Два столетия, отделяющие нас от эпохальных событий 1812 года, не уменьшили их историческую значимость. Нашествие «двадесяти язык» – общеевропейской армии Наполеона, которая по общей численности и по вооруженности троекратно превосходила противостоявшие ей военные силы России, несло угрозу самому существование нашей страны как суверенного государства. Это было осознано всеми слоями русского народа, который в ответ на стремление его поработить перешел от противостояния только войск профессиональных к общенародной освободительной войне, впервые в русской истории получившей название Отечественной.
1812 год. Фрагмент картины (художник О.А. Авакимян, 1996 год)
Отображения войны 1812 года в фольклоре были многочисленны и разнообразны. Но сохранность их в репертуаре оказалась неодинакова. Прозаические предания, остались существовать в опубликованных вскоре записях, которые изначально были подвергнуты литературной обработке. От нее не свободна оказалась и значительная часть песен об Отечественной войне. Однако сама по себе песенная форма их бытования способствовала удержанию в памяти и передаче даже тех текстов, которые в той или иной степени удалились по своей фразеологии и лексике от многовековой традиции народных исторических песен, испытав влияние поэзии книжной.
Опубликовано за прошедшие века несколько сот записей песенных произведений, обязанных появлением первой Отечественной войне. Как это обычно для исторического фольклора, значительный процент таких текстов составляют песни, основанные на переделках песен более ранних, содержание которых было приспособлено к тогдашней действительности путем введения реалий, отразивших события 1812 года. Для песен, которые целиком или почти целиком основаны на таких событиях, характерно довольно частое соединение в одном произведении воспоминаний о нескольких разделенных и по времени, и по месту действия исторических фактах. Песни создавались солдатами и казаками – участниками множества крупных и некрупных битв, происшедших за сравнительно короткое время. Впечатления о них наслаивались, песенное творчество, видимо, не всегда «поспевало» за сменой особенно важных боевых эпизодов.
Но Бородинское сражение, исключительное по своей роли в истории Отечественной войны, знаменательно и по его отражениям в народной поэзии: существуют несколько песен, целиком посвященных именно этому событию.
В ряде сходных вариантов дошла песня, отобразившая канун Бородинского боя. Начало ее выдержано в традиционной стилистике, идущей от средневековой Руси. Далее идет конкретизация, приспосабливающая обороты, характерные еще для песен XVIII века, к исторической ситуации 1812 года:
Как не золотая, братцы, трубонька вострубливала,
Ай да не серебряна, братцы, сиповочка возыгрывала,
Ай да как возговорил, братцы, промолвил князь Кутузов-генерал:
«Ай да господа вы наши генералы со полковничками,
Ай да вы отдайте скорый приказ по всей армии зараз:
Ай да чтобы были все наши военны во исправности своей,
Ай да у пехоты ружья все в порядке, во замках кремни остры,
Ай да у казаков кони доброеажи, призаседланные.
Ай да к нам под утро хотел быть, ребята, со всей ратью Бонапарт.
Ай да за Россию, за царя, за веру нужно гостеньку принять:
Ай да как на поле славном Бородинском поплотней дружка обнять!»
Кроме этой записи, сделанной А.А. Догадиным у астраханских казаков есть еще две фиксации той же песни от казаков оренбургских и одна – из Пермской губернии. Но в них нет однозначной соотнесенности именно с Бородинским боем, а фамилия Кутузова искажена.
Другие песни о Бородинском сражении некоторыми поэтическими оборотами восходят к былинному эпосу, как, например, эта, записанная А.Д. Григорьевым в Архангельской губернии:
Тут спроговорил-спромолвил да князь Кутузов:
«Ай вы вставайте ж, мои деточки, утром пораняе,
Вы умывайтесь, мои деточки, побеляе,
Вы идите, мои деточки, в чистое поле,
Вы стреляйте же, мои деточки, не робейте,
Вы своего свинцу-пороху не жалейте,
Вы своего французика побеждайте!»
Но описание Бородинского боя уже не может вестись в духе былин, повествовавших о единоличном подвиге богатыря. Как в самой действительности, так и в исторической песне Бородино – великая битва великих армий. О начале ее песня говорит с подлинно эпическим размахом, используя давнюю стилистическую традицию русского фольклора:
Как не две тученьки, не две грозные
Вместе соходилися –
Как две силы-армеюшки
Вместе соезжалися.
Как одна сила-армеюшка
Она царя Белого,
Как вторая сила-армеюшка
Короля французского.
Само решение М.И. Кутузова дать генеральное сражение армии Наполеона на позиции, выбранной русскими генералами у Бородина, состоялось за неделю до первого осеннего праздника по народному православному календарю – Семенова дня. Песня запомнила эту дату:
Господа ли генералушки
Вместе соходилися.
