Наверное, я не ошибусь, если скажу, что очень многие мои современники знают рок-оперу «Юнона» и «Авось», поставленную театром «Ленком» ещё в 1982 году по одноимённой поэме Андрея Вознесенского и по сей день идущую на сцене этого театра. И поэма, и спектакль рассказывают о романтической любви русского путешественника Николая Резанова, волею судьбы занесённого в начале XIX века в захолустную провинцию тогдашней Мексики – город Сан-Франциско, и дочери местного коменданта – юной Кончиты. Красивый, запоминающийся спектакль, с прекрасной музыкой композитора Рыбникова. Но далеко не каждый знает, какие подлинные драматические события легли в основу сюжета, и кем на самом деле был прототип главного героя. Что мы знаем об этом человеке?
Родился Николай Петрович Резанов в довольно знатной (ещё во времена Ивана Грозного один из рода Резановых был послан царём с поручением к австрийскому императору, а другой был воеводой в Смутное время), но обедневшей дворянской семье 28 марта 1764 года в Петербурге. Через некоторое время его отец был назначен председателем Совестного суда в Иркутске –тогдашней столице Восточной Сибири, включавшей в себя территории от Енисея до Тихого океана. Возможно, что уже в юношестве Николай Петрович познакомился с Сибирью и её жителями, в том числе с сибирскими купцами и промышленниками.
Семья Резановых дружила с Гаврилой Романовичем Державиным, и эта дружба помогла Николаю Петровичу сделать блестящую карьеру государственного деятеля. Как следует из его письма, он уже в одиннадцатилетнем возрасте числился в привилегированном Измайловском полку и мечтал перевестись в ещё более привилегированный Преображенский полк, к служившему там в это время Державину. Но Резанов, конечно, не мог реально служить в армии в таком возрасте: вероятнее всего, он, как тогда практиковалось, был просто записан в полк, возможно, ни разу не побывав в нём. Как бы то ни было, спустя какое-то время он поступает в Псковскую палату гражданского суда, через несколько лет переводится в казённую палату в Санкт-Петербурге, а затем получает место правителя канцелярии графа Чернышова. Такой быстрый служебный рост явно свидетельствовал не только о деловых качествах молодого человека, но и о чьей-то достаточно мощной поддержке.
В 1791 году он становится правителем канцелярии старого друга семьи, поэта Г.Р. Державина, назначенного «секретарём для доклада по сенатским мемориям» при Екатерине II, что открывает ему двери кабинетов и домов самых высокопоставленных вельмож. Иногда ему самому приходится выполнять личные поручения императрицы, что ещё более ускоряет карьеру молодого человека, который вскоре попадает в окружение всесильного Платона Зубова. Тот, опасаясь возможной конкуренции в «должности» фаворита государыни со стороны молодого красавца, под благовидным предлогом избавляется от Резанова, отправив его в Иркутск инспектировать деятельность компании купца Г.И. Шелихова, который претендовал на монопольное право заниматься пушным промыслом у тихоокеанского побережья России.
Здесь, в Иркутске, в 1795 году тридцатилетний Николай Петрович Резанов женится на пятнадцатилетней дочери Шелихова Анне, получая, таким образом, право на участие в делах семейной компании. Это, вероятно, был брак и по любви, и по обоюдовыгодному расчёту: не очень богатый жених становился фактическим совладельцем огромного капитала, а невеста из купеческой семьи и дети от этого брака получали родовой герб и все привилегии российского дворянства. Через полгода после бракосочетания дочери купец Шелихов неожиданно умирает в возрасте сорока семи лет, и его капитал делится между наследниками. Николай Петрович, став одним из них, прилагает все свои силы, используя влияние и связи в Петербурге, к созданию на Тихом океане мощной единой российской компании.
В 1797 году Резанов становится секретарём, затем обер-секретарём Сената, а вскоре император Павел I подписывает указ о создании на основе компаний Шелихова и других сибирских купцов единой Российско-Американской компании, чьё главное управление вскоре переводится из Иркутска в Петербург. «Уполномоченным корреспондентом» новой компании назначается Николай Петрович Резанов. Теперь он государственный вельможа и предприниматель одновременно. Кажется, есть всё для счастливой жизни: положение в обществе, богатство, молодая жена – можно только позавидовать. Но, видимо, зависти вокруг оказалось слишком много, и была она столь чёрной, что в судьбе нашего героя начинается полоса потрясений и неудач, которые в скором времени и свели его в могилу.
