Данной публикацией я предпринимаю попытку дать предварительный ответ на вопрос И.Л. Рожанского о том, как скандинавские ученые освещают историю народонаселения Южной Швеции. А также о том, как эта история связана с миграционными потоками с Европейского континента в эпоху рубежа скандинавской бронзы и скандинавского железного века. Поскольку, как пишет И.Л. Рожанский, согласно данным ДНК-генеалогии, генеалогические линии современных этнических шведов как минимум на 70% восходят к мигрантам с континента, фактически перезаселивших Швецию в промежуток времени с 2100 по 1700 лет тому назад. И это были носители гаплогрупп, родительские линии которых характерны для германоязычных народов Северо-западной Европы, т.е. эти мигранты, очевидно, принесли с собой германские языки.
С другой стороны, по словам И.Л. Рожанского, на крайнем юге шведского полуострова Сконе довольно компактно располагаются представители центрально-европейской ветви субклада R1a-М458, который доминирует у западных славян, а также является принципиальной минорной ветвью у этнических немцев. Вопросы И.Л. Рожанского, с одной стороны, выходят за пределы моей традиционной тематики, с другой – накладываются на новое направление моих исследований о сакральных традициях древних русов (гаплотип R1a-Z280), и их взаимодействия с западными славянами (гаплотип R1a-М458, к которому относятся, в частности, лужичане).
Итак, вопросы были сформулированы таким образом:
…Археологи называют времена с примерно 6-го по 1-е столетие до н.э. «темными веками» для Южной Швеции. Археологические горизонты, относимые к этой эпохе, очень бедны находками, которые, в свою очередь, уступают по качеству изготовления тем, что были в характерны для предшествующих культур нордического бронзового века. Так ли это, или популяризаторы опять что-то исказили? Если «темные века» – не миф, то не свидетельство ли это демографического кризиса, вызванного, например, сменой климата на более влажный (переход «суббореал – субатлантик»), с последующим заболачиванием полей и пастбищ? Делались ли оценки, каково было население юга Скандинавского полуострова во времена расцвета нордического бронзового века и непосредственно перед появлением культур римского железного века? Если оно прошло через (довольно глубокий) минимум, а археологические культуры Швеции рубежа нашей эры не показывают явной преемственности с теми, что были до них, то это хорошо согласуется с данными ДНК-генеалогии…
Ответ мой будет сугубо конспективным, поскольку вопрос И.Л. Рожанского, как это часто бывает, выводит на необъятный и увлекательный материал, достойный солидного исследовательского труда. Будем считать, что я делаю первый шаг на пути к созданию такого труда.
Вот что показывает самый предварительный анализ археологических и исторических материалов, представленных в работах шведских авторов, касающихся древней истории самой южной части современной Швеции – Сконе. Я не брала юго-западное побережье, т.е. лен Халланд и далее Богуслен (там, где современный Гётеборг), а также – области севернее Сконе: Смоланд и др., поскольку материалы по Сконе очень яркие и многообразные, а также потому, что привлечение более широкого материала потребовало бы больше времени. Предлагаю для начала выдержки из работ двух шведских историков, весьма авторитетных в области истории Сконе.
Первый – историк старшего поколения: Carl-Gustav Liljenberg, Skånelands historia (1978) или «История Сконской земли».
Описывая железный век в Скандинавии (VI в. до н.э. – V вв. н.э. как раннее железо и V-X вв. как позднее железо), Лильенберг не использовал такое понятие как «темные века» для истории Сконе периода раннего железа. Но его характеристики для этого времени отличаются большим драматизмом. Так он отмечает ухудшение климата, начавшееся в Сконе в период VI-V вв. до н.э., а также нарушение былых торговых связей на Европейском континенте, и естественно, – связей со Сконе. Эти факторы, по его мнению, привели к катастрофическим переменам экономического и социального характера в Сконе. Прежний социальный строй с сильной аристократией сменился простыми формами жизни, социальная структура стала определялаться «крестьянским» обществом с более примитивной культурой, где основу составляла борьба за выживание. Этот период продолжался более 400 лет, после чего наметилась тенденция к улучшению жизненных условий.
