В 70-80-х годах XIX века вдруг выяснилось, что россияне и, в частности, москвичи разом заболели одной болезнью — любовью к отечественной истории. Сам ход русской жизни, описав полуторавековую голландско-немецко-французскую кривую, возвращал русских людей на круги своя. Самоуважение и гордость пришли на смену прежнему презрению к самим себе как к «отсталой нации». Теперь оглядывались назад, чтобы любоваться и восхищаться, а не ругать и хаять.
Записав народные былины, уразумели наконец-то, что русская литература началась не с Сумарокова. Разглядев красоту древних храмов и теремов, икон и книжных миниатюр, вдруг с удивлением поняли, что была и до Зимнего дворца своя архитектура, как и до Брюллова — своя живопись. Древняя Русь становилась для русского искусства тем же, чем Эллада и Рим для искусства Возрождения. Писать, говорить, думать по-русски стало потребностью и наслаждением. В этом возвращении к истокам не последнюю роль сыграло московское купечество.
Морозовы, Щукины, Рябушинские, Якунчиковы были искренне увлечены искусством, обладали тонким художественным вкусом, который позволил им, например, оценить Матисса, Ван Гога и Пикассо задолго до того, как на Западе эти имена превратились в легенду. Купцы первой гильдии дарили Москве целые музеи: Нечаев-Мальцев — Музей изящных искусств, Третьяков — свою знаменитую галерею. Савва Морозов завел в столице первую частную оперу. К нашему стыду, мы испытываем благодарность к этим людям больше на словах, чем на деле.
Взять хотя бы Павла Михайловича Третьякова. Это был удивительный человек. Потомственный промышленник и коммерсант, Третьяков был далеко не самым богатым купцом Москвы. Но с юности влюбленный в искусство, он рано стал известным коллекционером и до конца своих дней посвящал свое свободное время этому благородному делу.
Коллекционером он был необычным. Если другие собиратели того времени просто бессистемно скупали антиквариат, то Павел Михайлович обдумал четкую концепцию формирования своей коллекции. Он покупал картины современных ему русских художников, следил, чтобы в коллекции были представлены все направления живописи, дабы следующие поколения россиян могли по его собранию составить полное представление об искусстве России второй половины XIX века. И самое главное: уже в молодости Павел Михайлович решил построить специальное здание галереи и сделать свою коллекцию общедоступной. В 70-80-х годах Третьяков строил и перестраивал здание картинной галереи, расширяя его и доводя до совершенства. Он не только вкладывал огромные деньги в строительство и в покупку картин, но также поддерживал материально семьи художников, учреждал стипендии для студентов.
В 1892 году за несколько лет до смерти Третьяков передал свою галерею Москве. В его собрании к этому времени насчитывалось 1287 живописных и 518 графических произведений русской школы, 75 картин и 8 рисунков европейской школы, 15 скульптур и 62 иконы. Стоимость коллекции была оценена в полтора миллиона рублей и еще около двух миллионов достигли стоимость здания и капитал, оставленный на содержание галереи и реставрационные работы. Сделав свою галерею достоянием всей России, Третьяков по-прежнему продолжал пополнять ее собрание, — например, в 1894 году передал галерее 30 картин, 12 рисунков и мраморную статую «Христианская мученица» работы М.М. Антокольского. В 1890-х гг. его галерею посещали до 150 тыс. человек ежегодно.
На пресловутую проблему ответственности бизнеса перед обществом Третьяков смотрел так: «Моя идея была, с самых юных лет, наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу, народу, в каких-либо полезных учреждениях» (из письма к дочери).
В 1893 году Павел Михайлович отказался от дворянства, которое хотел даровать ему царь после передачи галереи Москве. «Я купцом родился, купцом и умру», — ответил Третьяков явившемуся его обрадовать чиновнику.
К концу жизни Третьяков носил титул коммерции советника, был членом Московского отделения Совета торговли и мануфактур, а также действительным членом Петербургской Академии художеств. Он скончался 4 декабря 1898 года в Москве. Последние слова его были: «Берегите галерею и будьте здоровы».
Согласно завещанию Павла Михайловича его коллекция должна была храниться в неизменном виде и не пополняться новыми картинами. А доступ для всех в галерею должен быть свободным и бесплатным.
Однако после революции эти пункты завещания были нарушены, выделенный на содержание здания капитал национализирован и, к сожалению, до сих пор на предсмертную волю великого мецената не обращают ни малейшего внимания. Фонды галереи ломятся от «современного искусства», а входные билеты стоят весьма неслабо: семье из трех человек придется выложить тысчонку за выходной, проведенный среди русских шедевров. В советское время, к слову сказать, к искусству прикасались за гривенник, студенты — за пятак. Хотя тоже деньги, но всё же символические.
Мне эта история кажется очень некрасивой. Великий гражданин России заслуживает более уважительного отношения к его ясно выраженной воле относительно судьбы основанной им художественной галереи.
Сергей Цветков, историк
Перейти к авторской колонке
