В польской антиутопической комедии «Секс-миссия», шедшей в советском прокате под названием «Новые амазонки», главные герои, заснув на много лет и проснувшись с полностью стертой памятью в эпоху, когда женщины стали размножаться искусственным путем, без мужского вмешательства, спрашивали у последней живой свидетельницы золотых времен традиционной репродукции: у вас, мол, когда-то были мужчины… а для чего вы их использовали-то, для какой нужды?
Боюсь, если в наши дни какой-нибудь преподаватель гуманитарных дисциплин забудется тревожным сном лет на семьдесят, после пробуждения ни слова, ни даже жесты не помогут ему узнать у окружающих: вот у вас когда-то были русский и иностранный языки, литература, изящная словесность, какой вам толк со всего этого был? Ответом будет лишь недоуменный взгляд и еле связное бормотание, весьма отдаленно похожее на человеческий язык образца – пусть даже не самого лучшего – начала XXI века.
На подобные грустные мысли наталкивает российская государственная политика в области образования, причем практически во всех её проявлениях. Андрей Александрович Фурсенко зажег ярким солнышком концепцию «подготовки грамотных потребителей», и лучики её побежали по городам и весям нашей необъятной Родины. Эффектом от них, правда, являются не приятные солнечные ванны, а пожары и пепелища. Дошел черед и до моего родного Ростова и моей alma mater – Ростовского госуниверситета (с 2006 года – ЮФУ).
Марина Александровна Боровская, ровно год назад ставшая ректором одного из ключевых вузов страны, практически сразу стала реализовывать модель поведения, в которой явственно угадывались черточки Салтычихи и сурового генерал-губернатора мятежной колониальной провинции одновременно. Впрочем, до поры до времени действий, совсем уж выходящих за рамки понимания, от госпожи ректора не исходило, поэтому бэкграунд университета был окрашен в относительно мирные цвета.
Русский человек добр и незлопамятен, и даже тот факт, что Марина Александровна еще недавно была объектом пристального внимания ростовских правоохранительных органов в связи с делом о бюджетных хищениях в ЮФУ, не вызывал запредельной злости. На работе ты не гость – утащи хотя бы гвоздь, это у нас всякий сызмальства знает. Помните, как у Шукшина? «Воровал ли он со складов? Как вам сказать… С точки зрения какого-нибудь сопляка с высшим юридическим образованием – да, воровал, с точки зрения человека рассудительного, трезвого – это не воровство: брал ровно столько, сколько требовалось, чтобы не испытывать ни в чем недостатка, причем, если учесть – окинуть взором – сколько добра прошло через его руки, то сама мысль о воровстве станет смешной. Разве так воруют! Он брал, но никогда не забывался, никогда не показывал, что живет лучше других». Но любому терпению, даже самому длительному, приходит конец. У ростовской общественности этот момент наступил после решения Боровской ликвидировать факультет лингвистики и словесности.
Этот факультет является структурной единицей бывшего педагогического института, «спаянного» с РГУ при создании новой образовательной мегаструктуры, которой, собственно, и стал ЮФУ в нынешнем виде. Таким образом, после уничтожения факультета в Ростове станет попросту негде готовить лингвистов и преподавателей иностранных языков. Уже сам по себе сей факт позволяет охарактеризовать ректорский поступок как акт варварский, абсолютно непродуманный и чрезвычайно недальновидный. Но подлинные восторг и катарсис наступили, когда были озвучены официальные причины расправы над ФЛиСом. Оказывается, лингвистика – это практически то же самое, что филология. Факультет филологии и журналистики в ЮФУ есть, зачем же содержать два одинаковых учебных направления?
Ей-Богу, до последнего момента я был уверен, что путать психиатрию с психологией, философию с филологией и филологию с лингвистикой – прерогатива исключительно совсем уж престарелых бабушек на завалинках. Был, правда, еще один герой все у того же Шукшина в рассказе «Срезал».
«За столом разговор пошел дружнее, стали уж вроде и забывать про Глеба Капустина… И тут он попер на кандидата.
– В какой области выявляете себя? – спросил он.
– Где работаю, что ли? – не понял кандидат.
– Да.
– На филфаке.
– Философия?
– Не совсем… Ну, можно и так сказать.
– Необходимая вещь. – Глебу нужно было, чтоб была – философия. Он оживился».
Глеб, как мы помним, по итогам диспута своей бессмысленной демагогией задавил-таки гостя, «срезал», что и отражено в названии произведения. Госпожа Боровская, вероятно, тоже сейчас считает, что «срезала» чересчур умную профессуру, нагло желающую иметь аж два факультета для, как выяснилось, одной дисциплины. Тут-то умникам и объяснили, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс – не муж и жена, а четыре разных человека, только наоборот.
Уважаемая Марина Александровна! «Срезать интеллигентишек» – удел глебов капустиных с деревенской пилорамы (да простят меня все достойные люди, трудящиеся на том же поприще). Человеку же вашего статуса и уровня стоит быть более осмотрительным в поступках и их мотивировках. Тем более, тот Глеб односельчан «изумлял, восхищал даже», но – «любви не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил ещё». Искренне надеюсь, что Вы все же не чужды желания оставить в сердцах ростовчан более достойную память о себе.
Станислав Смагин, публицист
Перейти к авторской колонке