Второй историк более современный – Sten Skansjö, профессор истории Лундского университета, считается лучшим знатоком истории Сконе. Его известный труд «История Сконе» (Skånes historia), 1997. Ниже я привожу взятые из него краткие характеристики как периода бронзы в Сконе, так и выделенного в вопросе периода железа.
Период бронзы в Скандинавии: 1800 до н.э. – 500 до н.э. Очевидны тесные контакты Сконе с Европейским континентом, импорт металла, т.е. бронзы. Расцвет Сконе в период европейской бронзы – 1500 лет до н.э. Продолжался импорт бронзовых изделий из других стран, но появилось и собственное производство оружия и украшений из бронзы, отличавшееся тонкостью отделки. Отчетливые признаки социальной стратификации, наличие сильной элиты – «аристократии». Монументальные захоронения с богатым погребальным инвентарем (курганы или могильные памятники, оформленные каменными плитами/камнем) с наскальными рисунками, со множеством солярных символов. Покойников укладывали в дубовые гробы – выдолбленные стволы дуба. Сейчас известно около 3000 монументальных захоронений (курганов, каменных усыпальниц), а в эпоху бронзы было раз в 5-10 больше. Наиболее известные: Dagshög/Bjärehalvön, Kiviksröset, Frännarp/Östra Göinge kommun и др. Развивалось скотоводство и земледелие, возделывались зерновые культуры. Обработка земли сохой. Можно предположить, что к концу поздней бронзы стали использовать навоз для удобрения пашен. Это улучшило качество почв и позволило более длительное время жить на одном месте.
Появление населенных пунктов, состоящих из двух-трех домов, как бы маленьких деревень. Новая конструкция домов: «длинные» дома длиной до 30 м, некоторые – до 50-60 м. Вместо более архаичной конструкции, когда несущие балки ставились в один ряд, стали устанавливать несущие балки в два ряда. Эта конструкция использовалась в течение длительного времени, вплоть до XI в. Период 1100-500 до н.э. определяется как период поздней бронзы. В это время появился новый тип захоронений – стали применять трупосожжение или кремирование с захоронением в урнах.
В VII в. до н.э. (600-е годы до н.э.) климат в Южной Скандинавии стал более прохладным и влажным. Песчаники покрылись травяным покровом и стали использоваться как пастбища, повысилась урожайность.
Около VI в. до н.э. (500 лет до н.э.) бронзовый век в Скандинавии начинает сменяться железным веком. Понятие «темные века» относительно этого периода Стен Сканшё также не использует, но подчеркивает, что жизнь в Сконе резко изменилась со сменой бронзового века железным.
Раннее железо: V в. до н.э. – V в. н.э. Значение бронзы падает, значение железа растет. Перестали встречаться изделия из золота. С наступлением железного века снова изменился тип захоронений: трупосожжение сменилось трупоположением. В первые четыреста-пятьсот лет отмечается процесс эгалитаризации общества, стратифицированное общество с ярко выраженной элитой периода бронзы исчезает. Более примитивные жилища, бедные захоронения. Жилье и скотный двор под одной крышей. Но продолжалось развитие земледелия, скотоводства, использование навоза для удобрения пашен, что повышало продуктивность сельского хозяйства и создавало предпосылки более длительного проживания на одном месте. Население Сконе было сосредочено в двух-трех небольших населенных пунктах в несколько дворов.
Обычно в рамках скандинавского железного века выделяют еще и «римское железо» – это время 0-400 гг. н.э. В период римского железа климат улучшается, в Сконе отмечается процесс экспансивного заселения новых земель и их освоения, развития земледелия. С первых веков н.э. появляются богатые мужские и женские захоронения. Например, захоронение на юге Сконе (Öremölla). Найдены римские изделия (бронзовый сосуд, сита и черпаки из бронзы), предметы из стекла («винный сервиз»), схожие с изделиями из стекла в Кельне, оружие.
