XVIII век был «золотым веком» российского дворянства, и когда император Павел I покусился на дворянские права, он был жестоко убит в собственном дворце в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Дворянство ликовало, торжествуя свою победу, но «золотой» век так и не возвратился. Годы шли дальше, и накапливавшиеся в Российской империи проблемы требовали своего разрешения. Главной из них оставалось крепостное право, которое низводило крестьян, составлявших в России подавляющее большинство населения, до уровня рабочего скота. Страна всё больше отставала в развитии от передовых европейских держав, которые уже поглядывали на неё, как на объект будущей колонизации. Но ни Александр I, ни Николай I так и не решились на отмену крепостного права – они хорошо помнили страшный конец своего отца.
Судьба осуществить преобразования выпала внуку Павла I, императору Александру II. В 1861 году было отменено вековое крепостное право, начались реформы армии и флота, судебной системы (в том числе появился суд присяжных), были созданы зачатки органов местного самоуправления, намечалось появление некоего подобия парламента, правда, поначалу лишь с совещательными функциями. Страна медленно, но верно двигалась к гражданскому обществу и конституционной монархии. Но 1 марта 1881 года… взрыв бомбы, брошенной террористом в Александра II, положил конец всему этому.
Со смертью царя-реформатора преобразования, начатые им, были свёрнуты или выхолощены. В политическом плане страна оказалась отброшенной на десятилетия назад. Реакция торжествовала победу – пришедшим к власти людям не дано было понять, что победа эта пиррова, и они твёрдой рукой ведут страну к крушению монархии и великим потрясениям. Так кому же была выгодна смерть Александра II? Неужели только революционерам, организовавшим убийство царя? Вот что пишет Л.М. Ляшенко в книге «Александр II, или история трёх одиночеств»:
Поговорим о том, что напрашивается само собой, когда читаешь материалы о борьбе Зимнего дворца с деятелями «Народной воли». Куда, собственно, в это время смотрели и чем занимались прославленное III отделение и многочисленная полиция Российской империи? Почему они допустили целую серию покушений на жизнь императора и, в конце концов, его гибель от рук революционеров? Объяснения этому могут быть, естественно, разные, вплоть до самых фантастических (типа того, что правоохранительные органы проводили тщательно продуманную ими политическую комбинацию, используя для этого борьбу террористов; или предположение о том, что «верхи» старались таким образом избежать династического кризиса, связанного с появлением у Александра Николаевича новой семьи).
Однако с утверждением о фантастичности последних версий я категорически не согласен: опыт истории не только мировой, но и русской говорит о том, что подобные версии были, скорее, даже обычны. Естественно, историки не нашли, да и вряд ли найдут когда-нибудь документы с поручением убить царя: о таком не пишут. Но что-то всегда проскальзывает в воспоминаниях современников, да и последующее развитие событий наводит на определённые размышления.
Убийство ради получения большого наследства – излюбленная тема детективов со времён Шерлока Холмса и до наших дней. В нашем же случае наследство уж очень велико: корона Российской империи, власть над огромной страной с миллионами людей. Поэтому встаёт неожиданный вопрос: могло ли убийство императора произойти из-за короны. История отвечает – могло! Были ли предпосылки для этого накануне трагического марта 1881 года?
Действительно, назревал династический кризис с непредсказуемым исходом. Александру II было 47 лет, когда он встретил свою вторую любовь – фрейлину своей жены-императрицы Екатерину Долгорукую, которой шёл 18-й год. Что ж, бывает, любви все возрасты покорны! Сначала этой связи окружающие не придавали значения. Пока не стали появляться дети, в том числе мальчик Георгий. Это было уже более серьёзно. Император всё больше охладевал к своей первой жене и её детям, отдалялся от них. В придворных кругах уже слышался ропот осуждения. Впрочем, надо понимать, что многие осуждали императора не столько из-за своих высоких моральных принципов, сколько из-за вполне понятных меркантильных соображений: лица, приближенные к императрице и её детям, в этой ситуации теряли всё своё влияние, что, естественно, нравиться им не могло.
