Недавняя заметка Станислава Смагина, приуроченная к годовщине февральской революции, позволила «самоопределиться в наших позициях». Они разные, в частности, в оценке событий 1917-1918 годов. В выборе между Лениным и Деникиным я однозначно выбираю Деникина, а мой уважаемый собеседник «возможно, тоже предпочёл бы его». Вот это «возможно» и разделяет нас.
Однако это ничему не мешает. Мы – коллеги, публикуемся на одном сайте переформат.ру и будем продолжать дискутировать по актуальным вопросам российской истории и постепенно искать пути к решению тех или иных исторических проблем. Статьи Станислава Смагина я всегда читаю с интересом. Некоторые его взгляды я вполне разделяю, например, оценки либерализма всех сортов. Я имею возможность наблюдать современный шведский либерализм. Вынь да положь ему республику в Швеции вместо монархии! Зачем? А для «улучшения демократии»…
В первую очередь, хочу поблагодарить С. Смагина за сведения о Милюкове и выдержки из кадетской газеты «Речь». Относительно контактов Милюкова с Лениным и его оценок последнего могу, со своей стороны, добавить, что Милюков – не единственный, кто допускал ошибки в оценке политиков. Например, ходят упорные слухи, что Нобелевскую премию мира 1939 года (за содействие в установлении мира во всем мире) собирались присудить Чемберлену, Даладье и Гитлеру в благодарность за Мюнхенское соглашение. Слухом это так и останется, поскольку Гитлер начал военную кампанию 1 сентября 1939 года, а оглашение списков награжденных проводится не ранее октября, свои же архивы Нобелевский комитет не обязан раскрывать. Но если посмотреть западную прессу после заключения Мюнхенского соглашения, то все газеты пестрели радостными лозунгами «Мир! Мир!», так что все могло быть.
Что касается захвата Зимнего дворца, то я не стану спорить о количестве выстрелов и пулеметных очередей. Сейчас это бессмысленно. Но соглашусь с точкой зрения Нины Мещерской-Кривошеиной, написавшей в своих мемуарах:
Про день октябрьского переворота много написано, а о той горе лжи, которая за долгие годы навалена на это страшное по своей краткости и простоте событие, и говорить нечего.
Сама она вечером 25 октября 1917 года ездила слушать Шаляпина на сцене Народного дома имени Государя Императора Николая II – Петроградская сторона (в мое время в этом здании был кинотеатр «Великан»). Возвращаться оттуда надо было на трамвае через Дворцовый мост и проезжать мимо Зимнего дворца.
В окно трамвая я увидела Зимний Дворец: много людей, рядами и кучками стояли юнкера, горели костры, несколько костров, и все было удивительно четко на фоне Дворцовой плошади. Мне казалось, что я даже разглядела некоторые лица юнкеров; я ясно видела, что это не просто военные, а именно юнкера…
Иными словами, Зимний Дворец был почти без охраны. Зачем же надо было занимать его глубокой ночью, действовать как «тать в нощи»? Зачем надо было вообще арестовывать «недееспособное» правительство, а затем отпускать? И главное, зачем вообще надо было проводить всю эту акцию? Ведь до Учредительного собрания оставалась пара месяцев… Как написал в комментарии Сергей Цветков,
Стоп! Вот здесь и кроется очень многое. Но к этому надо добавить и ещё кое-что, а именно про «очереди за хлебом, вскоре взорвавшие Россию». Правда, это уже из заметки Владимира Агте. В целом, о тогдашней ситуации в стране стоит посмотреть статью доктора исторических наук Вячеслава Никонова .
1 марта 2012 года на конференции в Липецке прозвучал доклад профессора Воронежского университета М.Д. Карпачева «Продовольственная политика в России в годы Первой мировой войны: кризис власти государства». Доклад строился на материалах по Воронежской губернии. В нем было хорошо показано, что за первые два года войны российские производители хлеба значительно подняли цены как на зерно, так и на оплату труда сезонных рабочих (как правило, из крестьян), нанимаемых в крупные хозяйства при уборке урожая. Собственно, одно было связано с другим. Точные данные по разнице цен до войны и в военные годы я не запомнила – помню только, что она была значительной. (Доклад этот будет опубликован в материалах конференции, поэтому все можно будет прочитать). В результате Столыпинской реформы в число российских производителей товарного хлеба вошло множество частнособственнических крестьянских хозяйств.