На первый взгляд, приведенные данные в каких-то чертах совпадают со сведениями, содержащимися в вопросах И.Л. Рожанского:
1. Изменение климата в сторону увлажнения и похолодания отмечается обоими историками. Об этом же говорится и на шведской странице Википедии. Но если историк старшего поколения К. Лильенберг привлекает и климатический фактор, говоря о социальной и экономической катастрофе в Сконе на рубеже бронзы – железа, то характеристика С. Сканшё лишена драматизма: похолодание и увлажнение принесло с собой и позитивные перемены для развития сельского хозяйства.
Еще более определенную оценку роли климатического фактора можно увидеть у современного шведского историка Ф. Шарпентье Льюнгвиста, который исследовал влияние климатических изменений на жизненные условия в разных областях Швеции, начиная со времени 10000 лет до н.э. Он писал, что какое-то время тому назад историки полагали, что в связи с похолоданием, наступившим в конце периода бронзы – начале железного века, население в Скандинавии сократилось. Но новейшие исследования показывают, что это было неверно. Население сократилось в отдельных, более северных областях, но не на юге Швеции.
Вообще, потепления-похолодания чередовались, сменяя друг друга, подчеркивает Шарпентье Льюнгвист. На рубеже эпох произошло очередное потепление климата. Насколько потеплело, точных сведений нет, но климат примерно соответствовал климату в наши дни, по крайней мере, это можно сказать о периоде IV в. до н.э. – IV в. н.э. Затем опять началось похолодание и увлажнение климата (Sveriges historia. 13000 до н.э. – 600 н.э. Värnamo, 2009. S. 220).
Таким образом, современная шведская наука не считает, что похолодание и увлажнение климата на юге Швеции в эпоху перехода от бронзы к железу фактора, негативно повлияло на численность населения, например, в Сконе.
2. Однако результаты археологических исследований в Швеции, как было показано выше, ясно говорят о том, что при переходе от бронзы к железу произошло ухудшение социальных и экономических условий: великолепие бронзы уступило место скудости эпохи железа. И труд Сканшё прекрасно это иллюстрирует. Тогда встает вопрос: можно ли расценивать изменение социального облика в Сконе в конце эпохи брозы как свидетельство сокращения численности населения? Куда вообще исчезла элита бронзового века в Сконе? «Окрестьянилась» или мигрировала из Сконе, оставив место свободным вплоть до рубежа эпох?
Но оказывается, начало периода эгалитаризации общества в Сконе, датируемого ранее серединой I тысячелетия до н.э., должно быть сейчас уточнено в связи с открытием шведскими археологами неизвестного города в Сконе, где наиболее ранний археологический материал датируется 200-100 гг. до н.э., т.е. серединой раннего железа Скандинавии. Регулярные раскопки и систематическое исследование стали производиться только с 1996 г. Поэтому все выводы, которые делались до обнаружения этого города, исходили из неполного материала.
3. Найденный город характеризуется как самый крупный из известных на сегодня населённых пунктов на Скандинавском полуострове данного периода и явно представлявший собой крупный хозяйственный, торговый и сакральный центр, начиная с III в. до н.э. Сейчас на его месте расположен маленький населённый пункт под названием Упокра (Uppåkra), который находится чуть к юго-западу от Лунда. Можно предположить, что Лунд «сменил» своего более древнего предшественника, не дожившего до времени Адама Бременского.
Территорию города составляла площадь 40-50 га, что намного превышает площадь Бирки (7 га) и Хедебю (24 га). Город существовал приблизительно одно тысячелетие, до начала XI в. н.э. Археологические находки очень интересны и значительны. Они отражают торговый обмен впечатляющего масштаба, включая древнеримские изделия и пр. (Harrisson D. Bygdemakt // Sveriges historia. 600-1350. Stockholm, 2009. S. 61-68, 71-73).
Этот город, согласно шведскому археологу, профессору археологии Ярлу Нордбладу, носил все черты центра местности: были обнаружены остатки крупного храмового здания и большое количество ритуальных и культовых предметов – позолоченных фигурок божков и других сакральных персонажей, жертвенного оружия (наконечников копий и пик, ручек щитов и пр.) Ученые пока не определили, к какой традиции принадлежали эти культы.
