«Немецкая сущность» империи Романовых, этнокультурная чуждость ее русскому народу – одна из постоянных тем эмигрантской публицистики Александра Герцена. Он посвятил ей несколько страниц книги «О развитии революционных идей в России», в которой уверял, что «народ, поднимавшийся за самозваного сына Ивана IV, не ведал даже имен всех этих Романовых – Брауншвейг-Вольфенбюттельских или Гольштейн-Готторпских».
Здесь же дается резкая характеристика «русских немцев»: «Немцы <…> далеко не олицетворяли прогресса; ничем не связанные со страной, которую не давали себе труда изучить и которую презирали, считая варварской, высокомерные до наглости, они были раболепнейшим орудием императорской власти. Не имея иной цели, как сохранить монаршее к себе расположение, они служили особе государя, а не нации. Сверх того, они вносили в дела неприятные для русских повадки, педантизм бюрократии, этикета и дисциплины, совершенно противоположный нашим нравам. <…> Русское правительство до сих пор не имеет более преданных слуг, чем лифляндские, эстляндские и курляндские дворяне. «Мы не любим русских, – сказал мне как-то в Риге один известный в Прибалтийском крае человек, – но во всей империи нет более верных императорской фамилии подданных, чем мы».
Правительству известно об этой преданности, и оно наводняет немцами министерства и центральные управления. Это и не благоволение и не несправедливость. В немецких офицерах и чиновниках русское правительство находит именно то, что ему надобно: точность и бесстрастие машины, молчаливость глухонемых, стоицизм послушания при любых обстоятельствах, усидчивость в работе, не знающую усталости. Добавьте к этому известную честность (очень редкую среди русских) и как раз столько образования, сколько требует их должность, но совсем не достаточного для понимания того, что вовсе нет заслуги быть безукоризненными и неподкупными орудиями деспотизма; добавьте к этому полнейшее равнодушие к участи тех, которыми они управляют, глубочайшее презрение к народу, совершенное незнание национального характера, и вам станет понятно, почему народ ненавидит немцев и почему правительство так любит их».
В этом Герцен абсолютно прав: немецкая диаспора стала как бы резервной и, как правило, самой лояльной престолу частью государственной элиты империи. И когда Герцен приводит цитату одного из представителей остзейского дворянства о том, что оно как никто в России преданно престолу, как показали события 1905-1917 годов – это была чистая правда! Именно представители старомосковского (старообрядческого) купечества, различные малоросы вроде Родзянко и Терещенко, и примкнувшие к ним Коноваловы и Гучковы объединили усилия, чтобы захватить власть и упразднить монархию в России.
Именно события февраля-марта 1917 года как ничто иное подтверждают, насколько были правы императоры Николай I и Александр I, когда окружали престол представителями немецких дворянских фамилий. И если Александр I в этом следовал, скорее, заветам своего отца Павла Петровича и собственной интуиции, то Николай Павлович совершенно осознанно не питал доверия к русской аристократии, ибо уж он-то видел, какие фамилии участвовали в заговоре против династии в 1825 году: Рюриковичи и Гедеминовичи, а также прочие Орловы и Рылеевы с Муравьёвыми-Апостолами.
Как могли императоры России доверять русскому дворянству, которое постоянно либо устраивало заговоры и перевороты, либо писало памфлеты и эпиграммы на своих правителей? Мало того – то, что Герцен ставит в укор немцам, можно как раз поставить в укор русским: что это за столь нелюбимые повадки, о которых он писал? Они предельно просты: каждая вещь должна лежать на своём месте, необходимо быть аккуратно одетым, надо чётко и вовремя приходить на службу и т.д.
Все историки отмечают прогрессивное начало в правилах этикета, разработанных Петром Великим: «Юности честное зерцало», но разве мало было русских дворян и мещан, кто пренебрегал этими правилами хорошего тона и откровенно саботировал их?