В 1802 году при рождении второго ребёнка, дочери Ольги (первенец, сын Пётр, родился годом раньше), умирает его жена, Анна Григорьевна. Резанов подавлен и безутешен, и в это время новый император, Александр I, предлагает ему принять участие в готовящейся первой русской морской кругосветной экспедиции и в ранге Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра возглавить миссию для установления торговых отношений России с Японией, а заодно – развеяться. Резанов с радостью согласился и начал активно готовиться к путешествию. Но знал бы он, какие испытания ждут его впереди…
26 июля 1803 года суда «Надежда» и «Нева» вышли из Кронштадта, чтобы, пройдя через Атлантический и Тихий океаны, достигнуть Камчатки, Японии и Аляски, а затем через Индийский и Атлантический океаны вернуться домой, совершив первое в истории российского флота кругосветное путешествие. Целью экспедиции была доставка различных припасов и инспекция русских колоний на Аляске. Также на судах находилась миссия для установления дипломатических и торговых связей с Японией и несколько японцев, попавших в кораблекрушение у русских берегов и теперь кружным путём возвращаемых на родину.
Начальником экспедиции обычно называется И.Ф. Крузенштерн, однако, это верно лишь отчасти. По мнению некоторых авторов, именно вопрос о том, кто же возглавлял плавание, стал яблоком раздора между Резановым и Крузенштерном. Существует документ, подписанный императором Александром I и датированный 10 июля 1803 года, отрывок из которого необходимо привести, чтобы было понятно дальнейшее развитие событий:
Инструкция, данная действительному камергеру Резанову.
Государь император, всемилостивейше назнача посланником ко двору японскому, на каковой предмет Ваше превосходительство снабдены уже особую инструкциею, распространяет ещё более монаршую к Вам доверенность, возлагая на Вас исполнение и прочих частей, кои в нижеследующих статьях объявлены будут.
Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской компании, от которой они на собственный счёт её куплены, вооружены и снабдены приличным грузом; Его Императорское Величество, покровительствуя торговле, повелел снабдить компанию офицерами и матросами, а, наконец, отправя при сём случае японскую миссию, благоволит один из кораблей, на коем помещена будет миссия, принять на счёт короны; сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству Вашему.
Предоставляя флота г-м капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во всё время вояжа Вашего командование судами и морскими служителями яко частию, от собственного их искусства и сведения зависящею, и поручая начальствование из них первому, имеете Вы с Вашей стороны обще с г-ном Крузенштерном наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе, как по совершенной необходимости, и стараться, чтоб всё споспешествовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, Вам предназначенной.
Как видно из этой инструкции, верховное началие над экспедицией поручалось именно Резанову, но более неудачного решения, на мой взгляд, нельзя было придумать, ибо поставило всю экспедицию на грань срыва. Почему я так считаю? Попытаюсь ответить на этот вопрос. В литературе можно встретить мнение, что ненависть Крузенштерна к Резанову проистекала главным образом из ревности к славе начальника первой русской кругосветной экспедиции. Быть может, отчасти так оно и было, но лишь отчасти. Сводить всё к этому не стоит, ведь необходимо объективно оценить ситуацию, сложившуюся с руководством экспедиции.
Итак, двум судам предстоит совершить кругосветное плавание, проведя в открытом море не один месяц, пройти три океана, побывать на четырёх континентах, обогнуть страшный для моряков мыс Горн. Удача похода, да и сама жизнь его участников почти полностью зависит от искусства и опыта капитанов.
В какой же ситуации оказался Крузенштерн? Он несёт ответственность за успешное плавание и возвращение домой двух судов: в случае неудачи отвечать ему, капитан-лейтенанту. Однако он не хозяин даже на собственном судне, ибо здесь находится другой человек, причём в генеральском чине, которому предписано осуществлять руководство.
Этот человек не только не профессиональный моряк, но и, вообще, первый раз в море. А Крузенштерн и Лисянский опытные моряки, оба, кроме прочего, по шесть лет прослужили на английском флоте, где капитан чуть ли не выше Бога, побывали в трёх океанах и на разных континентах, участвовали в морских боях. Лисянский, например, за 18 морских кампаний был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени. И вот над ними, в море, начальником поставлен сухопутный штатский человек, придворный вельможа. Есть чем ущемить самолюбие двух капитанов. Представим лишь на минуту, что экспедицию возглавил бы не Резанов, а его современник Фёдор Фёдорович Ушаков, и вряд ли Крузенштерн, каким бы плохим ни был его характер, попытался оспаривать старшинство прославленного адмирала, да и кто из команды поддержал бы его в этом. Так что назначение Резанова начальником кругосветной морской экспедиции было существенной ошибкой.