Но вот 22 мая 1880 года императрица Мария Александровна умирает, а уже 6 июля в обстановке строжайшей секретности в Царском селе происходит свадьба Александра II с Екатериной Михайловной Долгорукой. В тот же день император подписал тайный указ, согласно которому его новая жена и её дети становились светлейшими князьями Юрьевскими, в напоминание того, что род Долгоруких происходил от основателя Москвы Юрия Долгорукого. Правда, законная жена не становилась автоматически императрицей – для этого была нужна коронация, а дети от этого брака по закону не могли наследовать престол, поскольку мать была не царского происхождения. Видимо, этот факт и вводит в заблуждение исследователей, говорящих о фантастичности возможного династического кризиса. Однако российский император был абсолютным монархом, и мог изменить своей единоличной волей любой закон. Тем более, что ему вскоре подсказали, как это лучше сделать, не вызывая осуждения в обществе.
Обратимся к воспоминаниям Мориса Палеолога «Александр II и Екатерина Юрьевская». Палеолог, тогда ещё начинающий французский дипломат, приехал в Россию сразу после убийства императора и был прекрасно информирован обо всех нюансах происходившего тогда в России. Вот, что он пишет о Екатерине Юрьевской, которую впервые увидел в соборе Петропавловской крепости на похоронах Александра II:
Из всех впечатлений о моём пребывании в России наиболее ярко сохранилось у меня в памяти мимолётное появление в соборе крепости княгини Юрьевской… Мне известно, что её связь с Александром II заключала в себе большую политическую тайну. Лишь немногие были посвящены в эту тайну и ревниво хранили её или унесли с собой в могилу.
Далее он поясняет, что этой тайной (видимо, только не для французских агентов) была попытка министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова использовать брак императора с княгиней Юрьевской для введения в России конституции:
Тайный брак царя, в который он был посвящён, подсказал ему новый, очень смелый способ выполнить большой политический замысел. Для этого надо было указать государю, что дарование стране конституции может дать ему право возвести свою морганатическую супругу в сан императрицы и оправдать этот акт в глазах народа… Но если царь и медлил высказаться относительно объёма и формулировки либеральных нововведений, приемлемых для него в принципе, то он, однако, ясно учёл, как они будут полезны для того, чтобы узаконить в глазах народа возведение своей морганатической супруги в сан императрицы.
В одной из своих бесед с царём в Ливадии Лорис-Меликов сказал ему: «Для России будет большим счастьем иметь, как в былые времена, русскую императрицу». И он напомнил ему, что основатель династии Романовых, царь Михаил Фёдорович, был также женат на Долгорукой.
[О Георгии] Лорис-Меликов сказал, поворачиваясь к государю: «Когда русский народ узнает этого сына вашего величества, он восторженно скажет: «Вот этот поистине наш». Император глубоко задумался над словами министра, который, казалось, угадал одну из его самых сокровенных мыслей.
Этот разговор между царём и министром происходил примерно в сентябре 1880 года. До убийства царя оставалось менее полугода.
Итак, если верить Морису Палеологу (а оснований не верить ему в данном случае нет – писалось это много позднее, в 1922 году, когда его слова ничего не могли изменить), то Россия могла встретить ХХ век конституционной монархией с царём Георгием I Александровичем на троне. Но бомба революционера не допустила подобного развития событий.