Они думали крепку думушку
Все заедино:
«А когда же у нас, братцы, будет
Бой-батальица?» –
«На осенний первый праздничек, братцы,
На Семенов день».
За несколько дней до него и произошло Бородинское сражение:
Как Семенов день приходит, братцы,
Как гора валит;
Как Семенов день проходит, братцы,
Как река бежит.
Как ударили из пушек, братцы,
Из винтовочек –
Покатились с могучих плеч
Головушки,
Полилася басурманская кровь
На все четыре стороны.
Конечно, от песни, записанной почти через сто лет (в 1903 году), нельзя ожидать точности всех деталей: винтовок в 1812 году еще не было у войск, сошедшихся под Бородином, – были гладкоствольные ружья. Сама же образность в описании ожесточенного боя хранит многовековую традицию русской народной поэзии. В песнях о сражении на Бородинском поле с армией Наполеона как бы воскресли некоторые образы устных сказаний о битве с армией Мамая на поле Куликовом, где говорилось:
Льется кровь богатырская
По седельцам покованным
Сверкают сабли булатные
Около голов богатырских
Катятся шеломы злаченые
Добрым коням под копыта
Валятся головы многих богатырей
С добрых коней о сыру землю.
Бородинский бой, начавшийся рано утром, продолжался более четырнадцати часов:
Уж мы билися-рубилися
Разосенню темну ночь,
Разосенни ночи темны, долги,
Близ четырнадцать часов.
Как во первом часу ночи
Сабли, ружья гремели
Во втором часу ноченьки
С плеч головки летели
Как во третьем часу ночи
Кроволитье протекло…
Сражение началось в шестом часу утра, а не в первом, но общую последовательность и исключительную ожесточенность боевых действий песня о нем передает верно: после весьма интенсивного пушечного и ружейного огня следовали одна за другой массовые атаки наполеоновских войск, которые русскими стойко отбивались. В ходе кровопролитных рукопашных схваток были громадные потери с обеих сторон. Однако эта песня, записанная дважды в XX столетии, все же довольно обобщенно отражает впечатления о Бородинском сражении, без индивидуальной детализации, которая сохранилась здесь достаточно явно только в верном указании его продолжительности. Более конкретные припоминания в песнях того времени: по-видимому, были утрачены, оказавшись заслонены впечатлениями от последовавшего вскоре оставления Москвы.
Вместе с тем, песни о Бородинской битве некогда оказали настолько внушительное воздействие на народный репертуар, что вызвали существенные изменения даже в некоторых песнях, посвященных еще событиям XVIII века. Среди ряда вариантов песни о гибели генерала Лопухина в сражении с пруссаками при Гросс-Егерсдорфе в 1757 году есть несколько таких, где основная часть текста как бы переносит слушателя в 1812 год:
Посмелее выступайте
Со французом воевать!
Не пыль в поле пылит,
Не дубравушка шумит,
Француз с армией валит.
Он валит-таки валит,
Сам подваливает;
Сам подваливает,
Речь выговаривает:
«Еще много генералов –
Всех в ногах стопчу;
Всея матушку Россеюшку
В полон себе возьму;
В полон себе возьму,
В каменну Москву зайду!»
Генералы испугались,
Платком слезы утирали,
В поворот слово сказали:
«Не бывать тебе, злодею,
В нашей каменной Москве;
Не видать тебе, злодею,
Белокаменных церквей;
Не стрелять тебе, злодею.
Золотых наших крестов!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Свинца-пороха довольно,
Сила во поле стоит.
Уж мы билися-рубилися
Четырнадцать часов.
Перед нами остатки песни о Бородинском бое, в отдельном виде до собирателей не дошедшей и сложенной, по-видимому, раньше, чем солдатам стало известно, что Москва оставлена русскими войсками.
Долго и безуспешно прождав у городской заставы «столичных бояр» с ключами от Москвы, Наполеон к вечеру 2 сентября вступил в город, уже покинутый перед тем половиной его населения. Начались пожары, грабежи и насилия. Большинство московских домов погибли в огне, даже многие каменные строения подверглись разрушению, все московские храмы – разграблению, поруганию и осквернению. Но месяц бесчинства в Первопрестольной настолько разложил неприятельскую армию, а развернувшаяся борьба партизан настолько затрудняла ее снабжение продовольствием и фуражом, что Наполеон был вынужден оставить Москву уже 6 октября.
Народные песни широко откликнулись на пребывание врага в столице.
Как на горочке было, на горе,
На высокой было, на крутой,
Тут стояла нова слобода,
По прозваньицу матушка Москва,
Разоренная с краю до конца.
Кто, братцы, Москву разорил?
Разорил Москву неприятель злой,
Неприятель злой, француз молодой.