Другой ошибкой было то, что начальник экспедиции не был, как это принято в армии, на флоте, да и во многих гражданских учреждениях, представлен командам судов. Произошло то, что называют «келейностью» назначения. Да-да, именно так! Команды твёрдо не знали, кто их начальник, и об этом пишет сам Резанов, рассказывая о событии (почти бунте), произошедшем 25 апреля 1804 года в Тихом океане, и поведении Крузенштерна:
Извольте идти и нести ваши инструкции, кричал он, оба корабля в неизвестности о начальстве, и я не знаю, что делать.
И это спустя девять месяцев после отправления судов из России! В другом месте Резанов напишет, что он давал инструкции Крузенштерну лично в руки ещё в Кронштадте, а вот читал ли их последний – Резанову было неизвестно. Демонстрация инструкций с царской подписью произвела обратный результат:
Прочтя им высочайшее поручение начальства, услышал хохот и вопросы, кто подписал? Я отвечал: «Государь ваш, Александр». – «Да кто писал?» – «Не знаю», – сказал я. – «То-то не знаю, кричал Лисянский, мы хотим знать, кто писал, а подписать-то знаем, что он всё подпишет», а лейтенант Ратманов кричал, намекая на бытность Резанова обер-прокурором Сената, что «ещё он прокурор, а не знает законов, что где объявляет указы», а затем добавил, «ругаясь по-матерну»: «Его скота заколотить в каюту».
Как видно, вопрос был гораздо более серьёзный, чем просто делёж славы между Резановым и Крузенштерном. Почему почти все офицеры, а не только Крузенштерн, выступили против Резанова? Это ведь был, по сути, бунт не только против него, а и против того, кто его назначил начальником экспедиции, то есть императора России, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотя, с другой стороны, можно ли полностью доверять свидетельству лишь одной из конфликтующих сторон?
Вообще, ситуация на судах была очень непростой, и было бы неправильно оценивать её, опираясь на свидетельства Резанова или Крузенштерна, которые явно не сошлись характерами, да и отнюдь не стремились к огласке многих происшествий на судах в силу своей ответственности за поддержание порядка в экспедиции. А поскольку конфликт двух начальников расколол экипажи судов на два лагеря, то и суждения на эту тему других участников экспедиции (например, лейтенанта Ратманова) тоже весьма далеки от объективности.
Но несмотря ни на что «Надежда» пришла, наконец, в Петропавловск-Камчатский. Крузенштерн и офицеры при посредничестве местного коменданта генерала Кошелева помирились с Резановым, попросив у него прощения. Казалось, все неприятности позади, но не тут-то было.
Миссия в Японию закончилась провалом, и, хотя она не могла завершиться ничем иным по объективным причинам, это дало повод к новому злословию. По возвращении из Японии на Камчатку Резанов окончательно покинул «Надежду» и на другом судне отправился на Аляску, где застал русские колонии в совершенно трагическом положении: кроме полного упадка нравов, пьянства, и частых жестоких набегов местных племён, им угрожал голод. И тогда Резанов принимает решение отправиться за продовольствием в ближайшее к Аляске обжитое людьми место – в Калифорнию. Вскоре он на судне Российско-Американской компании «Юнона» отправился в путь, намереваясь попасть в столицу Калифорнии город Монтеррей, но бури и течения так потрепали судно, что оно было вынуждено зайти в ближайший порт, коим оказался Сан-Франциско. Судьба!
Да, волею судьбы Николай Петрович Резанов, ожидая прибытия из Монтеррея губернатора Калифорнии, стал гостем в доме местного коменданта Дона Жозе де Аргуэлло. И здесь произошла встреча, о которой Резанов уже по возвращении на Аляску, в Новоархангельск, так напишет в своём письме министру коммерции графу Н.П. Румянцеву:
В ожидании губернатора, проводили мы каждый день в доме гостеприимных Аргуэлло и довольно коротко ознакомились. Из прекрасных сестёр коменданта донна Консепсия слывёт красотою Калифорнии, итак, Ваше Сиятельство, согласиться изволите, что за страдания наши мы довольно награждены были и время своё проводили весело. Простите, милостивый государь, что в столь серьёзном письме моём вмешал я нечто романтическое.
