Спор о том, чья роль в исторических событиях является более значимой – отдельных незаурядных гениев и злодеев или же людских масс (наций, классов, цивилизаций) и формируемых ими объективных тенденций общественно-политического развития – длится уже столь давно, что приобрёл перманентно-вялотекущий характер и стал сродни риторическому, заведомо практически неразрешимому вопросу «что было первым – курица или яйцо».
На мой взгляд, основная проблема именно в чрезмерной зависимости затянувшейся дискуссии от политической конъюнктуры. Дихотомия «царь-батюшка, властитель судеб vs никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой» вульгаризирована и обречена на тупиковость. История намного более сложная материя и является продуктом тесного взаимодействия в цепи «объективные процессы – личность – объективные процессы». Допустим, Вторая мировая война была с роковой неизбежностью запрограммирована исходом Первой мировой. Но кто знает, как протекала бы Вторая мировая, какой характер она бы имела, не получи на фронтах Первой мировой моральные и физические травмы один ефрейтор баварского пехотного полка? Подобных примеров множество. Приведу ещё один из них.
Как известно, серьёзнейшее и, пожалуй, ключевое влияние на формирование жизненной позиции В.И. Ульянова-Ленина сыграла трагическая судьба его брата Александра. Именно после казни неудавшегося цареубийцы Ильич поклялся все силы отдать на борьбу с самодержавием. Однако, при всём моём крайне неоднозначном (и это ещё самый корректный эвфемизм) к данному персонажу, ему сложно отказать в прагматизме, основанном, помимо прочего, на немалой доли эгоцентризма. Сложно отделаться от ощущения, что он был готов посвятить жизнь революционной борьбе лишь при условии, что в конце концов увидит её реальные плоды или хотя бы будет иметь твёрдые гарантии успеха в будущем. А не идти на эшафот или оканчивать свои дни в забвении ради дела, перспективы которого крайне туманны и неочевидны…
Поэтому особо примечательны слова Ленина, сказанные в январе 1917 года в Швейцарии, о том, что лично он не доживёт до революции, но её, возможно, увидит молодёжь. Досада от первого в этом высказывании чувствуется не меньше, чем радость за второе. А ведь победа Российской империи в противостоянии с Германией и её союзниками и сохранение царской власти означало бы крах дела радикального крыла РСДРП и взлелеянной лично Лениным идеи о «превращении империалистической войны в гражданскую». Как знать, возможно, увидев ошибочность своего курса, он переродился бы в эдакого «сменовеховца наоборот», призывая менять правящий режим в лучшую сторону путём коррекции, а не борьбы, возможно даже стал бы со временем рукопожатым депутатом или даже чиновником? Конечно, в этом качестве он не сыграл бы в истории роли такого масштаба, как это произошло в реальности, но так ли это плохо? Впрочем, это маловероятный вариант развития событий – скорее, лидер большевиков так и умер бы в эмиграции, будучи неудачником и политическим банкротом. Выходит, процесс февральской революции вернул из политической летаргии личность, которая через восемь месяцев отправила его на свалку.
О чём говорит этот пример? Противопоставлять в рамках историософии друг другу личность и объективные закономерности глупо. Они закономерно дополняют и связывают друг друга, как кирпичи и цемент в строительстве здания. Как невозможно вылепить дом из одного цемента, так и кирпичи, положенные «насухо» друг на друга, быстро развалятся, завалив, прежде всего, нерадивого работника.
Станислав Смагин