Выкатал француз пушки медные,
Направлял француз ружья светлые,
Он стрелял-палил в матушку Москву.
Оттого Москва загорелася,
Мать сыра земля потрясалася,
Все Божьи церкви развалилися.
Все Божьи церкви развалилися,
Златы маковки покатилися.
Песни о разорении Москвы опирались на живые впечатления ее жителей, но иногда использовали и подходившие мотивы более ранних лирических песен, не связанных с событиями 1812 года.
Дуют ветры со вихрями,
С хором верхи сорывают
По самые по окны,
По хрустальные по стёкла;
Француз Москву разоряет,
С того конца зажигает,
В полон девок забирает.
Одна девка слезно плачет…
Однако деревенские женщины России, как известно, участвовали в действиях партизан и даже самостоятельно брали неприятелей в плен.
Маргарита Тучкова. Картина П.В. Минеевой (Студия военных художников им. М.Б.Грекова)
Покинув разграбленную Москву, Наполеон намеревался отойти в междуречье Березины, Днепра и Западной Двины, надеясь там перезимовать и возобновить борьбу в 1813 году. Этот план был сорван действиями русской армии, однако, получил отзвук в солдатской песне.
Из Москвы француз пошел,
Недалеко поход сказал:
До Березы до реки,
До Березы до реки,
Дальше некуда идти.
Выпадали тут снежки.
Выпадали тут снежочки
По колени в один час.
Ручкн-ножки познобили,
Огонечки развели.
Мы повыстроим дома,
Повыстроим домочки –
Полотняные шатры,
Полотняные шатрочки,
Засмоленные верхи;
Станем зиму зимовать,
Станем зиму зимовать,
Провиант мы получать…
Сокрушительный разгром неприятельских войск в трехдневном сражении 4-6 ноября под Красным совпал по времени с освобождением близлежащего Смоленска, в котором Наполеон собирался дать длительный отдых своей армии. А 16 ноября русские атаковали противника, переправлявшегося через Березину, нанеся ему огромный урон. Эти факты суммарно отображались в народных песнях.
Как повыше было Смоленска-города,
Что пониже было села Красного,
Что под рощею под зеленою,
Под березою кудрявою,
На большом зеленыем лугу
Стоял тут лагерь русской армии,
Русской армии, гвардейских солдат.
Призадумавшись сидят, на Смоленск-город глядят:
Овладели славным городом неприятельски полки,
Уж досталось все святое неприятельским рукам.
«Как бы, братцы, нам приняться, Смоленск-город свободить?
Смоленск-город свободить, неприятеля побить?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как пошли-то солдатушки Смоленск-город свобождать,
Смоленск-город свобождать, французов выгонять.
Ко Смоленску приступили, они ружья зарядили,
Они ружья зарядили, в неприятеля палили,
Много били, истребили, остальных-то полонили,
Полонивши, их топили во Березоньке-реке…
Генерал М.И. Платов в Отечественной войне возглавлял казачьи полки, которые в Бородинском сражении по приказу Кутузова нанесли успешный удар по флангу наполеоновской армии, а в дальнейшем систематически осуществляли дерзкие нападения на врага во время оккупации им Москвы и последовавшего отступления неприятелей из России. В описании Бородинского боя песни часто упоминают Платова:
Не пыль во поле пылит,
Не дубровушка шумит –
Француз с армией валит,
Генералам говорит:
«Генералы, генералы,
Я возьму вашу Москву,
Я со всех ваших церквей
Кресты-главы пособью!»
Уж как стал француз палить,
Только дым-сажа валит:
Во том ли во чаду
Красна солнца не видать
Граф Платов-генерал
Разъезжает на коне,
На своем добром коне
По крутой по горе.
Подъезжает граф Платов
Ко силушке своей
Ко донским казакам…
Обобщенно осмысляя разные эпизоды Отечественной войны, казацкая песня заключает:
Граф Платов-генерал
Усю силушку побил.
Он которую побил,
Которую потопил.
Остальную его силушку
Он у плен забрал…
Одна из популярных песен о Платове содержит образ, восходящий к песне предшествующего столетия и имеющий, вероятно, литературное происхождение:
От своих чистых сердец
Совьем Платову венец,
На головушку наденем,
Песни сами запоем.
Иногда такой же поэтический прием использован для провозглашения славы М.И. Кутузову. Песня передает народный домысел о его встрече с хвастливым предводителем захватчиков, конь которого идет «по колено у крове», – видимо, песня имеет здесь в виду самого Наполеона:
С-под копыта руда* льет;
А хранцуз в Москву идет,
«А российского генерала
Во ногах его стопчу.
Во ногах его стопчу,
Камену Москву возьму,
По соборам, по церквам
Лошадушек заведу».