И вдруг дальше в этом письме открывается не тот, идеализированный писателями и поэтами, а совсем другой Резанов: человек вполне холодного расчёта, опытный ловелас и интриган с известной долей цинизма, готовый зайти весьма далеко за грань морали, как будто следуя старому иезуитскому принципу о цели, оправдывающей средства. Впрочем, ему и слово:
Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение моё неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей своих ни малой надежды не имея, решился я на серьёзный тон переменить мои вежливости. Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер её, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну её неприятною. «Прекрасная земля, тёплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего». Я представлял ей российский посуровее и притом во всём изобильный, она готова была жить в нём, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьёзнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. Предложение моё сразило воспитанных в фанатизме родителей её, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегали к миссионерам, те не знали, как решиться, возили бедную Консепсию в церковь, исповедывали её, убеждали к отказу, но решимость её, наконец, всех успокоила. Святые отцы оставили разрешению Римского Престола, и я, ежели не мог окончить женитьбы моей, то сделал на то кондиционный акт и принудил помолвить нас, на то соглашено с тем, чтоб до разрешения Папы было сие тайною. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял я уже портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и губернатор крайне удивился-изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего и что сам он, так сказать в гостях у меня очутился.
Кому как, а в моих глазах Резанов от этого сильно потерял. Пожалуй, мне даже стала понятна неприязнь к нему грубых, но простодушных и неискушённых в интригах морских офицеров. Непрост, ох непрост был Николай Петрович. Собственно, он и не мог быть другим, сделав блестящую карьеру при екатерининском дворе, устояв и даже упрочив своё положение при Павле I, при котором множество сановников из окружения Екатерины оказались в опале, и опять же оставшись на властной вершине теперь уже при Александре I. И надо трезво смотреть на вещи, не идеализировать его образ, создавая из него романтического героя, или же, напротив, смаковать его пороки, как делают некоторые авторы, а принимать его таким, каким он был на самом деле. Искушённый в придворных интригах вельможа и дальновидный государственный деятель, путешественник и писатель, действительный камергер Николай Петрович Резанов со всеми своими достоинствами и недостатками был порождением и частью современного ему общества, сыном своего времени.
Правда, оценивая поведение Резанова в данной ситуации с позиции абстрактной морали, мы не учитываем одну очень важную вещь: его не совсем этичное поведение позволило быстро решить вопрос с закупкой продовольствия для русских колоний на Аляске и спасти от голода сотни людей. Итак, на одной чаше весов разбитая жизнь девушки, на другой же – не одна спасённая от голодной смерти человеческая жизнь. Не мне быть здесь судьёй.
В голове Резанова рождаются грандиозные планы закрепить русское влияние в Калифорнии и на Тихом океане, для реализации которых ему нужно было срочно добраться до Петербурга и получить разрешение на брак с католичкой.
Но был не только расчёт. Любовь всё же поразила сердце Резанова, вдохнув в него новые силы. Он спешит в российскую столицу. А путь ох как долог и труден: из Сан-Франциско обратно на Аляску, в Новоархангельск, затем через океан до Охотска, а уже оттуда не одна тысяча вёрст на лошадях по бескрайним просторам Евразии, по самым диким и суровым местам Сибири. Слабое здоровье Николая Петровича не выдержало – он тяжело заболел. Чувствуя приближение смерти, когда нет смысла притворяться, он пишет последнее письмо родным, сделав к нему короткую, но многозначительную приписку:
Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Консепсия мила, как Ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю её, и плачу о том, что нет ей места в сердце моём, здесь я, друг мой, как грешник на духу каюсь, но ты, как пастырь мой, сохрани тайну.
«Любовь моя» – это Анна Шелихова, первая жена.
1 марта 1807 года Николай Петрович Резанов скончался в Красноярске, где и был похоронен. А его невеста – пятнадцатилетняя девочка Кончита, в далёкой Калифорнии продолжала ждать своего жениха, ждать, даже зная, что он уже умер. Ждала его тридцать пять лет, так и не выйдя замуж. Затем она приняла монашество и ушла в монастырь, где умерла в 1857 году в возрасте шестидесяти шести лет.
Я не побоюсь утверждать, что ни высокие государственные посты, ни заслуги, ни ордена, ни даже участие в первой русской кругосветной экспедиции не сохранили бы так имени Резанова в истории – ожидание Кончиты не дало ему исчезнуть в тумане забвения. Звезда любви Резанова и Кончиты, вспыхнув на мгновение, словно метеор, упала тут же в океан времени, но оставила яркий след, сияющий уже двести лет.
