Русский народ создавал свой хозяйственно-культурный уклад жизни в неимоверно тяжелых условиях. Россия – в значительной степени приполярная страна. Например, в Канаде на широте российского Нечерноземья сельского хозяйства вообще нет.
Англичанин Джильс Флетчер, посетивший Россию в конце XVI века, с содроганием писал: «От одного взгляда на зиму в России можно почувствовать холод. В это время морозы бывают так велики, что вода, выливаясь по каплям, превращается в лед, не достигнув земли. В самый большой холод, если возьмете в руки металлическое блюдо или кувшин, пальцы ваши тотчас примерзнут, и, отнимая их, вы сдерете кожу. Когда вы выходите из теплой комнаты на мороз, дыхание ваше спирается, холодный воздух душит вас. Не одни путешествующие, но и люди на рынках и на улицах, в городах испытывают над собой действие мороза: одни совсем замерзают, другие падают на улицах; многих привозят в города сидящими в санях и замерзшими в таком положении; иные отмораживают себе нос, уши, щеки, пальцы и прочее. Когда зима очень сурова, часто случается, что медведи и волки, побуждаемые голодом, стаями выходят из лесов, нападают на селения и опустошают их: тогда жители принуждены спасаться бегством».
Прокормиться в этих суровых природно-климатических условиях было чрезвычайно трудно. Урожайность зерновых на Руси вплоть до самого недавнего времени составляла всего лишь сам-два, сам-три, тогда как в Западной Европе уже в XVIII веке она была сам-18.
Поэтому русский человек, несмотря на упорный труд и выносливость, не мог обеспечить себе безбедное существование. Голодовки – постоянный спутник русской истории. Неурожаи, большей частью вызванные засухой, случались с периодичностью в 3-4 года, так что за 12 веков Россия пережила более 350 голодных лет. В летописи часто встречаются записи о том, что голод охватил многие русские земли, голодавшие ели трупы павших лошадей, ловили собак и кошек, «и люди людей ядоша».
Добавьте к этому пожары – первые враги деревянных русских городов. Старая поговорка недаром гласит, что Москва от грошовой свечки сгорела. Сильные пожары случались в Москве с периодичностью примерно раз в шесть лет. Город при этом выгорал почти целиком, вместе с Кремлем, по причине тесной скученности построек. Летопись свидетельствует, что во время страшного пожара 1445 года даже каменные кремлевские стены распадались от невыносимого пекла. Впрочем, от огненной беды Москва оправлялась достаточно быстро. Леса вокруг Москвы было в избытке, а чтобы срубить новую избу вместо сгоревшей, тогдашней многолюдной семье требовалось не больше суток.
Гораздо страшнее пожаров были эпидемии, или, как их называли в то время – моры и язвы. Один такой великий мор начался в русских городах в 1417 году. Летописец так описывает симптомы заразы:
А болезнь была такова: сперва как рогатиной ударит за лопатку или против сердца под грудь… и разболеется человек, и начнет кровью харкать, и разобьет его огнем, и потом бывает пот, потом дрожь его возьмет, и так полежав в болезни один, два или три дня, умирают.
Вероятно, это была бубонная чума, поскольку дальше летописец говорит о набухших лимфатических узлах, которые появлялись у людей «у одного на шее, у другого на бедре, у третьего под пазухой, у иного под скулою, у иного за лопаткою». Живые не успевали хоронить мертвых, один здоровый ухаживал за десятью больными. Многие дворы стояли пусты, констатирует летописец, а в иных осталось по одному взрослому человеку, а где – всего лишь ребенок. Вместе с простыми москвичами болезнь унесла в могилу нескольких представителей княжеского дома.
Если бы в то время существовали СМИ, то им было бы чем заполнить новостные блоки. И тем не менее, русские, вместе с другими народами России, создали уникальную хозяйственную культуру. Трудом и талантом многих поколений была освоена самая большая часть земного шара, причем наименее пригодная для жизни.
Природа на протяжении столетий диктовала русскому народу «кризисный» режим выживания. По словам выдающегося русского историка Ключевского, природа Великороссии часто смеялась над самыми осторожными расчётами русского человека, своенравие климата и почвы обманывали самые скромные его ожидания. Привыкнув к этим обманам, русский любил подчас, очертя голову, выбрать самое что ни есть безнадёжное и нерасчётливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги.
Борьба с природой породила русские авось и аврал. Именно природа приучила русского человека работать споро, быстро, с поистине нечеловеческой затратой сил. Ни один народ в Европе не был способен к такому напряжению труда, на которое способен русский. Однако это же обстоятельство порождало и оборотную сторону «медали»: нигде в Европе не найти такой непривычки к ровному, размеренному труду.
Непредсказуемость природы, многовековой опыт суровой жизни выработали у русских определённое мировосприятие: удивление и восхищение красотой, гармонией природы в сочетании с уважением к ее могуществу и величию. Жизнь заставляла русского человека упорно трудиться, а борьба за существование всегда принимала конкретные формы. Поэтому в русском национальном характере пассивная созерцательность, фатализм сочетается с весьма практическим отношением к жизни. На что-то русский махнет рукой, а от чего-то никогда не откажется.
Невозможность рассчитать всё наперёд, заранее разработать план действий заметно отразились на складе ума русских, на манере их мышления. В их коллективном сознании преобладает интуитивизм. Русский человек принимает решения не головой, а сердцем, душой. Он более склонен оглядываться назад, чем заглядывать вперёд. Обсуждение прошлого в России всегда превалирует над планами будущего. Не случайно сам народ говорит о себе, что «русский мужик задним умом крепок». Это делает его более осмотрительным, чем предусмотрительным.
Избежать прошлых ошибок для нас важнее, чем добиться новых свершений. И в этом, конечно, кроется большая проблема для нашего национального развития.
Сергей Цветков, историк
Перейти к авторской колонке