Могли ли правоохранительные органы задумать политическую комбинацию ввиду возможного династического кризиса и использовать в ней террористов? Для начала перенесёмся примерно на четверть века вперёд, в вагон поезда Париж-Берлин, только отъехавшего от кёльнского вокзала 5 сентября 1908 года. В купе, в котором ехал бывший директор Департамента полиции А.А. Лопухин, неожиданно вошёл человек. Это был Владимир Львович Бурцев – революционер и публицист, уже снискавший себе славу охотника за провокаторами. Сейчас он обратился к Лопухину с предложением подтвердить его, Бурцева, утверждения, что руководитель Боевой организации партии эсеров Евно Азеф является секретным агентом полиции. Бурцев излагал такие факты, что становилось ясно: Азеф не был простым информатором о готовящихся террористических актах, но был главным организатором самых громких и кровавых из них. И тут у Лопухина возник вопрос: а не стоит ли за спиной этого провокатора кто-то из высших сфер власти, использующий убийства террористами политических деятелей в своих корыстных интересах.
О встрече Бурцева и Лопухина рассказано в книге «История одного предателя», написанной известным революционером и историком революционного движения Б.И. Николаевским. И здесь автор, как бы от имени Лопухина, приводит рассуждение о возможной причине появления такого провокатора, как Азеф:
За годы своего пребывания на посту директора Департамента полиции он имел возможность заглянуть в наиболее прикровенные тайники той кухни взаимных интриг и подсиживаний, которая скрывается в непосредственной близости от самых вершин правительственной власти, – и знал, что во время ведущейся там ожесточённой борьбы люди способны не останавливаться буквально ни перед чем. Это была не простая догадка, не произвольное предположение. Лопухин знал факты, которые подтверждали эту его оценку. К нему самому не кто иной, как председатель Комитета министров Российской империи С.Ю. Витте – тогда ещё не «граф» – обращался с предложением, в возможность которого Лопухин бы никогда не поверил, если бы не слышал его от самого Витте. Этот последний перед тем только что потерпел жестокое поражение в борьбе против Плеве и был раздражён против царя, который, по своей обычной манере в последний момент предал его, нарушив все прежние обещания. Ряд обстоятельств давал Витте основание предполагать, что Лопухин будет на его стороне, и в интимной беседе с ним, глаз на глаз, Витте развил план не чего иного, как цареубийства, совершаемого Департаментом полиции через посредство революционных организаций: Витте доказывал, что Лопухин, как директор Департамента и руководитель полицейского сыска во всей империи, имеющий в своём распоряжении полицейских агентов, входящих в состав террористических групп, может через этих агентов внушить революционерам мысль о необходимости цареубийства и при этом так повести полицейское наблюдение, что покушение приведёт к успешному результату. Всё останется совершенно скрытым, надо только действовать умно и осторожно. Когда же Николай перестанет существовать, на трон взойдёт его брат, Михаил, который целиком находится под влиянием Витте. Власть последнего станет огромной, – и услуга Лопухина, конечно, будет щедро вознаграждена.
Лопухин не рискнул вступить на тот путь, на который звал его Витте. Но теперь, когда он слушал рассказы о террористических покушениях, организованных агентами полиции, он не мог не вспомнить про свою старую беседу с Витте: не имеет ли он дело со случаем применения тех средств борьбы за власть, которые ему в своё время рекомендовал Витте?
Трудно поверить в подобное? Да, трудно. Особенно людям, идеализирующим «Россию, которую мы потеряли» в 1917 году. Но здесь же Николаевский приводит ссылку, что этот рассказ взят из книги «Отрывки из воспоминаний» самого Лопухина, добавляя, что «борьбу против Плеве Витте вёл, опираясь, между прочим, на поддержку ближайшего помощника Лопухина и непосредственного руководителя всех агентов Департамента С.В. Зубатова», который, кстати сказать, начинал свою работу на полицию как агент, внедрённый в революционную среду, которую поэтому хорошо знал.