Памятник командору Николаю Петровичу Резанову в Красноярске
Но была ещё и та сторона личности Резанова, которая остаётся совсем малоизвестной. Взгляды этого политика и мыслителя на развитие тихоокеанского региона опередили жизнь как минимум на полвека. Прежде всего, надо отметить чрезвычайную разносторонность познаний и интересов Николая Петровича: его путевой дневник (попавший затем в библиотеку российской Академии наук), донесения и письма – ценнейший источник сведений о посещённых им краях и странах, из которых наибольший интерес для нас представляют Камчатка, Курильские и Алеутские острова, Аляска и Калифорния.
Резанова интересует буквально всё: природа посещаемых земель, населяющие эти земли люди, их жизнь и обычаи, перспективы развития увиденных территорий и возможные перспективы для России. Для ведения переговоров в Японии он ещё по пути туда с помощью бывших на судне японцев начал учить японский язык и даже составил «Словарь японского язык» и «Руководство к познанию японского языка», содержащее «азбуку», грамматические правила и разговорник. Обе книги (они не были изданы) были им отправлены в 1805 году с Камчатки в Петербург президенту Академии наук, членом которой он был избран двумя годами раньше. Находясь в Калифорнии, Резанов заговорил по-испански. Мы можем также увидеть в нём хватку прирождённого коммерсанта, прекрасно разбирающегося в конъюнктуре рынка даже в таких местах, о которых мало кто из россиян вообще имел представление.
В донесениях императору, письмах министру коммерции и директорам Российско-Американской компании он выступает как горячий сторонник закрепления России в северной части Тихого океана, но в то же время как трезвый политик видит всю массу и сложность проблем, мешающих этому. Но он не только отмечает проблемы, но и разрабатывает конкретные, продуманные до деталей планы их решения.
Ещё в 1804 году в своём донесении императору Александру I он предлагал силой оружия разрушить самоизоляцию Японии, склонив её к торговле с Россией. Он писал царю, что собирается сам возглавить военную акцию, но калифорнийские события и скорая смерть не дали осуществиться этим планам. Лишь в 1854 году коммодор флота США Мэтью Колбрайт Перри под угрозой пушек своей эскадры заставил японское правительство подписать с Соединёнными Штатами договор, нарушивший многовековую самоизоляцию Японии. Вскоре последовали соответствующие договоры японского правительства с Россией, Англией и Францией.
В том же донесении царю Резанов пишет, что своей властью запретил близ Алеутских островов охоту на морских котиков, дабы сохранить их поголовье и сберечь от уничтожения. Хотя вряд ли этот запрет реально затормозил выгодный промысел, нужно отдать должное человеку, опередившему активистов Гринписа почти на два столетия.
Ознакомившись с положением дел в русских поселениях на Аляске и на побережье современной Канады он точно предвидел, что за счёт лишь усилий Российско-Американской компании без мощной поддержки государства они обречены на исчезновение, что и произошло в 1867 году, когда правительство Александра II продало Аляску и прочие русские владения Соединённым Штатам Америки. Ещё ранее, в 1841 году, было продано самое южное русское поселение на американском континенте – известный Форт Росс, основанный в 1812 году в Калифорнии неподалёку от Сан-Франциско.
Но спустя почти полвека после смерти Резанова Россия всё-таки твёрдо встала на берегах Тихого океана. Был поднят русский флаг над Сахалином, о чём мечтал Резанов, на российском тихоокеанском побережье стали возникать новые города. Так в 1860 году был основан город, который станет воротами России в Тихий океан и будет наречён Владетелем Востока – Владивосток…
Злоключения Резанова продолжились и после его смерти: могила, где он был похоронен в Красноярске, уничтожена, и никто сейчас не знает точно, где покоится его прах в настоящее время. Впрочем, на старинном Троицком кладбище есть могила, над которой стоит красивый мраморный крест. Но под ним никого нет. По сведениям красноярских краеведов, прах Резанова в конце 50-х годов прошлого века был перенесён на это кладбище, но куда именно, никто сейчас сказать не может. Есть лишь предположения.
Правда, Николай Петрович всё-таки завершил своё кругосветное путешествие, пусть совершенно мистическим образом: если в Красноярске с горы, на которой находится Троицкое кладбище, спуститься вниз к Енисею, то мы попадём на место, которое уже прочно вошло в жизнь горожан с названием… Кронштадт! Кто и когда назвал так это место – неизвестно. Видимо, так распорядилось само Провидение.
Владимир Агте,
член Союза журналистов России
Перейти к авторской колонке