По данным историка Г.А. Герасименко, к 1916 году из крестьянской общины выделилось более 2 миллионов крестьянских дворов. Таким образом, социальный состав поставщиков товарного хлеба в годы войны стал более пестрым, количество самих поставщиков на рынке возросло, развитие капитализма в крестьянской среде дало возможность многим крестьянским хозяйствам использовать механизмы рынка в свою пользу. Согласно автору вышеупомянутого доклада, именно стремление российских поставщиков зерна удерживать высокие цены на хлеб и вызвало перебои со снабжением хлебом крупных городов, в частности, Петрограда. К началу 1917 года это породило «хлебные» очереди и, как следствие, рост социального недовольства.
Естественно, Временное правительство пыталось решить создавшуюся проблему со снабжением хлебом. Обсуждались даже проекты принудительных мер, появилось слово «продразверстка», т.е. какая-то форма обязательных поставок хлеба. Однако М.Д. Карпачев уточнил, что эта мера так и осталась «на бумаге». Перенесли в жизнь её уже большевики, которые наполнили слово своим содержанием. Все это свидетельствует о том, что «огромный народ России» существовал для Временного правительства как субъект, с которым надо было договариваться, вести переговоры и приходить к согласию.
Представление об этом было напрочь выбито из нашего сознания за семьдесят с лишним лет. Отсюда и непонимание того, «откуда же в 1917 году, когда социализма ещё не было, и торговать мог любой, взялись в Петрограде очереди за хлебом». Ведь чтобы торговать, продавец сначала должен договориться с поставщиком товара, оплатить товар и привезти его к месту реализации. Когда в условиях свободного рынка представители частного капитала заходят в тупик в своих отношениях, в силу разных обстоятельств, то приходит очередь государства вмешаться и искать решение проблемы. И министры Временного правительства работали с «хлебным» вопросом (представьте, что эти министры не только занимались говорильней, но и работали!). И их работа принесла результат.
Вот отрывок из бесспорного исторического источника, подтверждающего мои слова. Источником является отрывок из письма начальника канцелярии Временного правительства Александра Гальперна, писавшего из Петрограда 24 октября 1917 года своей невесте Саломее Николаевне, находившейся в Крыму, а также ее собственный рассказ об этом времени:
Мой покойный муж, Александр Яковлевич Гальперн.., сидел внутри этого правительства и каждый день писал мне письма в Крым… Расписывал ужасы и беспорядки на улицах. Не советовал пока возвращаться в Петербург. Просил переждать. Пугал голодом. Что Вы думаете? Постепенно, к середине осени его письма становились все более спокойными. У меня есть… письмо Александра Яковлевича от двадцать четвертого октября тысяча девятьсот семнадцатого года… «Совершенно уверенно сообщаю Вам, дорогая, что теперь можно ехать. Жизнь, слава богу, налаживается. Вчера появился пышный белый хлеб, как раньше. Вам голодать не придется. Жду с нетерпеньем. Буду встречать». (Из книги Ларисы Васильевой «Кремлевские жены». М., 1994).
Итак, Германия при издыхании, а в Петрограде жизнь налаживается. Эту раскладку ситуации в Питере необходимо принять во внимание, поскольку полагаю, что чем спокойнее становились письма Александра Гальперна к его будущей жене, тем нервознее становился Ленин и его ближайшие соратники, поскольку надежда на дальнейшее обострение социальной обстановки, которое могло привести к взрыву и возможности в неразберихе захватить власть, таяла просто на глазах. Путь в существовавшие в Питере органы власти был Ленину закрыт: кому он был нужен с его лозунгом немедленной социалистической революции, когда все собирались идти к социализму через буржуазные реформы и свободы, беря за идеал Французскую республику!
