает статья под названием «Одомашнивание кур в раннем голоцене на севере Китая», появившаяся в конце 2014 года в престижном журнале PNAS (Proceedings of the National Academy of Sciences). В уже известной читателям Переформата по работе с таримскими мумиями лаборатории древней ДНК из Цзилиньского университета провели анализ мито-ДНК и получили радиоуглеродные датировки ископаемых куриных костей из Китая, а также перепроверили ранее опубликованные данные по древней ДНК из Испании, Чили, с Гавайских островов и с острова Пасхи. В двух образцах из Чили, датируемых 1380-1520 гг., определили гаплогруппу Е, что доминирует у всех кур за пределами Восточной Азии, а у одного – специфическую для Океании и Зондских островов гаплогруппу D (в статье ее обозначают как С). К той же самой гаплогруппе относятся все ископаемые образцы с Гавайев (менее 1000 лет назад) и острова Пасхи периода возведения статуй-моаи. Тур Хейердал, освистанный многими как «фолк-хисторик» и «фрик», не был так уж неправ, как теперь выясняется.
Гаплогруппа D, в силу своей региональной специфики, позволяет оценить верхнюю границу времени, когда соответствующая порода кур уже была в хозяйстве людей. В этом нам поможет Y-ДНК людей с Коморских островов, расположенных между Мозамбиком и островом Мадагаскар. Среди местных жителей, в которых смешались едва ли не все существующие на Земле расы, на уровне 9% (27 из 293) представлена ветвь О-М50, о 17-маркерных гаплотипах которой недавно уже заходила речь. Очевидно, она досталась от переселенцев из соседнего Мадагаскара, которые, в свою очередь, приплыли туда с Зондских островов в начале нашей эры, привезя с собой культуру риса и своих кур. Об этом недвусмысленно говорит статистика из приведенной выше карты, согласно которой около 1/3 кур из Восточной Африки (Кения и Зимбабве, в цитируемом исследовании) принадлежит к «тихоокеанской» гаплогруппе D. Какой-либо другой путь в Африку этой линии, маркирующей миграции австронезийских народов, смотрится намного менее убедительно.
Общий предок 27 жителей Коморских островов, при счете по 17-маркерным гаплотипам, жил 4250±590 лет назад. Это на 2,5 тысячелетия раньше того, когда предки малагасийцев начали заселять Мадагаскар. Очевидно, все предшествующее время рост этой линии проходил на ее родине в Юго-Восточной Азии. Это действительно так, потому что та же самая ветвь О-М50 присутствует в выборке 23-маркерных гаплотипов филиппинцев на уровне 10% (78 из 793). Более того, коморские и филиппинские гаплотипы в этом формате неразличимы и перемешаны в произвольном порядке. Более аккуратный расчет по 23-маркерным гаплотипам дает для всей ветви общего предка, жившего 5100±550 лет назад. Очевидно, эта датировка маркирует начало роста народов австронезийской группы и первый этап их миграций. Как мы видим из карты куриных гаплогрупп, всегда и везде они брали с собой кур, которых было несложно транспортировать даже на самых небольших лодках вплоть до Зимбабве и Чили. Эти данные означают, что, самое позднее, 5100 лет назад куры уже были ими одомашнены.
С оценкой нижнего предела и путей, которые проделывали куры вместе со своими хозяевами в северном полушарии, ясности меньше. В уже процитированной статье в PNAS приводятся данные о находках с датировками 10500 и 7900 лет назад из северной китайской провинции Хэбэй, но морфология костей не позволяет различить, к диким или домашним разновидностям они относятся. Из восьми образцов у четырех была определена гаплогруппа А, у трех С, и у одного Е. Первые две до сих пор остаются специфическими для этого региона, тогда как гаплогруппа Е теперь встречается повсеместно, в том числе и в Европе. Авторы осторожно предположили, что более ранние образцы могли принадлежать диким курам, потому что в то время климат в долине Хуанхэ был более теплым и влажным, и там росли леса, в которых джунглевые куры занимали свою экологическую нишу. Более поздние находки попадают на время, когда климат стал более засушливым, уже не было естественной среды для диких кур, а потому 7900 лет назад об их пропитании уже заботились люди. Это и послужило основным аргументом в пользу вынесенного в заголовок вывода о том, что первые домашние куры появились не в Юго-Восточной Азии или Индии, как принято считать, а в долине Хуанхэ. Оттуда же и начался их путь на запад, в ходе которого до Европы дошел только один ДНК-род из нескольких.