Косвенно возможность подобного подтвердил, видимо, по неосторожности, сам С.Ю. Витте в своих воспоминаниях, касаясь в них обстоятельств убийства министра внутренних дел В.К. Плеве 15 июля 1904 года:
Я узнал о следующих подробностях убийства Плеве: он ехал к государю императору на Балтийский вокзал с докладом по обыкновению в карете, окружённый велосипедистами-охранниками. Сазонов бросил под карету бомбу. Плеве был убит, кучер – сильно ранен. Портфель Плеве остался невредимым. Затем портфель этот со всеподданнейшими докладами был осмотрен его товарищем Петром Николаевичем Дурново, причём в портфеле было найдено письмо будто бы агента тайной полиции, какой-то еврейки одного из городов Германии…, в котором эта еврейка сообщала тайной полиции, что будто бы готовится какое-то революционное выступление, связанное с приготовлением бомбы, которая должна быть направлена в его величество, и что будто бы я принимаю в этом деле живое участие. Как потом я выяснил, это письмо было ей продиктовано.
Ну, и как впечатление? Плеве, последнее время из-за угрозы покушения на свою жизнь живший затворником в здании Департамента полиции на Фонтанке, вынужденно на короткое время покидает своё убежище для доклада царю, при этом везёт истинный или мнимый компромат на председателя Комитета министров. Конечно, «совершенно случайно» именно в это время его убивают революционеры (или всё-таки «революционеры»?), а компромат оказывается в руках объекта этого самого компромата. Покушение же на министра внутренних дел организует агент полиции Евно Азеф, но виноваты, «естественно», во всём эти проклятые революционеры.
В 1911 году в Киеве примерно по такой же схеме будет убит председатель Совета министров и министр внутренних дел П.А. Столыпин. Убийство совершит агент полиции Багров, и почти всё общество будет уверено, что следы от этого преступления ведут на самый верх государственной власти. Но вернёмся, однако, в 1881 год. Не напоминает ли нам покушение на Александра II план, изложенный Витте Лопухину? По-моему, так один к одному!
В своё время, в фундаментальной книге Ч. Рууда и С. Степанова «Фонтанка, 16. Политический сыск при царях» я нашёл один очень любопытный момент. Для выработки мер борьбы с революционным движением
Царь в июле 1878 года созвал Особое совещание, состоящее из министра юстиции, помощника министра внутренних дел и начальника Третьего отделения генерала Николая Владимировича Мезенцова. Мезенцов говорил о необходимости расширения штатов секретных агентов, считая, что лучший способ борьбы с революционерами состоит в проникновении в их группы… Агенты смогут опознать заговорщиков и раскрыть их планы; кроме того, если удастся войти к ним в доверие, можно попробовать спровоцировать революционеров на действия, которые вызовут общественное негодование и обратятся против них.
Хотя этот призыв к организации провокаций нельзя назвать первым в истории, однако, он очень показателен в связи с событиями последующего времени. Вообще, создаётся впечатление, что руководители революционеров присутствовали на этом Особом совещании и приняли указание генерала Мезенцова к неукоснительному исполнению. Правда, сам Мезенцов был вскоре убит прямо в центре Петербурга, но его мысли, судя по всему, не пропали даром.
Через год, осенью 1879 года, произошло резкое изменение тактики террористов. Если до этого они использовали такие дешёвые и примитивные средства индивидуального террора, как пистолет или даже кинжал, что, естественно, не приводило к массовым жертвам, то взрыв царского поезда 19 ноября 1879 года ознаменовал новый этап террора. Началась массовая гибель ни в чём не повинных людей, вызывая то самое «общественное негодование», которого так ждали наверху – призыв шефа жандармов был воплощён в жизнь.
По-моему, уже приведенные факты (а их гораздо больше) говорят о том, что участие представителей российской тайной полиции в убийстве Александра II вполне реальная, а отнюдь не фантастическая версия. Непосредственные убийцы царя всем известны – террористы из «Народной воли» Рысаков и Гриневицкий. Предполагаемые организаторы покушения – внедрённые в организацию агенты полиции и их непосредственные руководители. Кто же был, выражаясь современным языком, заказчиком убийства, и что за причина породила этот кровавый «заказ»? Главной причиной убийства императора, на мой взгляд, был не династический кризис, не «игры» полицейских агентов в революцию, и уж, конечно, не горстка революционеров-фанатиков, жертвовавших своими жизнями во имя несбыточных идей. Причина кроется в самой дате убийства.