Иначе говоря – что плохого в педантизме? Уж для хаотично-разхристанной русской натуры это просто необходимое каждодневное лекарство. А то, как часто в России получается, живёт «святой жизни человек» – в голове туман, в доме бардак, под кроватью груда выпитых бутылок, но рассуждает это «чудо природы», «богоносец хренов» исключительно о «космосах, Бермудском треугольнике, или есть ли жизнь на Марсе»! Не бред разве? Полнейший! Какой вам космос, когда на земле порядка навести не способны!
Далее Александр Герцен пишет: «Они (немцы) вносили в дела… этикет и дисциплину, совершенно противоположный нашим нравам», – ну здесь, как говориться, не в бровь, а в глаз! Что такое этикет, у нас часто не знают, да и знать не желают. Это всё «условности». Постоянно приходиться слышать от наших современников: «Надо быть проще!» И так мы уже опростились, что даже если в пределах 50 метров имеется туалет, то наши «простые русские люди» непременно будут справлять «надобности» возле ближайшего забора.
Как здесь не вспомнить классика русской литературы Фёдора Достоевского: «Широк русский человек, слишком широк, я бы сузил». Но как только заходит речь о рамках, русский человек начинает бунтовать и орать на всю Ивановскую: «Я не немец какой, чтобы по регламентам жить», что означает: «Не хочу жить по закону, желаю жить по своему хотению и воле». Недаром основоположниками анархизма были именно русские – князь Кропоткин (Рюрикович) и Михаил Бакунин.
Или на работе происходит конфликт, когда подчинённые апеллируют к разумным законам и требованиям, а начальство по старой русской привычке пытается руководить не по законам и регламентам, а по собственной воле. Спрашивается, зачем? Ответ очень прост: иначе «кайфа» от господства не будет. Ну, зачем человек годами гнул спину и лебезил перед начальством, чтобы выхлопотать себе заветное кресло, если потом нельзя на подчинённых испытать свой начальственный «зубодробительный кулак»? Это в глазах наших начальников как-то неправильно, ведь непонятно ради чего все их предыдущие «лишения».
Про дисциплину и говорить не приходится – бардак происходит во всех отраслях политической и экономической деятельности. Исключения есть, но, как правило, они касаются иностранных представительств компаний и банков. В остальном процветает и никого не удивляет «коррупция» и кумовство, не говоря уж о сонме фавориток местного разлива.
«Русское правительство до сих пор не имеет более преданных слуг, чем лифляндские, эстляндские и курляндские дворяне» – данный тезис Герцена также не вызывает никакого удивления и возражения. Именно в свете этого можно с уверенностью констатировать, что Первая Мировая война стала начальным этапом социальной и политической революции в России, когда под воздействием либеральных, антимонархических кругов, в первую очередь сконцентрированных вокруг военно-промышленных комитетов и «прославянской группировки» в лице Великого Князя Николая Николаевича и его брата (оба были женаты на дочерях черногорского князя Петра Негоша – Мелице и Стане) началась атака на Императорскую четы и, в первую очередь, царствующую Императрицу.
Нельзя не согласиться с мнением современного историка о том, что «немецкий вопрос» стал «одной из причин Февральской революции, в ходе которой большое значение имела антинемецкая риторика». Последнюю активно использовали оппозиционные самодержавию и союзные между собой группировки: придворная во главе с Великим Князем Николаем Николаевичем (начальник его штаба генерал Николай Янушкевич, Главноуправляющий землеустройства и земледелия Александр Кривошеин и др.) и политически-промышленная во главе с Александром Гучковым, который контролировал значительную часть «немцеедской» прессы («Голос Москвы», отчасти «Новое время» и «Вечернее время»).
Похоже, что эти круги сознательно разжигали и провоцировали массовую антинемецкую истерию и шпиономанию с целью дестабилизировать ситуацию в стране и на волне хаоса прийти к власти. Во всяком случае, новейшее исследование Олега Айрапетова о причинах немецкого погрома в Москве в мае 1915 года дает серьезные основания для того, чтобы считать его «репетицией февральского переворота 1917 года». Сам же этот погром, видимо, нужно признать самым «горячим» эпизодом в истории внутрироссийского русско-немецкого этноконфликта: погибло пять лиц «австро-немецкой национальности» (четверо из них – женщины) и 12 погромщиков (в результате стрельбы, открытой войсками).