Насколько убедительны доводы палеогенетиков, еще только предстоит выяснить, но хотелось бы обратить внимание, что в то же самое время и в том же месте люди начали впервые возделывать просо, которое до сих пор остается любимым кормом кур и петухов. Случайность это или закономерность? Пусть каждый решает сам. Мы в который уже раз возвращаемся к истории с горшочком каши.
Среди историков, которые больше полагаются на письменные и палеографические свидетельства, преобладает точка зрения, что разведение кур в Европе и на Ближнем Востоке началось довольно поздно, только в эпоху поздней бронзы, и их привезли из Индии с остановкой в Египте. Жители Центральной и Восточной Европы узнали про кур и того позже – во времена античности. Однако такой вывод вступает в резкое противоречие с уходящим в глубокую древность культом петуха у предков славян, равно как и других народов Европы. Например, кельтов, от которых современные французы унаследовали свой национальный символ – галльского петуха. Очень сомнительно, что такой культ появился не столь давно, и в одночасье его подхватили разные народы. Поздняя замена какой-то другой птицы на петуха также маловероятна – других подобных вестников наступающего дня нет в природе. В Европе, во всяком случае. Северный путь по евразийским степям, о котором говорилось выше, снимает противоречия, хотя «вики-эрудиты» наверняка назовут его маргинальной гипотезой, а то и похлеще, на букву «ф». Борцов с «лженаукой» можно успокоить тем, что почти 30 лет назад профессиональные зоологи из Англии и Китая опубликовали в специализированном Journal of Archaeological Science детальный обзор по всем доступным на начало 1987 года археологическим находкам домашних и диких кур, где пришли к тому же выводу. Статья называлась «Шли ли куры севером? Новое доказательство одомашнивания», и на нее до сих пор ссылаются в серьезных работах по этой тематике.
Помимо многочисленных ссылок на находки из долины Хуанхэ (некоторые из них недавно проанализировали на ДНК), авторы сообщают о находках куриных костей из Румынии и Венгрии, начиная с раннего неолита (9000-6000 лет назад) до времен латенской культуры железного века. Со ссылкой на одного из ведущих специалистов по скифским древностям П.Д. Либерова приводятся также свидетельства о не прерывавшемся разведении кур на территории Украины между 6000 и 2700 годами назад. Кожаные аппликации в форме петушков не оставляют также сомнений, что люди из пазырыкской культуры с Алтая 2500 лет назад придавали особое значение этой птице. Принадлежность «пазырыкцев» к тому же ДНК-роду (R1a), что и жители Восточной Европы позднего неолита, уже подтверждена. Эти, к сожалению, все еще фрагментарные данные прекрасно согласуются с тем, что мы знаем о древнейшем пласте мифологии народов Русской равнины. Обзор 1988 года завершается сожалением, что многообещающие данные по СССР остаются пока недоступными для археологического сообщества и что решение загадки находится целиком в руках советских археозоологов. Однако, спустя всего несколько лет, наступили совсем другие времена, и о древних куриных костях в России прочно и надолго забыли. Если о них когда-нибудь вспомнят, то, наверное, можно будет найти новые кусочки пазла под названием «Великий Просяной Путь».
В заключение, приключения наших героев, от времени прихода на службу человеку до того момента, когда хозяева выгнали их из дома, можно теперь изобразить в виде карты. Кот с Ослом и Пес с Петухом, как оказалось, были в давние времена знакомы друг с другом, но вновь встретились на дороге в Бремен спустя тысячелетия. Вот о какой старинной истории поведала нам незатейливая немецкая сказка.
Игорь Рожанский,
кандидат химических наук
Перейти к авторской колонке