Прежде всего, необходимо разобраться, чьи интересы пострадали больше всего от реформ Александра II. И здесь будет уместно привести высказывание на эту тему современника событий, видного деятеля земского движения и одного из создателей, а в 1909-1915 годах председателя Центрального комитета партии конституционных демократов (кадетов) И.И. Петрункевича:
Относительно же Александра II, громадное большинство дворян в глубине души не любило его и считало врагом своего сословия, лишившим помещиков положения правящего класса и его наследственного достояния – земли. Они с трудом сдерживали свою радость по адресу преемника верховной власти – Александра III, на дворянские чувства которого возлагали все свои надежды… Совершенно иное отношение к убийству царя можно было наблюдать среди крестьянства.
Но придворное окружение царя, министры и другие высшие чиновники, подавляющая часть офицеров армии, жандармерии и полиции как раз и были дворянами-землевладельцами, по которым болезненно ударила отмена крепостного права и уравнивание их перед законом с другими слоями населения. Мириться с подобным положением они вовсе не хотели, ища пути реставрации старых порядков. Наиболее реакционно-настроенная высшая аристократия стала группироваться вокруг сына царя – потенциального наследника престола великого князя Александра Александровича, жившего в Аничковом дворце, оказывая на него сильное влияние. Зёрна недовольства падали на удобренную почву, так как Александр Александрович всерьёз опасался потерять свой статус наследника из-за существования сына княгини Юрьевской, – Георгия. Морис Палеолог писал:
Оппозиционное настроение, всё более укреплявшееся в кружке цесаревича, беспокоило государя. С самим цесаревичем было бы ещё нетрудно сладить, благодаря его нерешительному характеру, колеблющемуся и не очень цепкому уму. Но его единомышленники представляли силу, с которой приходилось считаться. Тайные собрания в Аничковом дворце привлекали к себе многих незаурядных людей, отличавшихся силой убеждений, знанием государственных дел, непоколебимой волей и политическим чутьём. Среди них были граф Дмитрий Толстой, граф Воронцов, генерал Игнатьев, князь Мещерский, красноречивый полемист панславизма Катков и, наконец, пылкий поборник абсолютизма, фанатик православия Победоносцев.
В конце января 1881 года министру внутренних дел Лорис-Меликову удалось, наконец, уговорить наследника согласиться с реформой власти, дававшей право земствам посылать своих представителей в Государственный совет для участия в законодательной работе, хотя сам Государственный совет оставался лишь совещательным органом при императоре. Но и это уже было большим достижением, шагом на пути к парламенту, к народному представительству, а, может быть, и к конституции. Документ, подписанный Александром II, цесаревичем Александром и великим князем Константином, братом царя, уже был отправлен в типографию и должен был быть опубликован, по свидетельству князя В.П. Мещерского, после обсуждения на заседании Совета министров, намеченного на 4 марта 1881 года. Но 1 марта бомба Игнатия Гриневицкого положила конец всем реформам.
Можно было бы считать это совпадением, если не дальнейшее развитие событий. Ещё днём, вскоре после убийства императора, наследник, точнее уже новый император Александр III, сказал Лорис-Меликову, что воля погибшего отца для него священна и указанный документ следует опубликовать немедленно, несмотря ни на что. Однако в ночь на 2 марта от него же пришло новое указание министру – не публиковать этот указ, который он сам же раньше завизировал. Видимо, за считанные часы мнение нового императора изменилось на противоположное не само по себе, а по совету людей, имевших на него влияние.