Нет, не валялась власть на дороге. За неё, действительно, шла ожесточенная борьба. Только не между большевиками и Временным правительством, а между Советами без ленинского участия и влияния и земскими комитетами без социалистических идей. Уже 5 марта 1917 года указом кн. Львова председатели губернских и уездных земских управ стали комиссарами Временного правительства, его полномочными представителями на местах. Впервые за свою историю земства официальным путем получили политическую власть и поставили деятельность Временного правительства на широкую демократическую платформу. Состав земств этого периода был представлен земскими служащими, врачами, адвокатами, учителями, инженерами, т.е. самыми широкими слоями российского среднего класса. Жизнестойкость земств заключалась в принципе самоуправления, т.е. в наличии собственных бюджетов. Земские комитеты и общественные исполнительные комитеты были достаточно сильным противником Советов.
Однако влияние Советов усиливалось в течение осени 1917 – начала весны 1918 годов, но только и эта власть не была большевистской. Абсолютное большинство в Советах принадлежало эсерам. О триумфальном шествии советсткой власти, т.е. распространении власти Советов в указанный период мы читали ещё в школе, и подавалось это как поддержка народом России Ленина и большевиков, что было самым бессовестным передергиванием карты. На тот момент власть в Советах большевикам ещё только предстояло захватить. Об этом, в частности, прозвучало в докладе И.Д. Петришиной «Начало деятельности большевистских Советов в Центральном Черноземье» на упомянутой липецкой конференции.
Что же до образа издыхающей Германии, то Владимир Агте в своих статьях несколько раз затрагивал вопрос о немецких деньгах, полученных Лениным. Хочу уточнить, что «деньги» могут быть предложены в разных формах.
В конце 80-х было очень много публикаций, касающихся событий 1917 года. Помню, что в одной из статей сообщались о том, что Ленин приехал в Петроград, имея в багаже договоренность с властями Германии о возможности вербовки немецких пленных, находящихся на территории России в отряды, которыми он мог распоряжаться по собственному усмотрению. Вот одна из форм «денег», причем, очень существенная форма. Подобные вербовки проводились большевистскими властями на протяжении всего периода Гражданской войны, и бывшие пленные получали наименование «красных интернационалистов», число которых за годы войны достигло очень большой величины (не хочу приводить эти цифры по памяти). Тема эта, насколько мне известно, замалчивалась или подвергалась самой безбожной фальсификации.
Однако понятно, что для начала реализации данного обещания Ленин, естественно, должен был стать хоть какой-нибудь властью. (Прямо, как сейчас: докажи, что ты годен выдвинуться в лидеры, и тогда тебе выделят финансирование). Время истекало, оставалось одно: осуществить наглый переворот, арестовать существующее правительство и провозгласить вместо него свое, самостийное «правительство», поставив себя во главе.
И каким же был первый документ, принятый этим «правительством»? Ну конечно, Декрет о мире! Только я не верю благочестивым рассуждениям о том, что этот документ был принят в заботе о русских солдатах, проливавших кровь на фронте. А вот в развале российской армии и дезорганизации Восточного фронта данный декрет сыграл свою роль. Впрочем, об этом много писали.
О чем писали меньше, так это о попытках Ленина развалить военную промышленность России, пользуясь тем же Декретом о мире. В одной из деловых поездок я была членом делегации, посетившей Ленинградский металлический завод. В 1917 году это было крупное предприятие, в состав которого входил Артиллерийский цех, выпускавший большую номенклатуру военной продукции для фронта. В заводском музее сохранились материалы с рассказом о том, что Декрет о мире использовался Лениным для пропаганды о прекращении выпуска военной продукции и переходе на выпуск продукции мирного назначения: вместо пушек – кастрюли или что-то в этом роде. Для осуществления этих «мирных инициатив» на заводы направлялись так называемые группы рабочего контроля, которые организовывали митинги, требовали отстранения «буржуазного» руководства, перевода производства на «мирные рельсы», короче, создавали хаос и пытались сорвать работу производства.
Как видите, совершенно четко прослеживается схема делового соглашения: мы тебе – солдат, а ты нам – развал фронта и «перековку» мечей на орала, то бишь, пушек – на кастрюли. В начале 90-х годов прошлого века такая система оплаты шла под названием «бартерного обмена».
Очень хорошими «деньгами» являются вовремя оказанные услуги в виде нажима на определенные политические группировки, перекрытие воздуха тем или иным политическим деятелям и пр. Как-то во время беседы со шведскими и финскими коллегами я услышала рассказ о том, как немецкая дипломатия вмешалась и надавила на Маннергейма, готовившего отряды российских военных, находившихся в Финляндии, для наступления на Петербург с целью освобождения его от большевиков. И вынудила Маннергейма отказаться от этого предприятия. В Финляндии до сих пор болезненной темой является Гражданская война 1918 года, разговоры о ней вспыхивают по самым разным поводам, и в этих разговорах можно услышать многое из того, чего нет в опубликованных материалах.