В апреле 1915 года донесения агентов московской полиции свидетельствовали: «В народе складывалось убеждение, что победы достигнет не правительство, а народ своими собственными усилиями и после войны посчитается с правительством за ту кровь, которая напрасно пролилась, благодаря его потворству немцам». После майского погрома в рабочей среде говорили, что в нем виновата полиция и администрация, но обе они были лишь «слепым орудием так называемой «партии мира», членами которой состоят особо высокопоставленные лица, преимущественно немецкого происхождения, из придворных и весьма влиятельных кругов». Многие вообще считали, «что немцев следует бить и что разгромы фабрик и заводов – дело хорошее <…> надо было фирмы отобрать в казну, а немцев из Москвы выгнать». В некоторых группах чернорабочих велись речи о необходимости сменить правительство как «онемечившееся».
Одним из лозунгов Февраля 1917-го был призыв «Долой правительство! Долой немку (то есть Императрицу)!». В первые дни февральской революции происходили массовые расправы солдат с офицерами, носившими немецкие фамилии, особенно это было характерно для Балтийского флота, где представительство остзейского дворянство всегда было очень высоко. В письмах того времени февральские события нередко объяснялись как свержение «немецкого засилья»: один солдат поздравлял своего адресата с «новым Русским, а не с немецким правительством Штюрмеров, Фредериксов, Шнейдеров» и пояснял, что «никто за старое правительство не стоял из солдат, все перешли на сторону нового». Типичным для революционных акций была фраза: «Везде правили нами немцы, но теперь не то».
Можно сказать, что русский дворянский «антинемецкий» дискурс наконец-то «овладел массами». Давняя мечта дворян-националистов, подхваченная националистами из промышленного класса и интеллигенции, сбылась: «немецкая партия» была отстранена от участия во власти. Но это стало возможным только после падения монархии в России. Что совершенно естественно: немецкие дворяне, «императорские янычары», служили Дому Романовых, а не российскому дворянству. Остзейские немцы были «нервом политической системы Российской империи», «несущей опорой империи», вот почему, несмотря на все «русификации», их положение оставалось, по сути, неизменным и при Александре II, и при самом русском царе Александре III, и при последнем императоре. Во многом это было оправдано.
Власть, пришедшая на смену «немецкой партии», вместо «педантизма бюрократии, этикета и дисциплины» начала «красный террор», создала политические концлагеря и расправилась с семьёй последнего императора Николая II.
В целом, при взгляде на германо-российские отношения внутри элиты Российской империи стоит удивляться тому, что в ХХ веке эти, в общем-то, дополняющие друг друга народы провели две кровопролитные войны, направленные на взаимное уничтожение. Можно сколько угодно говорить об «исконной ненависти русского народа к тевтонам», но это не соответствует действительности. Русская знать всегда была недовольна «засильем немцев при дворе» – это правда, но могла ли власть доверять такой знати, на руках которой кровь трёх императоров и неоднократные попытки заговоров и открытых мятежей!?
Результат теперь известен. В ХХ веке геополитическое и цивилизационное господство получила Британия, США и англосаксонский мир в целом, а заодно стоящие за ним банкирские и биржевые семьи: Ротшильдов, Варбургов, Вандербильдов, Оппенгеймеров, Рокфеллеров, Лейбов, Шифов, Лазаров и т.д. Именно они пришли на смену старым монархическим семьям Европы и России (Габсбургам, Гогенцоллернам, Ольденбургам). Но за тот же ХХ век мир сделал такой большой шаг к катастрофе, что непонятно какой силы должна стать цивилизационная контрреволюция, чтобы оттащить российскую «птицу-тройку» от края бездны…
Евгений Алексеев, публицист