Уже 3 апреля 1881 года революционеры-народовольцы, организовавшие убийство царя, были публично повешены. Такое впечатление, что полицейская машина, не способная обуздать террористов в течение многих лет и спасти императора, вдруг резко проснулась, и следствие набрало небывалый темп, позволивший в течение лишь месяца выловить всех причастных к убийству, провести все следственные и судебные мероприятия, вынести приговор и казнить преступников. Правда, этой скорости есть одно очень простое объяснение: и планы революционеров, и они сами давно уже были известны полиции через своих агентов, коих было немало в революционной среде.
В течение года полиция практически полностью разгромила «страшную» организацию революционеров, которой пугали население – «Народную волю»: судя по всему, она сыграла роль «пугала» для царя и народа, и в ней отпала надобность. Нового царя тоже время от времени будут попугивать революционерами-террористами, чтобы не расслаблялся, но никакой реальной угрозы его жизни не допустят – он свой, он нужен.
Для внесудебных расправ со всеми, кого можно заподозрить в революционности были созданы специальные органы. Официальное Особое совещание при министре внутренних дел, которое изобрёл отнюдь не Сталин в 1937 году, имело право без суда отправлять «врагов престола» не только на каторгу, но и на эшафот. Неофициальный орган – так называемая «Священная дружина», своего рода монархический «эскадрон смерти», объединявший великих князей, высших сановников, генералитет, армейских, жандармских и полицейских офицеров, – был призван выявлять и без суда уничтожать врагов самодержавия. Какие уж тут суды присяжных!
«Священная дружина» официально была распущена примерно через полтора года, так как даже новый крайне реакционный министр внутренних дел, уже упоминавшийся граф Толстой, стал опасаться этой тайной террористической организации. Но даже за столь короткое время своего существования она сумела создать (получая из казны около миллиона рублей в год) весьма разветвлённую сеть своих агентов, в том числе за границей. Вскоре её заграничная агентура перешла в подчинение Департамента полиции, и в течение восемнадцати лет её возглавлял П.И. Рачковский, агент полиции, в 1879 году внедрённый к революционерам, но раскрытый ими, а затем бывший агентом «Священной дружины» – человек, с именем которого некоторые авторы связывают самые тёмные полицейские провокации.
Ненависть дворян-землевладельцев к проводимым реформам, не отделимым, по их мнению, от личности императора, угроза ещё большей потери своих привилегий, видевшаяся им в продолжении и углублении этих реформ; страх великого князя Александра Александровича потерять статус наследника престола из-за наличия у императора любимого сына от второго брака; полиция, сделавшая в борьбе с нарастающим революционным движением ставку на политическую провокацию – вот, та гремучая смесь, которая взорвалась на Екатерининском канале в Петербурге 1 марта 1881 года в виде бомбы террориста, убившей императора Александра II.
Установившийся после его гибели политический курс российской власти, направленный на свёртывание прежних реформ, на ликвидацию прав и свобод граждан, на усиление полицейского произвола чётко показал, кому была выгодна смерть этого царя. Дворяне-землевладельцы сохранили значительную часть своих привилегий, не допустили создания гражданского бессословного общества. Полиция усилила свою власть и влияние в обществе. Произошла окончательная переориентация российской внешней политики с Германии на Францию, с которой началось стремительное сближение, приведшее к появлению печально знаменитой Антанты, втянувшей Россию в Первую мировую войну. Ни революционеры, ни крестьянство, ни в целом Россия не выиграли от этого убийства ничего. Впрочем, и возврат к новому «золотому веку» самодержавия и дворянства не состоялся – этот путь привёл к пропасти, к революции 1917 года и страшной гражданской войне.
А ведь, пожалуй, могло и обойтись… Естественно, что всё, изложенное выше – лишь одна из многочисленных версий, окрашенная личностным восприятием автора. Кто-то согласится с этой версией, кто-то воспримет её в штыки, но я всё же решился представить её читателям.
Владимир Агте, публицист
Перейти к авторской колонке
