К истории об этой девчушке формулировка «последняя победа СССР в идеолого-пропагандистской войне сверхдержав» подходит и не подходит одновременно. Подходит – потому что да, по форме приезд Саманты в нашу страну был серьёзным достижением отечественного агитпропа. Не подходит – потому что подобная формулировка куда более уместна, когда речь идёт о толстых томах «Чёрных книг преступлений капитализма/коммунизма», хриплом разнобое «вражьих голосов» в радиоприёмнике, «сенсационных» пресс-конференциям беглецов-диссидентов с неизменным рефреном «я выбрал свободу», далее везде. Саманта же была не о том.
Можно похвалить за отменное чутье тех аппаратчиков, которые сначала откопали помятый конверт с американской маркой в редакцию «Правды», а затем, узнав о том, что Саманта интересуется у советского посла в Вашингтоне судьбой своего письма, положили его на стол Андропову.
С другой стороны, их чутьё в данном случае имеет второстепенное значение – произошло то, что должно было произойти, иначе случиться и не могло. Это лишнее поленце в костер застарелого спора о роли личности в истории – и слово «личность» применительно к десятилетнему ребёнку тут совсем не кажется неуместным, наоборот, хочется написать его с большой буквы – Личность.
Андропов в своём ответе Саманте сравнил её с героиней твеновских «Приключений Тома Сойера» Бекки Тэтчер. Аналогия вполне уместная и удачная. А я бы ещё сравнил её… с Гагариным. Улыбчивая девочка, как и наш улыбчивый парень за четверть века до этого, олицетворяла робкую радостную надежду. Надежду на то, что разум когда-нибудь победит. На то, что душевная теплота способна преодолевать границы, даже такие крепкие и мрачные, как «железный занавес».
Безумно жалко, что эта девочка окончила свой земной путь, когда ей было всего тринадцать лет. И в тоже время жалость – это вновь не про эту историю. Кем бы была Саманта сейчас, в возрасте сорока лет? Может быть, активисткой движения «Оккупируй Уолл-Стрит», отчаянно дерущейся с полицией? Опускала бы бюллетень в урну за республиканцев (или за демократов – в области внешней политики разница между ними небольшая), свято веря, что рваные раны от натовского оружия на теле Сербии, Ирака, Афганистана и Ливии никак не противоречат её детским убеждениям, более того – находятся в строгом соответствии с ними. А может, стала бы обычной домохозяйкой в родном штате Мэн, изредка рассказывая детям о давнишней поездке в страну, где есть vodka, medvedi I balalaika, в подтверждение своих слов шелестя пожелтевшими газетными вырезками и фотографиями, а на годовщины памятного визита угощая чаем заезжих корреспондентов?
Любой из упомянутых и неупомянутых вариантов опошлил бы светлую историю Саманты, как может опошлить любую радость лишь только попытка искусственно продлить её мгновения. Саманта ушла от нас тогда, когда должна была уйти, на самой высокой ноте своей симфонии.
В наши дни мир не лучше (а во многом и хуже), чем тогда, когда Саманта Смит относила на почту своё письмо. Если и есть в этом чья-то вина, то точно не её. Она – показала нам, что можно и нужно жить по-другому. Мы – должны помнить о ней, чтобы когда-нибудь перевести это «можно жить» в положение «живём».
Станислав Смагин, политолог
Перейти к авторской колонке