«Услуга» международного характера явно видна и в истреблении армии Юденича. Я не собираюсь погружаться в историю нашей Гражданской войны, приведу только несколько слов из уже упоминавшихся мемуаров Нины Мещерской-Кривошеиной, которая в декабре 1919 года сумела бежать из Петрограда в Финляндию, где в то время было немало офицеров
…армии Юденича, сумевших, кто по льду, кто в лодке перебраться в Финляндию, спасаясь от эстонцев, которые их всех, бывших офицеров Юденича, нещадно уничтожали, убивали, душили паром в банях… Они также рассказывали, как англичане, километров за 50 от Петрограда, завернули назад свои танки, от которых панически бежал петроградский гарнизон вместе с Троцким.
Так что «деньги» могут быть разными. Поэтому невозможно рассматривать Ленина как политика-маргинала – за ним на первых порах прихода к власти стояло государство. Именно благодаря этому его партии и удалось удержать власть. В противном случае остается лишь поднять руки к небу и воскликнуть «Чудо!»
Но чудес не бывает, по крайней мере, в политике. Осуществление проектов такого масштаба, какой реализовали большевики в России, только и возможно, если за проектом стоит государство, хотя бы в самом начале. Подобное мы наблюдаем сейчас (вдруг, откуда ни возмись появляется ни то временный, ни то переходный комитет, у которого появляются средства вести военные действия), так было и тогда. Но чтобы увидеть всю картину большевистского переворота целиком, нам придется поднять и собрать очень много материалов и источников. Пока такой источниковедческой базы у нас нет, соотвественно, имеется большая пестрота суждений относительно событий осени 1917 года.
Мне, например, абсолютно понятно, что слово «временный» применительно к первым документам после большевистского переворота (их можно было видеть в экспозиции филиала музея Ленина, в Мраморном дворце) было тактическим ходом Ленина. Этим как бы говорилось: вот видите, мы просто меняем негодное Временное правительство на другой Временный орган, вплоть до… Надо же было соблюдать приличия и придавать хоть какую-то видимость законности своим действиям. Ведь вряд ли это происходило от неуверенности большевиков удержать власть. Уж чего, а такого чувства у Ленина не было.
То же самое и о готовности Ленина разделить с кем-то власть. Обычная тактика. Ленин представлял тот тип политика, который властью ни с кем не делится, а идет на временные альянсы только для того, чтобы с помощью одних подавить сопротивление других. Это хорошо прослеживается во всех его действиях после большевистского переворота.
Нельзя путать социализм Чернова и программу строительства социализма Ленина. Разницу мне хорошо объяснил мой научный руководитель, бывший в юности большевиком-ленинцем самого крайнего толка. Я как-то приводила его воспоминания. Все политические силы России, включая самых левых, были нацелены на длительный путь к социализму. «А не сошел ли с ума наш старик?!» – таковой была первая реакция Бонч-Бруевича на призыв Ленина к социалистической революции в апреле 1917 года.
Так что «шествие под красными знаменами к социализму» у Чернова и других социалистов мыслилось ими как длительный процесс, начало которому виделось в реализации всех буржуазных реформ, а не в немедленном изнасиловании страны через террор, гражданскую войну, ограбление церквей и имущества граждан. В городе, где я живу, представители социалистической партии тоже любят ходить под красными знаменами и петь «Интернационал» даже на веселых банкетах, так сказать, перед едой. Но банки и заводы они от этого не национализируют.
Пора нам начать разбираться в этих «разницах» серьезно и основательно. Хотя будет непросто, поскольку в течение многих десятилетий отбор фактов происходил таким образом, чтобы показать людям только то, что желательно было показать с точки зрения тех или иных интересов. Причем эта селективность касалась не только советской историографии, но и западной. Создание существующих на сегодняшний день концепций событий 1917 года можно сравнить с выступлением иллюзиониста, который вытаскивал из тасуемой колоды карт именно тот туз, который был нужен.
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