В конце песни – прославление Кутузова:
Ой российскому генералу
Мы совьем ему венец.
Мы совьем ему венец
От своих чистых сердец.
На головушку наденем,
Сами песни запоем.
Кутузов и Платов – главные герои исторических песен Отечественной войны 1812 года. Матвей Иванович Платов – казак, сын войскового старшины, стал атаманом Донского войска в 1801 году, генералом – в 1809-м, а графский титул получил уже в 1812 году, после победоносного сражения с наполеоновским войском под Красным, которое тогда же принесло Кутузову титул князя Смоленского.
Платова, как известно, отличали не только энергичное, умелое руководство боевыми действиями казаков, но и выдающаяся личная смелость, породившая весьма распространенные песни с вымышленным сюжетом, восходящим к более ранним произведениям казачьего устного творчества (которые, в свою очередь, использовали повествовательные мотивы одной из популярных былин):
Платов голову остриг
И бородушку обрил,
У француза в гостях был.
Француз его не узнал,
За купчину почитал.
В нову горницу вводил,
За дубовый стол садил,
За дубовый стол садил,
Чаем, кофеем поил.
Оказывается, противник наслышан о Платове, но никогда не видел его:
«Всю ты правду скажи мне –
Уж я всех же в Москве знаю
Генералов и господ,
Одного только не знаю
Я Платова-казака.
И кто бы, кто бы мне сказал,
Тому б много злата дал.
И в полон бы его взял
И с живого кожу снял».
Платов отвечает врагу – как и былинный Илья Муромец, – что он похож на того, кого неприятель хотел бы видеть. В ответ на просьбу показать портрет Платова он бросает свой портрет на стол и быстро выходит:
На коня Платов садился, точно сокол взвился.
Он со дворика съезжал и с усмешечкой сказал:
«Ты ворона, ты ворона, загуменная карга**,
Не сумела ты, ворона, ясна сокола держать,
Ясного сокола, Платова-казака.
Ты умей, ворона, по чисту полю летать,
По чисту полю летать, с казаками воевать…»
Мера правдивости исторических песен Отечественной войны 1812 года отражает всю гамму соотношений фольклора и исторической действительности. От исторически точных хроникальных песен, отобразивших конкретные факты этой войны, устное народное творчество переходило к песенным прославлениям ее реальных героев и песенным поношениям вторгшихся неприятелей – вплоть до исторической баллады с вымышленным сюжетом, правдивой, однако, в передаче сложившегося в народной среде представления о наиболее популярном герое освободительной войны и юмористической оценки самонадеянного неприятеля.
Презрительное отношение к некогда грозному Наполеону, армия которого втрое превосходила русскую армию в начале войны, к концу ее возобладало и многократно выразилось в юмористических народных картинках, высмеивавших жалкое состояние остатков вражеских войск – грабителей и мародеров, брезгливо изгоняемых из пределов Русской земли.
При отступлении неприятельской армии, принужденной Кутузовым идти теперь по ею же опустошенной Смоленской дороге, постепенно все награбленное добро, которое Наполеон вывез из Москвы, попадало в руки его преследователей. Казаки отбили обоз с серебром, которое французы выплавляли из священных сосудов, церковной утвари и драгоценных окладов, сдираемых неприятелем с икон при ограблении московских храмов. Впоследствии это трофейное серебро было употреблено на сооружение иконостаса Казанского собора в Петербурге, построенного в ознаменование победы России в войне 1812 года.
Наглое присвоение оккупантами и вынужденная отдача ими впоследствии огромного количества русского серебра иносказательно отобразились в сатирической сказке о Наполеоне, которая была записана в Пермской губернии уже в 40-х годах XIX века и потом не раз публиковалась.
Двенадцать наполеоновских генералов, допущенных в Россию на долгий прокорм императором Александром, съедают не только подаваемое им всегда только на серебре угощение, но каждый раз и саму серебряную посуду. В России начали истощаться запасы серебра, однако русский поп-расстрига вынудил все съеденное серебро отрыгнуть, а всех французских генералов с позором отправил обратно. Сама же война начатая Наполеоном, окончилась для него плачевно: «Бог-от веть не попустил же ему завладать нашим государством, а мы, по Божьей милости да по государевой великой силе, и теперь живем спокойно. <….> Палеон-от ведь шибко наступал на нашего-та восударя и в белокаменну-ту Москву уж, говорят, заходил».
Фольклор Отечественной войны 1812 года не только был современен отразившимся в нем событиям. Он эволюционировал и развивался по мере фольклоризации впечатлений о ходе освободительной борьбы народа, героически отстоявшего суверенитет России.
Сергей Николаевич Азбелев,
доктор филологических наук, профессор
Перейти к авторской колонке