Жилые постройки перестраивались на старом фундаменте в течение тысячелетия, т.е. в городе рано сложилось постоянное население. Здесь явно работало много ремесленников, золотых дел мастеров. Идентифицированы предметы импортного происхождения (стеклянная чаша из бесцветного стекла с накладками синего стекла явно восточного происхождения), и предметы местного производства, например, бокал из меди с отделкой золотыми пластинками и другие бытовые предметы, в том числе, из бронзы, серебра, золота (Nordbladh J. I guldets tid // Sveriges historia. 13000 f.K. – 600 e.K. S. 421-422). Понятно, что создание городского поселения такого масштаба требовало и человеческих, и материальных ресурсов. Следовательно, в III в. до н.э. они появились на юге Сконе.
Что из вышеприведенного материала я могу предложить в качестве ответа на заданные вопросы?
1. Термина «тёмные века» для периода с 6-ого по 1-ое столетие до н.э. я не обнаружила, но возможно, что он и употреблялся шведскими учеными старших поколений, а на сегодня просто устарел. Открытие Упокры не позволяет говорить о бедности археологических находок в Сконе в последние века до н.э. Таким образом, все прежние выводы о социальном и экономическом и, соотвественно, демографическом развитии Сконе на сегодняшний день требуют уточнения и дополнения с учетом нового богатого археологического материала.
2. Тем не менее, я полагаю, что в основе своей выводы И.Л. Рожанского, сделанные, исходя из результатов его исследований в области ДНК-генеалогии, подтвердятся и с учетом новых, дополнительных археологических данных, конкретно, в той их части, где он говорит о зависимости населения Швеции от миграционных потоков с континента, этническая составляющая которых менялась в ходе различных эпох: одни этнические группы сменяли другие. Так, указанные им компактно локализованные в Сконе представители центрально-европейской ветви субклада М458, который доминирует у западных славян, а также является принципиальной минорной ветвью у этнических немцев, совершенно логично должны быть потомками населения Сконе периода поздней бронзы (1100-500 до н.э.), духовная культура которых определялась новым типом захоронений – кремированием с захоронением в урнах. Эта традиция явно перекликается с культурой полей погребальных урн бронзового века, появившаяся на континенте в 1300 годы до н.э. и существовашая там до 300 годов до н.э. С этой традицией связывается лужицкая культура, у носителей которой как раз выявлен субклад М458. Разумеется, этот вопрос нуждается в самом тщательном исследовании, но, по-моему, основания для его постановки есть: их дает и ДНК-генеалогия, и историческая логика.
3. Здесь уместно вспомнить, что те явления эгалитаризации, которые шведские ученые отметили в истории Сконе в период рубежа бронзы и железа, были характерны и для континентальной Европы. Это известно из работ по истории ранних форм политогенеза в эпоху бронзы: «В эпоху бронзового века процессы развития вождеств продолжаются в Юго-Восточной Европе (Средиземноморье, Балканы), Британии, Дании… Для этого периода характерны дальнейший рост численности населения вождеств, возрастание глубины их иерархии, строительство сложных могильных комплексов, храмов и святилищ… формирование центров металлургии под контролем вождей, развитие сложных сетей торговых, престижных и иных связей. Такие процессы продолжались до наступления железного века. В середине I тысячелетия до н.э. произошел ряд принципиальных, по-настоящему еще не осмысленных изменений (так называемая «вторичная эгалитаризация»…), в результате чего в Европе был сделан шаг назад от вождества к более эгалитарным милитаризованным общественным структурам, исчезли крупные поселения, а вместо них возникла иная система расселения, состоявшая из небольших поселений…» (Крадин Н.Н. Вождество: современное состояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации. М., 1995. С. 15). Эта цитата не только показывает, что Скандинавский полуостров изначально был частью процессов, происходивших на Европейском континенте, но и то, что импульсы развития с глубокой древности, в частности, еще с бронзового века, шли с континента на полуостров, и никогда – наоборот.
4. Процессы на континенте определяли переодическое перезаселение Скандинавского полуострова различными этногруппами: теми, кто занимал доминирующее положение на континенте, или теми, кто по разным причинам был наиболее активно вовлечен в миграционные процессы. Например, оценка населения юга Скандинавии во время расцвета нордического бронзового века должна включать миграции представителей лужицкой культуры, поскольку как минимум сходство типа захоронений говорит о том, что область Сконе была связана общими культами и ритуалами с культурой полей погребальных урн. Бронзовый век отмечен стратификацией и дифференциацией культуры на элитарную и народную. Можно предположить, что изменения в середине I тысячелетия до н.э. на Европейском континенте обусловили отток представителей элитарной культуры из Сконе в поисках лучших жизненных условий, что и проявилось как отмечаемый исследователями кризис, в том числе, и демографический. Но через какое-то время, в III в. до н.э., вероятно, новые торговые интересы привели назад потомков представителей этой элитарной культуры назад в Сконе, и они основали Упокру, кстати, вблизи курганов бронзового века. Я отождествляю их с выходцами с запада южнобалтийского побережья, которые с Тацитовых времен известны как варины (возможно, сегодня минорная ветвь этнических немцев субклада М458). Дальнейшее изучение покажет, насколько мое предположение верно.
5. Факт отсутствия преемственности между археологическими культурами разных эпох в Скандинавии может также найти свое объяснение в пестроте шведского этногенеза, определяемого переодическим перезаселением разными этногруппами. В некоторых случаях отмечена такая особенность, как изолированное проживание некоторых из таких переселенцев. Ближайшим и ярким примером тому являются известнейшие археологические находки из погребений в ладье VII-VIII вв. в районе Упсалы – прославленные роскошные шлемы, мечи, щиты, стеклянные бокалы и другие предметы из Венделя и Вальсгерде – обнаруживавшие связь с Прирейнской областью или Британскими островами (Лебедев Г.С. Шведские погребения в ладье VII-VIII веков // Скандинавский сборник XIX. Таллин, 1974). Шведский археолог О. Хиестранд проводил связь между шведскими погребениями в ладье и историческими событиями на Европейском континенте: «Мы не можем сбрасывать со счетов тот момент, что погребения в ладье могут характеризовать организацию континентальной эксплуатации сырьевых ресурсов, осуществлявшихся иностранными представителями в сотрудничестве с местной верхушкой. Само возникновение погребений в Венделе и Вальсгерде могло быть вызвано изменениями на континенте, например, такими, как франкская экспансия в VI в., крушение Остготской державы, поражение герулов в 510 г. или франкское завоевание Тюрингии где-то в 530 г…» (Hyestrand Å. Lejonet, draken och korset. Sverige 500-1000. Lund, 2001. S. 92-104).
Подчеркивая связь погребений в Венделе и Вальсгерде с европейской континентальной традицией VI в., восходящей, в свою очередь, к римской традиции (это касалось, прежде всего, шлемов), Хиестранд имел, в частности, в виду возможные миграции с Европейского континента на территорию современной Швеции и «перенесение» этим путем европейских ремесленных навыков и традиций. Причем эти перенесенные навыки существовали изолированно как островок элитарной культуры в средней Швеции, а потом вымерли, вероятно, с ее последним представителем, не повлияв на «народную» культуру окрестных областей Свеяланд.
6. Как видно, пестрота и прерывчатость процесса шведского этногенеза с глубокой древности определялась разнородными миграционными потоками с Европейского континента. Волны мигрантов разных эпох сменяли друг друга, перезаселяя будущую Швецию и неоднажды меняя ее этнокультурный облик. Блицанализ археологических и исторических данных, которые на сегодня имеются, показывает, что результаты ДНК-генеалогии, как минимум, хронологически, согласуются с ходом реконструируемого исторического процесса на юге Швеции. Более полные выводы можно будет сделать только после переосмысления нового археологического материала, который находится в стадии исследования, а также с использованием более современного и комплексного исторического подхода.
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
